Витязь в тигровой шкуре

Автандил вернулся в город, где оставил он дружину,

И войска, его увидев, были рады господину.

Люди быстро побежали, сообщили Шермадину:

"Прибыл тот, кто нас печалил, удалившись на чужбину".

Шермадин навстречу вышел, обнял витязя в волненье,

Проливая слезы счастья, целовал его колени.

Говорил он: "Ты ли это или только сновиденье?

Неужели ты здоровым прибыл, нам на удивленье?"

Витязь низко поклонился, приложил лицо к лицу.

Он сказал: "За то, что жив ты, благодарен я творцу".

И почтительно вельможи подходили к пришлецу,

И великое веселье разливалось по дворцу.

Так добрался юный витязь до отеческого крова,

И собрался целый город, чтоб увидеть удалого.

Жизнерадостный, веселый, он за пир уселся снова.

Радость этого свиданья описать не в силах слово!

И, пируя, Шермадину рассказал он на досуге,

Как нашел он Тариэла, пребывавшего в недуге.

Еле сдерживая слезы, о своем твердил он друге:

"Без него не успокоюсь ни в чертоге, ни в лачуге!"

Шермадин в ответ на это солнцеликому сказал:

"От царя твою поездку я старательно скрывал".

В этот день усталый витязь отдыхал и пировал,

Но с зарею сел на лошадь и в столицу поскакал.

Позабыв про утомленье, он спешил к своей невесте,

Шермадин, глашатай славный, о его вещал приезде.

Долгий путь десятидневный за три дня закончив вместе,

Привезли они в столицу долгожданное известье.

"Веселись, о царь могучий! — говорилось в донесенье. —

Я, твой раб, перед тобою полон страха и смиренья.

Тайны витязя не зная, угрызался каждый день я.

Ныне с добрыми вестями прибыл я в твои владенья".

И предстал пред Ростеваном Шермадин, честной гонец:

"Отыскавший чужеземца витязь едет во дворец!"

Своенравный и счастливый, восхитился царь-отец:

"То, что я просил у бога, получил я наконец!"

И сказал гонец царице, затмевающей светила:

"Ныне добрые известья, дева, жди от Автандила".

И царица ярче солнца землю светом озарила

И великими дарами Шермадина наградила.

Целый двор навстречу вышел. Ростеван явился тоже,

Оказал он Автандилу честь, которой нет дороже.

И была счастливой встреча, так что многие вельможи

На подвыпивших пьянчужек стали с радости похожи.

Витязь спешился и низко преклонился пред царем.

Обнял царь его великий и повел, ликуя, в дом.

Так, довольные друг другом, шли они, как сын с отцом.

И собравшиеся люди гостя славили кругом.

Лев, сильнейший между львами, к солнцу солнц пришел с приветом.

Вновь агат, кристалл и роза засияли пред спаспетом.

Солнцеликая царица озарилась нежным светом, —

В небе жить ей надлежало, а не в царском доме этом!

Учредили пир веселый, пили-ели до отвала.

Царь гордился Автандилом, как владыке надлежало.

Снежный иней красил старца, роза юношу венчала.

Жемчуга, подобно драхмам, получал там кто попало.

Наконец иссякли вина. Те, кто выпили, ушли.

Начал царь свои расспросы, и рассказы потекли.

Обо всем поведал витязь: как он странствовал вдали,

Как нашел он чужеземца посреди чужой земли.

Он сказал: "Не удивляйтесь, что жалею я собрата!

С ним сравнится лишь светило, не познавшее заката.

Тот, кто витязя увидит, ум теряет без возврата.

Но, увы, желтеет роза, опечалена и смята!

Если рок немилосердный сердце смертное изранит,

Роза примет вид шафрана, а тростник колючкой станет!"

Автандил, воспоминая, как несчастный витязь вянет,

Описал его несчастья и поведал, чем он занят:

"Захватив пещеры дэвов, он доверился мечу.

С ним наперсница царевны — дева, равная лучу.

Он закутан в шкуру тигра, презирает он парчу.

Жжет его огонь смертельный и сжигает, как свечу".

И когда о чужестранце кончил он повествованье, —

Как обрел он это диво и узрел его сиянье, —

В похвалу ему, герою, говорило все собранье:

"Совершил ты высший подвиг! Утолил свое желанье!"

Тинатин, ему внимая, ликовала всей душою,

Пировала, не гнушалась ни весельем, ни едою,

О свиданье после пира весть послала со слугою, —

Что еще могло сравниться с дивной радостью такою!

И пошел он, милосердный, не впадающий во гнев,

Пребывающий со львами солнцеликий юный лев...

Витязь мира, лал бесценный, кипарис среди дерев,

Сердце он сменял на сердце, сердцем девы овладев.

Словно райское алоэ над долиною Евфрата,

Тинатин ждала на троне, изукрашенном богато.

Чтоб воспеть ланиты эти, эти косы из агата,

По примеру древних греков мудрецов нужна палата!

Дева встретила героя, сесть на стул ему велела,

И приличная свиданью радость ими овладела.

Речь была их благородна и достойна их удела.

"Сколько мук, — она сказала, — вынес ты для Тариэла!"

Он ответил: "Коль желанья исполняет людям бог,

Вспоминать не подобает время горя и тревог.

Но теперь алоэ-древо изливает слезный ток,

Юный лик его, как роза, побледнел и изнемог.

Кипарис розоподобный, он утратил силу воли.

Он твердил: "Кристалл точеный потерял я в сей юдоли!

Мы огнем невыносимым с ним пылаем поневоле".

И царице рассказал он все, что знал о нем дотоле.

Рассказал, какие беды перенес тот в жизни бренной,

Как помог ему миджнура отыскать творец вселенной.

"Он, как зверь, людей чуждаясь, ненавидит мир мгновенный,

Вместе с хищниками бродит и скорбит о несравненной.

Я сказать тебе не в силах, как прекрасен Тариэл!

Ни на что смотреть не может тот, кто раз его узрел.

Созерцающие слепнут от сиянья взора стрел.

Но шафраном стала роза, лик фиалки побледнел".

Рассказал он ей подробно про скитальца молодого:

"Он, как тигр, ютится в скалах, не имея в жизни крова,

Лишь наперсница царевны утешать его готова...

Ах, судьба, зачем ты смертных угнетаешь столь сурово!"

И когда достигла дева исполнения желанья,

Лик ее солнцеподобный преисполнился сиянья.

"Чем же мне, — она спросила, — облегчить его страданья?

Где найти ему спасенье и бальзам для врачеванья?"

"Хвастунам, — ответил витязь, — от людей доверья нет.

Чужестранец, мне поверив, погибает в цвете лет.

Обещал я возвратиться, чтоб спасти его от бед,

Я ему поклялся солнцем этот выполнить обет.

Верный друг, спеша на помощь, не дрожит перед напастью,

Посвятит он сердце сердцу, ведь любовь — дорога к счастью.

Боль миджнура разделяет всякий, кто охвачен страстью.

Без него я безутешен: нет прощенья безучастью!"

Солнцеликая сказала: "Все сбылось, как я хотела!

Ты, во-первых, возвратился и нашел нам Тариэла,

Во-вторых, любовь тобою с новой силой овладела, —

Значит, есть бальзам для сердца, что неистово горело!

Наши судьбы, как погода, переменны с каждым днем:

То горит над нами солнце, то гремит над нами гром.

Ныне радость вместо горя в сердце вспыхнула огнем.

Если ж мир приносит радость, для чего грустить о нем?

Хорошо, что, верен клятве, ты спешишь на помощь другу.

Нас обязывает дружба оказать ему услугу,

Мы должны его утешить и помочь его недугу...

Но какие испытанья ждут меня, твою подругу!"

Он сказал: "К семи печалям ты прибавила восьмую!

Чтоб согреть ее, кто станет дуть на воду ледяную?

Взлет любви кто приравняет к низменному поцелую?

Без тебя изнемогаю и с тобою не ликую!

Горе мне! Опять, скитаясь, я увижу много зла.

Как в мишень, вонзилась в сердце беспощадная стрела.

Сократилась на две трети жизнь, разбитая дотла, —

И хотел бы скрыть я горе, да пора на то прошла.

Дева, речь твою услышав, понял я твое веленье.

Знать, тому, кто ищет розу, и шипы — не затрудненье.

Будь же полным мне светилом, утоли мое волненье, —

Подари мне в путь-дорогу знак надежды на спасенье!"

Добродетельный, достойный, этот витязь светлолицый

Говорил благоразумно, как наставник с ученицей.

И браслет из дивных перлов был вручен ему царицей.

Да пошлет им бог блаженство всемогущею десницей!

Сладко сердцу, коль к рубину прикасается агат,

Сладко вырастить алоэ с кипарисом стройным в ряд,

Сладко радовать миджнура, устремляющего взгляд, —

Но, увы, беда влюбленным — тем, которых разлучат!

Хоть не мог налюбоваться на влюбленную влюбленный,

Скоро он простился с нею и ушел, ошеломленный.

Из кровавых слез царицы океан возник бездонный.

"Мир не сыт, — она рыдала, — нашей кровью напоенный!"

Ударяя в грудь руками, витязь шел к себе уныло, —

В час любви мягкосердечна человеческая сила!

Покрывает землю мраком заходящее светило,

Не заря зажглась на небе — ночь пришла для Автандила.

Слезы, смешанные с кровью, по щекам его текли.

"Даже солнце мне не в радость, — говорил он, сын земли. —

Адамантовое сердце брови милой обожгли,

Не хочу я утешенья от возлюбленной вдали!

Был вчера я цвет Эдема, уподобленный алоэ,

Но теперь судьба вонзила в грудь мою копье златое.

Сердце в огненном аркане позабыло о покое,

И постиг я, безутешный, сколь безумно все земное".

Витязь с этими словами сотрясался, как в падучей,

С воздыханием и стоном гнулся стан его могучий.

Так закончилось свиданье и сменилось скорбью жгучей.

Всех со временем покроет саван скорби неминучей!

В свой дворец вернулся витязь, и рыдал в тиши дворца,

И возлюбленную деву вспоминал он без конца.

Снежным инеем покрытый, блекнул цвет его лица.

Словно розы, без светила вянут юные сердца!

"Человеческое сердце богом проклято от века, —

То оно о счастье молит, то стенает, как калека.

В слепоте оно не верит даже глазу человека.

Не страшат его ни гибель, ни господская опека!"

Заклеймив людское сердце столь жестокими словами,

Он прижал к губам запястье с дорогими жемчугами.

И блеснули эти перлы наравне с его зубами,

И кровавыми от горя обагрился он слезами.

Утром некого посланца государь за ним послал.

Поспешил к владыке витязь, хоть и с вечера не спал.

Вкруг него народ толпился и ему надоедал.

Царь готовился к охоте, пели трубы и кимвал.

И помчались на охоту царедворцы Ростевана.

Можно было там оглохнуть от ударов барабана.

Солнце соколы затмили, псы скакали неустанно,

Кровью раненых животных обагрилась вся поляна.

И с полей вернулись люди, поохотившись с задором, —

Царедворцы, и вельможи, и дружина — полным сбором.

В изукрашенном чертоге царь воссел, сияя взором,

Арфы громко заиграли, и певцы запели хором.

Витязь, сидя с Ростеваном, вел беседу с ним опять.

Были губы их как лалы, зубы — жемчугу под стать.

По бокам народ толпился, впереди сидела знать,

Целый день не уставая о герое толковать.

Но, исполненный печали, возвратился витязь к дому.

О любви душа взывала, погруженная в истому.

То вставал он, то ложился. Сон не шел к нему, больному.

Чье прислушалось бы сердце к несчастливцу молодому?

И подумал он: "Какое дам я сердцу утешенье,

Коль с тобой я разлучился, о Эдема украшенье!

Для взирающих ты — радость, невзирающих — мученье.

Если б мог тебя увидеть я хотя бы в сновиденье!"

Так твердил он, заливаясь безутешными слезами,

Но решил: "Одно терпенье нас равняет с мудрецами.

Не приученный к терпенью разве справится с делами?

Тот, кто хочет в жизни счастья, не гнушается скорбями".

И тогда сказал он сердцу: "Убиваешься ты вновь.

Жизнь, однако, лучше смерти. Жизни ты не прекословь.

Не показывай народу, как в тебе бушует кровь:

Непристойно человеку разглашать свою любовь".