Витязь в тигровой шкуре

Витязь сел и, скорбный сердцем, так составил завещанье:

"Царь, к покинутому другу я спешу без колебанья.

Не могу его я бросить, он — души моей пыланье.

Будь ко мне добросердечен и прости мои деянья!

Не осудишь ты, я знаю, государь, мое решенье.

Мудрый друг не бросит друга, несмотря на все лишенья.

Вспомни, царь, Платон-философ нам оставил поученье:

"Ложь несет душе и телу бесконечные мученья".

Так как ложь — источник горя, то, покинув царский кров,

Ради страждущего друга ухожу я от пиров.

Для чего и мудрость людям, коль не чтить ее даров?

Знанья мудрых приобщают нас к гармонии миров.

О любви ты, верно, помнишь, что апостолы гласили,

Как в кимвалы ей бряцали, как в Писанье возносили?

"Возвышает человека лишь любовь!" — они твердили.

Прежде всех живущих в мире должен верить им не ты ли?

Тот, кто дал мне крепость тела и открыл мои зеницы,

Чьим могуществом незримым звери созданы и птицы,

Кто конечному созданью начертал его границы, —

Сто низводит к единице, сто творит из единицы.

То, что богу не угодно, — не случится на земле.

Вянут роза и фиалка, коль останутся во мгле.

Всякий взор к добру стремится, нет достоинства во зле.

Как могу я жить без друга с тяжкой думой на челе!

Как бы ни был ты разгневан, не лишай меня прощенья:

Я не в силах был исполнить твоего предназначенья.

Мне отъезд послужит средством от тоски и огорченья.

Пусть я буду жить в пустыне, лишь бы жить без принужденья.

Не найдешь ты утешенья, слезы горя проливая.

Ничего не в силах сделать против воли божества я.

Муж обязан быть вынослив, в тяжких бедах пребывая.

От судьбы уйти не может ни одна душа живая.

Что творец мне предназначил, то и сбудется сполна.

Коль вернусь назад, то в сердце потушу я пламена,

Встречусь радостно с тобою, как в былые времена...

Каково служенье дружбе, такова и мне цена.

Царь, коль кто меня осудит, осуди того всецело!

Неужели царским сердцем скорбь разлуки овладела?

Обмануть я и покинуть не способен Тариэла,

Он в лицо меня за гробом осрамит за это смело.

О друзьях иметь заботу никогда не вредно людям!

Презирая лицемеров, мы лжецов сурово судим.

Как же мог я, царь великий, стать предательства орудьем?

Хорошо ли, коль на помощь мы спешить к друзьям не будем?

Есть ли кто презренней труса, удрученного борьбой,

Кто теряется и медлит, смерть увидев пред собой?

Чем он лучше слабой пряхи, этот воин удалой?

Лучше нам гордиться славой, чем добычею иной.

Смерть сквозь горы и ущелья прилетит в одно мгновенье,

Храбрецов она и трусов — всех возьмет без промедленья.

И детей и престарелых ожидает погребенье.

Лучше славная кончина, чем постыдное спасенье!

Царь! Осмелюсь я напомнить: ничего не понимает

Тот, кто смерти ежедневно для себя не ожидает.

Ведь приходит днем и ночью та, что нас соединяет!

Не вернусь — так, значит, сердце снова боль претерпевает.

Если ж рок меня захочет погубить в чужой стране, —

Странник, я умру в дороге, сам с собой наедине.

Не сошьют друзья мне саван, не схоронят в тишине.

И тогда, незлобный сердцем, вспомни, царь мой, обо мне!

Многочисленным богатством я владел тебе в угоду.

Ты раздай богатство бедным, возврати рабам свободу.

Надели сирот несчастных, обреченных на невзгоду, —

Пусть я буду и по смерти дорог нашему народу.

Коль не все мои богатства пожелаешь взять в казну ты,

Пусть на них мосты построят и сиротские приюты.

Раздавай мои именья, не колеблясь ни минуты,

Ибо только ты сумеешь погасить мой пламень лютый.

От меня, владыка, больше не получишь ты вестей.

Поручил тебе я душу доброй волею своей.

Сатанинские затеи не пойдут на пользу ей.

Опочившего прости ты и слезу о нем пролей!

И еще, о царь могучий, я молю за Шермадина.

Ныне, горечью объятый, он лишился господина.

Обласкай его, как раньше я ласкал простолюдина,

Пусть не точит слез кровавых у порога властелина!

Написавший завещанье, я его теперь кончаю.

Царь, отец и воспитатель! Вновь тебя я покидаю!

Я тебе желаю счастья! Я в тоске изнемогаю!

Не давай врагам отчизны угрожать родному краю!"

Кончил он и Шермадину завещание вручил:

"Доложить царю об этом у тебя довольно сил,

Ведь никто служить не может так, как ты мне послужил!" —

И, обняв слугу, заплакал изнемогший Автандил.