Витязь в тигровой шкуре

Вот посланье той, чей образ пламенеет над вселенной:

"Витязь, ты сиял сегодня, словно камень драгоценный!

На коне ты мчался лихо, красотой дивил отменной, —

Сладких слез моих причина мне казалась несравненной.

Восхвалять тебя должна я от восхода до заката,

Но, увы, с тобой в разлуке я отчаяньем объята.

Ради льва лелеет солнце прелесть розы и агата,

И клянусь тебе светилом, что верна тебе я свято.

И хотя ты не напрасно проливаешь слез поток, —

Не печалься, умоляю, — горе витязю не впрок.

Кто из нас собою краше, это знает только бог.

Я хочу, чтоб ты вуалью красоту мою облек.

Ты укрась меня вуалью чужестранной, дорогою,

Чтоб прекрасный твой подарок неразлучен был со мною,

Сам носи мое запястье, я дарю его герою, —

Память этой дивной ночи да пребудет век с тобою!"

Застонав при этом слове, словно зверь в ночи туманной,

Тариэл запястье тронул: "Вот он, дар моей желанной!"

Снял с руки его, рыдая, удручен душевной раной,

И, прильнув к нему устами, пал на землю бездыханный.

Как мертвец перед могилой, он лежал, тоской убит.

На груди темнели пятна от ударов о гранит.

Бледный лик Асмат терзала, исторгая кровь ланит,

И водою орошала друга, мертвого на вид.

Автандил смотрел на брата, полный горя и волненья.

Слезы девы прожигали неподвижные каменья.

Наконец очнулся витязь и сказал через мгновенье:

"Кровь моя — добыча рока. Как не умер в этот день я?"

Бледный, он присел на ложе, посмотрел как бесноватый,

Принимая цвет шафрана, роза стала желтоватой.

И молчал он долго-долго, удручен своей утратой,

И не радовался жизни, безнадежностью объятый.

И сказал он Автандилу: "Хоть темно мое сознанье,

Для тебя я попытаюсь довершить повествованье,

Потому что встреча с другом порождает упованья...

Удивляюсь, как живу я, несмотря на все терзанья.

Так Асмат сестры дороже стала сердцу моему,

Мне дала она запястье — дар, приложенный к письму.

Я сказал, что то запястье девы с радостью приму,

Ей же дал вуаль из ткани, не известной никому".