Восемнадцать лет. Записки арестанта сталинских тюрем и лагерей

БОЛЯТ ЗУБЫ

Варёный турнепс на первое и ложка овсяной каши-размазни или бабка, из пахнувшей керосином, на второе в обед, та же каша или бабка — на ужин и завтрак, да изредка — кусок трески, без передач и посылок со стороны, отнюдь не способствуют укреплению дёсен.

Цинга, привезённая из Норильска, прогрессирует. Дёсны кровоточат, шатаются зубы. Одного настоя хвои явно недостаточно для успешной борьбы с цингой, а витамин «Це», которым, по утверждению заключённых были: сальЦе, мясЦе, маслиЦе, куриное яйЦе, у нас годами не было и в помине.

А тут ещё образовалось дупло — очевидно, оголился нерв. Боль непрерывная, острая, доходящая до сердца.

Зубного врача в колонии не было, поэтому пытался вырвать собственными средствами, но это оказалось не так просто, как думалось. Зуб коренной, никак к нему не подберёшься — ни карандашом, ни петлёй. Толи дело передние — стукнул зубом о поставленный торчком карандаш, и он уже лежит как миленький, на ладони, лишь бы не промахнуться. А то ещё проще — завязал петлёй и дёргай, сперва потихоньку, а когда боль доходит до полного потемнения в глазах, посильнее, только — рывком, сильным рывком.

А с этим проклятым — ничего не поделаешь! Сперва беспокоило только горячее, потом — холодное, а последние две недели — и горячее, и холодное, и никакое.

Костя Васильев предлагал свои услуги — вытащить клещами — я не согласился, а сейчас и рад бы, да его уже нет — освободился по амнистии. А «неплохой» был «мастер» по зубам. Многим девушкам он испортил рот. Большинство из них хотели иметь спереди или неглубоко сбоку «фиксу» — золотой зуб, чтобы при улыбке бросалось в глаза. То ли мода была такая тогда, то ли хотели красивее выглядеть — кто их знает. Дуры, если прельщало последнее, они ведь и так были хорошенькими, их ведь и так любили.

Так или иначе, но дурной пример заразителен, клиентов наш Коля имел предостаточно. Конечно, не от большого ума шли к нему девушки, а по молодости, да своей девичьей глупости.

Красивый рот с белоснежным рядом ровных зубов раскрывался перед шарлатаном и он безжалостно, самодельной ножовкой распиливал две узкие щели с правой и левой стороны от намеченного по указанию владели цы зуба под будущую «фиксу» (подобие коронки). Латунные патроны, шедшие ещё со времён Первой мировой войны на изготовление замысловатых зажигалок, кузнецу Васильеву с успехом заменяли золото и служили исходным материалом для изготовления этих «коронок».

Две пайки хлеба — и «фикса» готова. Надраенная до самоварного блеска, латунная коронка поблескивала во рту, а три зуба, лишённые эмали, как у нас говорили, «посвистывали».

Много загубленных зубов на Костиной совести, и если бы не серьёзное предупреждение старшины Борисенко об отдаче его под суд, было бы ещё больше. Но даже и после этого нет-нет, да и появлялась новенькая с «фиксой». Очевидно, Костя, уйдя в глубокое подполье, работу свою продолжал. Даже глубокое уважение к старшему надзирателю не могло его удержать от «зубоврачевания». И если бы Костя не освободился по амнистии, Борисенко, несомненно, выполнил своё обещание и Васильев получил бы новый срок.

А вот мой зуб ноет. Уже не разберёшь, какой же болит. Все болят — и верхние, и нижние. Днём и ночью, каждый час, непрерывно.

Появляются сочувствующие советчики.

— Возьми-ка спичку, намотай ватки, обмакни в соляную кислоту и — прямо в дупло. Ей-богу, помогает, сам пробовал, — советует часовщик (он у меня в инструменталке ремонтирует всему вольному составу часы).

И действительно, боль утихает, но только на два-три часа, а потом с утроенной силой начинает рвать и терзать челюсть без передышки.

Ночь опять не спал. Ребята принесли медного купороса. Обжигая дёсны, каждые полчаса добавляю в дупло новые дозы. Проходит день, томительно тянется ночь. То бегаю по бараку, как тигр в клетке, не находя себе места, то сижу на нарах и раскачиваюсь из стороны в сторону.

Утром, измученный и обезумевший от боли, добрался до конторы лагеря, уселся в коридоре у дверей кабинета Лермо, прямо на полу.

— В чём дело? Что за маскарад? Я же ещё вчера сказал тебе, что направим к зубному. Марш в барак, и жди — позовут!

— Не уйду, пока не поведут! Не уйду, гражданин начальник! Брошусь на проволоку! У меня уже нет никаких сил. Вы понимаете?! Нет сил! Не уйду!

И не ушёл. Ни уговоры Ведерниковой и Серёдкина, ни угрозы оперуполномоченного упрягать меня в карцер, не сдвинули меня с места. Сижу и думаю, что на насилие отвечу чем-нибудь нечеловеческим — искусаю, буду сопротивляться, бить, не задумываясь о последствиях.

Но, к счастью, до этого не дошло. После обеда сам Борисенко повёл меня в тюрьму. Там в одной из камер стоит кресло (не зубоврачебное, а простое, парикмахерское), рядом с ним маленький столик с инструментами. Здесь зубы не лечат — здесь их рвут.

Врач заглядывает в рот и вскрикивает:

— Что у вас во рту? Чем это вы так?

— Доктор, скорее рвите, все подряд рвите!.. Кислотой!

— Рвать не буду, у вас сплошная рана, неминуема инфекция!

— Я не уйду, пока не вырвете! Я вас прошу, умоляю!..

Вмешивается Борисенко:

— Раз просит — рвите, он не уйдёт, целый день просидел у кабинета Лермо. Неделю уже мучается!

Вырвала. На мгновение; потерял сознание. Но как стало легко! Ведь и вырвала только один зуб, а перестали болеть и все оставшиеся!

Возвратился ожившим человеком и даже с некоторым удивлением думал: неужели полчаса тому назад были такие боли, что готов был сделать непоправимое.

В течение нескольких дней раны затянулись, дёсны перестали кровоточить, а зубы качаться. Правда, соседние с вынутым стали крошиться — очевидно, им досталось от «домашнего лечения».

А медицине всё же следовало подумать о лечении цинги, по крайней мере, одного из её видов (болезни дёсен) кислотой, может быть, правда, несколько иной концентрации и не таким варварским способом.