Витязь в тигровой шкуре

Утром витязь облачился и из дома вышел рано.

"Боже, — он молил, — да будет сокровенна эта рана!

Помоги мне скрыть от мира, как царица мне желанна!"

И поехал он к вазиру, царедворцу Ростевана.

Тот сказал: "Над нашим домом загорелся луч рассвета,

Значит, радость не напрасно предвещала мне примета!"

И с глубоким он поклоном встретил славного спаспета:

Если гость приятен сердцу, он дороже самоцвета.

Добродетельный хозяин слезть помог ему с коня.

До крыльца ему коврами уложила путь родня.

И внезапно дом вазира озарился светом дня.

"Запах роз, — сказал хозяин, — долетел и до меня!"

Витязь сел, и домочадцы погрузились в лицезренье,

И сердца их задрожали в безграничном восхищенье, —

Десять тысяч воздыханий здесь послышалось, не мене...

Но вазир велел им выйти, и они ушли в смятенье.

И сказал вазиру витязь, подобрав слова по нраву:

"Во дворце у Ростевана первенствуешь ты по праву.

Царь во всем тебе послушен, ты блюдешь его державу.

Помоги же мне сегодня, заслужи почет и славу!

Этот витязь солнцеликий истомил меня и сжег!

Разлученный с Тариэлом, я от боли изнемог!

Для меня не избегает он ни горя, ни тревог, —

Бескорыстие и щедрость — дружбы подлинной залог.

Словно сеть, тоска о друге ныне сердцем овладела, —

Сам я здесь, перед тобою, сердце — возле Тариэла:

Он сжигает всех, как солнце! Нет красе его предела!

И Асмат за это время стать сестрою мне успела.

Я поклялся страшной клятвой, уезжая от собрата:

"Я вернусь к тебе, приятный даже глазу супостата!

Я найду твою царевну, что пропала без возврата!"

И теперь перед отъездом грудь моя огнем объята.

Я тебе открою правду: коль, безумный, как всегда,

Он надеется на друга, как не ехать мне туда?

Ведь в беде миджнур миджнура не бросает никогда.

Нарушающему клятву не укрыться от стыда.

Ты скажи царю об этом, и, клянусь его главою,

Если он меня отпустит, я вернусь к тому герою.

Если ж он меня задержит, сердца я не успокою.

Помоги же мне сегодня, дай мне справиться с бедою!

Передай царю: "Владыка, почитаемый народом!

Горько мне тебя сегодня огорчать своим уходом!

Но прекрасный этот витязь жжет мне душу год за годом,

Завладел моим он сердцем и обрек его невзгодам.

Царь! Без этого миджнура жить я больше не могу!

Он и разума и сердца твоего лишил слугу.

Ты же сам стяжаешь славу, коль ему я помогу,

А постигнет неудача — все ж не буду я в долгу.

На уход мой, царь великий, понапрасну ты не сетуй.

То, что бог нам уготовал, да свершится в жизни этой!

Может быть, из стран далеких я вернусь к тебе с победой.

Не вернусь — так благоденствуй и врагов один преследуй!"

Автандил сказал вазиру: "Изъясняться не умея,

Рассказал тебе я кратко, что имею на уме я.

Ты же царского согласья добивайся не робея, —

Чистым золотом сто тысяч за услугу дам тебе я".

Но вазир сказал с улыбкой: "Не бросайся ты казной,

Мне довольно, что к богатству указал ты путь прямой.

Лишь открою Ростевану этот замысел я твой,

Царь, без всякого сомненья, одарит меня с лихвой.

Так меня он осчастливит, что, клянусь душой и телом,

С головой я вмиг расстанусь, занимаясь этим делом.

А дороже этой жизни есть ли что на свете белом?

Хоть убей, не вижу смысла я в таком поступке смелом.

Не могу же я напрасно погибать тебе в угоду!

Царь мне скажет: "Как ты смеешь потакать его уходу?

Где твой ум, коль дать острастки не умеешь сумасброду?"

Нет, уж лучше мне погибнуть, чем нажить себе невзгоду!

Но коль царь и согласится, что на это скажет рать?

Для чего ей полководца на чужбину отпускать?

Ведь, соперничая с нами, враг поднимется опять, —

Воробей и тот стремится в небе коршуном летать!"

Автандил сказал, заплакав: "Умереть мне лишь осталось!

Видно, ты, вазир, не знаешь, каковы любовь и жалость!

Неужели клятва дружбы для тебя — пустая малость?

Как могу я жить без друга, чтоб душа не убивалась?

Повернулось наше солнце и уже не светит ясно,

Нужно нам помочь светилу, чтоб не сетовать напрасно.

Что мне выгодно, что вредно — это знаю я прекрасно.

Неразумною беседой утешать себя опасно.

Что за польза Ростевану, что за выгода войскам,

Если их военачальник предан горю и слезам?

Лучше я опять уеду, чтоб не впасть в великий срам. —

Кто, скажи мне, так страдает, как страдает витязь там?

Отчего же на миджнура смотришь ты неблагосклонно?

Сталь и та, подобно воску, от его растает стона!

Не залить мне слез страдальца всеми волнами Геона!

Коль поможешь, и тебе я помогу, служа у трона.

Если царь меня не пустит, все равно тайком уеду,

Пусть погибну ради друга, лишь послал бы бог победу!

Царь тебя не покарает за пристойную беседу, —

Помоги же мне в несчастье! Окажи услугу эту!"

И вазир ему ответил: "Я огнем твоим объят!

Эти жалобы и слезы ранят сердце и томят.

Хорошо, коль к месту скажешь, но беда, коль невпопад.

Так и быть, пойду с докладом. Пусть я буду виноват!"

И вазир, промолвив это, поспешил к царю, и скоро

Царь предстал ему, сияя дивной роскошью убора.

Оробел вазир смущенный и не начал разговора,

И не смел поднять в молчанье опечаленного взора.

Увидав его безмолвным, царь воскликнул: "Что с тобою?

Почему в такой тревоге ты стоишь передо мною?"

"Государь, — вазир ответил, — ныне я объят тоскою:

Волен ты со мной покончить, услыхав, что я открою!

Скорбь души моей, владыка, не умножит прочих бед.

Я боюсь, хотя бояться мне, посланцу, пользы нет.

Дозволения уехать ныне просит твой спаспет,

Ни во что он жизнь не ставит, свой не выполнив обет".

И, смущенный, рассказал он все, что знал об Автандиле:

"Я любви его великой описать тебе не в силе...

Он настаивает, просит, льет он слезы в изобилье...

Гнев твой будет справедливым, что бы там ни говорили!"

У царя при этой вести затуманилось сознанье.

Будь тут люди, гнев владыки устрашил бы все собранье.

"Что сказал ты мне, безумец! — он вскричал в негодованье. —

Лишь злодей спешит повсюду злое выискать деянье!

Почему ты вдруг примчался, словно с радостью какой?

Лишь изменник вероломный нож готовит за спиной!

Как язык твой повернулся, чтоб нарушить мой покой?

Недостоин быть безумец ни вазиром, ни слугой!

Почему ты с господином непочтителен при встрече?

Позволительно ли сдуру говорить такие речи?

Лучше б я оглох внезапно, видя дурня издалече!

Жаль, что смерть твоя, несчастный, грузом ляжет мне на плечи!

Если б не был ты подослан Автандилом, — бог свидетель,

Снес бы голову тебе я за такую добродетель!

Уходи же прочь отсюда, по чужим делам радетель!

Ах, как чудно ты устроил! Ах, какой ты благодетель!"

И нагнулся царь и стулом запустил в него тотчас,

Хорошо, что промахнулся: стул был крепок, как алмаз.

"Как ты смел сказать, что витязь покидает снова нас!"

И у старого вазира слезы хлынули из глаз.

Не посмев с владыкой спорить и желая удалиться,

Старец выскочил за двери, как побитая лисица.

Во дворец вошел он смело; возвратясь, не стал гордиться...

Как вредим себе мы сами, враг вредить нам не решится!

Он сказал: "Создатель видит — во грехе живу едином,

Ослеплен я и обманут, счастья нет моим сединам!

Ведь любой, кто столь же дерзко обойдется с господином,

За грехи, как я, ответит по обычаям старинным!"

И, жестоко посрамленный, он ушел, покинув зал,

И, нахмурясь, Автандилу укоризненно сказал:

"Подослав меня к владыке, ты ли ждешь моих похвал?

Хорошо, что я, несчастный, головы не потерял!"

И напомнил он о взятке, намекнул о ней лукаво,

Как он мог сказать об этом, не могу понять я, право!

"Кто свое не держит слово — оскорбляет моурава!

Злато даже в преисподней все дела решает здраво!

Как бранил меня владыка, передать нельзя рассказом!

Он назвал меня злодеем, не моргнув при этом глазом!

Я утратил честь мужскую, потерял я прежний разум!

Не пошли творец терпенья, он со мной бы кончил разом!

Понимал и я, конечно, на какое дело шел.

Знал, что буду я несчастен, а владыка будет зол.

Но судьбу не переспоришь, и, как верный твой посол,

За твое благополучье я погибнуть предпочел!"

Автандил ему ответил: "Медлить мне не подобает.

Соловью грозит погибель, если роза увядает.

За целебною росою он тотчас же улетает,

И не знает он, что делать, коль ее не обретает.

Видишь сам: ни днем, ни ночью не имею я покоя.

Лучше мне блуждать, как зверю, угнетенному тоскою!

Зря меня владыка просит на врагов идти с войною.

Без слуги куда спокойней, чем с обиженным слугою!

Как ни сердится владыка, доложу ему опять, —

Он еще поймет, быть может, то, чего не мог понять.

Если он меня не пустит, я тайком покину рать.

Коль настало время смерти, ничего не жаль терять!"

Собеседники, поладив, заключили дело пиром,

И подарков там немало было роздано вазиром:

Дал он старым, дал он малым, дал богатым, дал и сирым.

Лишь когда садилось солнце, отпустил он гостя с миром.

И тогда сто тысяч злата вынул витязь из подвала,

Триста свертков аксамита, тоже стоящих немало,

Шестьдесят отличных лалов — что ни лал, то лучше лала, —

И послал их в дар вазиру, так, как это надлежало.

Он велел сказать вазиру: "За меня ты принял муку,

Как могу я соразмерно оплатить твою услугу!

Буду я твоим слугою, коль придет конец недугу,

И воздам тебе любовью, как защитнику и другу!"

Чтоб воспеть его щедроты, слов я ныне не найду!

Знать, ему немалый подвиг был написан на роду.

Так и мы должны с другими жить в согласье и в ладу,

Верный друг не бросит друга, если тот попал в беду.