Ветер Безлюдья

Бусик

Папа зарылся в трехтомной энциклопедии которая была издана в шестидесятом году прошлого века. Едва мне открыл, как вернулся в кресло, взял книгу и серьезно произнес:

— Этого нет нигде. То, что публикуют в сети сейчас иногда просто смешно! Как раньше подходили к делу, и как сейчас, почитай?

— Почитай ты мне, а я займусь твоим ужином.

Я разулась, скинула рюкзак с купленными продуктами, и стала готовить. Пыталась вникнуть в то, что слышала, поддакивала, уточняла и изображала искреннюю заинтересованность, которой не было.

— А что пишут здесь — сравни! — И еще пара абзацев из другого тома. — Это ценнейший книги. Когда меня не станет, я завещаю их тебе, и не вздумай продавать, ты заглянешь на эти страницы и оценишь уникальность.

— Петрушку в салат резать?

— Режь… Ты меня слушала?

— Слушала, только не люблю, когда ты говоришь о смерти.

— К такому всегда надо быть готовой, дочка. Я всегда о ней помню и хочу успеть как можно больше. Кстати… — он поднялся, взял планшет, и подошел к кухонной стойке. — Пока твои уши свободны, я бы хотел разобраться с твоей статьей. Здесь меньше ошибок, чем раньше, учишься, молодец, но вот, что бросается в глаза…

Как же отец был увлечен своим делом, и писал хорошо, что приобщить меня к тому же было его страстью. Он так давно мечтал об этом, столько вкладывал сил — оплатил мне и образование, и недавние курсы, и нашел лояльного заказчика под мои еще зеленые статьи. На меня довлело все — и чувство умиления, и чувство благодарности, и чувство вины. Но теперь, кроме этих статей, ничего не стало — ни игр в рендзю, ни его викторин, ни обсуждения книг.

Как можно после всех жертв со стороны папы и мамы, заявить — «не хочу»? Как можно отказать близкому, если просят «сделай это ради меня»?

— Все, я устал, я в кресло. Позавчера дождь, сегодня сыро — спина прямо стреляет!

— Ты выходил?

— Нет, я последний раз поднимался в оранжерею, когда солнце было.

— Давай массаж закажем, приедет специалист, разомнет спину.

— Нет, не нужно. Еще деньги тратить.

— Тогда пройди обследование — если намечается грыжа, потом еще хуже будет.

— Какая же ты зануда, Эльса, стоит с тобой поделиться, как ты начинаешь опять…

— Если болит, нужно действовать, а не жаловаться каждый день, так и не решая проблему.

Папа ушел, демонстративно замолчал и стал про себя перечитывать текст на планшете. Пока тушились овощи и освободились двадцать минут, я решила сделать часть уборки — намочила тряпку и полезла к верхним полкам стеллажа. Многие книги я знала, — некоторые читала потому что сама хотела, некоторые потому, что было нужно. Едва я сунулась туда, в папин библиотечный угол, как вместе с запахом пыли, обложек и плотных листов я вдохнула и запах старого дома. Все полихаусы, сколько я в них бывала, — отличались одним: кондиционированным воздухом и гипоалергенными материалами в отделке. И во всех видах пластика и синтетики запахи не зарождались и не задерживались.

Вот во Дворах и в трущобах можно вдохнуть целую палитру — паркетный воск, обои, шерсть, ткань, дерево, пыль всех видов, плесень и даже землю. Запахи кухни, еды, — единственное, что могло объединить старое представление о доме с новой современной ячейкой этого человеческого муравейника.

Словарь синонимов стоял на второй верхней полке и был самой толстой книгой. Информационно — устарел, но отец его хранил из-за ностальгии — подарок дедушки на его семилетие, со стихами, написанными от руки на фронтисписе.

— Как там у твоей тетки дела?

Я посмотрела на него сверху вниз, понимая, что вопрос не про тетю Лолу, а про Эльсу.

— Хорошо. Стала про тебя спрашивать.

— Нет, мне подробностей не нужно. Я все равно не поеду ее навещать или что-то вроде того… у тебя сейчас много уходит на ее содержание?

— Нет. Отопительный сезон давно кончился, поэтому коммуналка стала меньше. Сезонные фрукты и овощи тоже дешевле, я их беру.

— Хорошо. Да, это даже хорошо, что ты к ней ездишь… нужно всегда видеть и помнить. К чему приводит гонка за пустыми мечтами, розовые очки и безответственность. Где я сейчас, и где она. Учись, Лисенок, и сравнивай. Думай над тем как ты хочешь жить.

Он стал тереть подбородок, но от чтения не отвлекался, говоря это между делом. Мелькнула мысль сказать ему о предчувствии самой Эльсы о скорой смерти, но он мог воспринять это за блажь, манипуляцию. И я знала, что спрашивает о ней из вежливости. Насколько сильно все же вытравились их отношения.

Словарь не удержался в руке, пока я протирала под ним полку, он скользнул из ладони у стукнулся ребром о край. На пол не упал, я все же удержала книгу, но из-за этого удара из толщины листов вдруг выскочил белый треугольник. Потянув за него, достала напечатанную фотокарточку. На ней папе и Эльсе было лет по шестнадцать. Две рыжие головы, две белозубые улыбки и глаза, полные счастья — селфи на смартфон тех лет. Снимок как под заказ на тему разговора и моих размышлений. Я аккуратно положила книгу и открыла на середине, — листы разошлись там, где было вложено несколько карточек. И местами странички оттопырились, где всего по одной-две фотографии. Везде он и Эльса — детские фото, что снимали бабушка или дедушка, школьные, самые старшие — восемнадцати, когда папа уже уходил в самостоятельное плаванье в ВУЗ и отдельное проживание. И снимки были других периодов: мама, — улыбчивая, хрупкая, с копной темных волос под каре, сидела на подоконники большой рекреации. Папа за кафедрой у стереоэкрана — лохматый с приличной бородой по моде тридцатых.

— Чего ты там затихла?

— Фотографии нашла.

— Что? — Папа поднял голову и схмурился, увидев словарь, заворчал: — Не надо в этом копаться…

— А зачем ты их распечатал? У нас огромный цифровой архив, там же все есть.

— Спустись, а то свалишься… я всегда боялся, что что-нибудь случится с жестким диском и все исчезнет, или вирус сотрет. А на бумаге, это вещественно, материально.

— Потерять, порвать, сгореть, она даже выгореть на свету может легко. В чем разница?

— Я тебе не объясню даже… Разница в том, что я могу держать фото в руках, и уничтожить снимок можно только силой. Ты не должна была находить их.

Я спустилась к его креслу.

— Почему?

— Потому что ты не удержишься и все расскажешь маме.

— Не расскажу.

Он забрал у меня стопку фото с Эльсой и с улыбкой стал их перебирать.

— Твоя мама слишком не любит твою тетку, та в один период очень мешала нашей семье своими требованиями. А я, по мягкости, слишком ей потакал. В один из дней мы сильно поссорились, так Надин села за компьютер, пока меня не было дома, и стерла несколько папок из семейного архива. Я восстановил почти все благодаря тому что копии остались у родителей. Но чего у них не было — уже не вернуть.

Ближе к последним страницам в закладках я нашла особое фото. Взяв в руки снимок, почувствовала, как похолодели пальцы — отец сидела за своим рабочим столом в нашей последней квартире в трущобах, печатал что-то, смотрел в экран, а на его плечах лежал тощий серый кот. Папе по виду как раз около пятидесяти, значит, это было то время…

— Бусик…

Я никогда не видела, чтобы отец бледнел! Всегда краснел, а здесь вдруг схлынул в цвете. Он поднялся со своего места быстро, забыв о спине, выхватил у меня из рук словарь и снимок:

— Хватит! Все, иди занимайся кастрюлями. Не нужно убираться, не нужно копаться в моих вещах!

— У нас был когда-то кот?

— Н… ннн… не надо расспрашивать, — с заиканием процедил он, — это ерунда, случайность и все — п-притащил с собой мой знакомый, потом унес. Это его кот, а не наш.

— Какой знакомый?

— Давний. Все. Тема закрыта, и не лезь к фотографиям, они мои. Я же к тебе не прихожу и не роюсь везде? Не лезу?

Не все тайны раскрыты. Еще недавно мне казалось, что папа и мама рассказали мне про убийство и клинику, и это было единственное, что стоило от меня скрывать. Реально важное! Но зачем делать тайну из того, что у нас какое-то время жил кот? Не долго — иначе бы я помнила это из не стертых месяцев своей жизни. А как узнать? У кого спросить? Кто сможет ответить, даже если знает?