Бринли
Три недели спустя
— Пошел ты! — Я выплевываю ругательства, которые еще два месяца назад не смогла бы произнести, но теперь звук моего голоса эхом разносится по всему помещению.
Вся моя одежда прилипла к телу от пота. Мы уже второй час занимаемся по заведенному порядку. Все повторяется изо дня в день, и мне кажется, что я скоро сойду с ума. Всегда час на стрельбище, потом несколько часов в тренажерном зале. За последние несколько недель я поняла, что каждая мышца тела Габриэля — это неотъемлемая часть оружия, которым он является. Он весь покрыт мускулами, твердыми линиями, а под поверхностью кипит сила и ярость. Меня не перестает одновременно бесить и заводить то, что он почти не потеет на тренировках со мной.
— Я не могу этого сделать… ты слишком тяжелый, черт возьми, — вырывается у меня. — И у нас обоих уже идет кровь.
Он может продолжать тренироваться неделями, а я задыхаюсь уже после первых сорока пяти минут. По крайней мере, последнюю неделю именно столько я могу продержаться не задыхаясь, так что, думаю, это уже прогресс.
— Да, ты можешь, просто ты должна разозлиться. — Габриэль смеется, пока я пытаюсь вырваться из его хватки. Он придавил меня, мы отрабатываем этот прием несколько дней. Моя губа все еще кровоточит с тех пор, как десять минут назад я попыталась спихнуть его с себя, а он заставил меня опуститься обратно. Мои зубы встретились с приятной шелковистой серединой нижней губы, что, в свою очередь, заставило меня вцепиться ногтями в его шею достаточно глубоко, чтобы пустить кровь.
— Ты никогда не бываешь более живой, чем, когда истекаешь кровью, — ворчит Габриэль, обнимая меня и делая вид, что собирается либо крепче прижать к себе, либо поцеловать, либо и то и другое сразу.
— Если бы я сдался, увидев свою кровь в той пещере, меня бы здесь не было. Каждая капля крови означала, что я еще жив.
Я смотрю на него снизу, и мне открывается новая грань его садистского мышления.
Габриэль наклоняется еще ближе, и в его глазах вспыхивает жестокий огонек, когда он обнимает меня.
— И мне нравится, как выглядит моя кровь на тебе, колибри, — говорит он тихим и ровным голосом. — Именно тогда я чувствую себя живым. А теперь займи позицию и сражайся со мной!
Я изо всех сил стараюсь вспомнить движения, пока его предплечье перекрывает мне доступ воздуха.
— Давай! — рычит он. — Коленом в живот, ногу на бедро.
Я пытаюсь, но он такой тяжелый.
— Черт, — выдавливаю я из себя, но каким-то образом мне удается найти в себе силы, одновременно поднимая и поворачивая его вес ногой и коленом, и в итоге сбрасывая его.
— Хорошая девочка, — рычит он, когда я отдергиваю руку и одновременно отталкиваюсь ногой, чтобы полностью освободиться от его захвата. Я падаю спиной на коврик, раскинув руки в стороны.
Мне кажется, что я сейчас умру. Каждая мышца моего тела болит, и я выгляжу так, словно меня переехал грузовик, в то время как он выглядит так, будто только что вернулся с неторопливой десятиминутной прогулки. Я окидываю его взглядом, на его груди слегка блестит пот. Каким бы жестоким он ни был, на это полуобнаженное тело приятно смотреть, пока я умираю.
— Прекрати трахать глазами нападавшего. — Габриэль ухмыляется, натягивает футболку через голову и проходит мимо меня, направляясь к лестнице.
Я удивленно вздыхаю, что мы закончили на сегодня, но в то же время? Слава гребаному Богу.
— Я хочу поехать с тобой на ралли в Глен Иден в эти выходные. Лейла собирается, там будут торговцы и так много людей. Мне нужно общение. Это всего один день, — умоляю я, усаживаясь за его кухонный остров. Я приняла душ и чувствую себя немного больше человеком после прошедшей тренировки, а он готовит нам версию того же блюда, которое я ем каждый день последние четыре недели. Что-нибудь белковое, киноа или жасминовый рис, овощи. Я не буду врать и говорить, что такое питание не привело к поразительному эффекту. Чуть меньше чем за месяц я стала более подтянутой, выносливой, поднимаю гораздо более тяжелые веса и быстрее двигаюсь. Физически я никогда не была в такой хорошей форме.
Психически я схожу с ума.
Габриэль, все еще без рубашки, смотрит на меня, пока помешивает курицу в каком-то домашнем маринаде на чугунной сковороде. Пока она бурлит, у меня урчит в животе, но слюнки текут не от еды. А от того, как он выглядит.
Каждую ночь мы трахаемся, а потом часами лежим в постели и разговариваем. В основном он задает вопросы обо всех аспектах моей жизни — о моих любимых блюдах, о других друзьях детства, был ли кто-нибудь груб со мной.
Он запоминает их и говорит, что прибережет этот список на черный день, когда ему захочется поохотиться. Но благодаря нашему общению мне удалось узнать его немного лучше. Или настолько хорошо, насколько Габриэль готов позволить кому-либо узнать его. Я начинаю понимать, что им движет: например, его утренние пробежки, страсть, с которой он относится к своей работе, создавая прекрасные мотоциклы, в которые влюбляются люди, то, что он никогда ничего не приукрашивает. Он всегда говорит все так, как есть. Если он сообщает мне, во сколько он будет дома, то приходит вовремя, всегда. Он также честен со мной всякий раз, когда я задаю ему прямой вопрос. Я поняла, что он молчит не для того, чтобы что-то скрыть от меня, а потому, что он просто не привык с кем-то делиться. Габриэль открыто говорит мне все, что я хотела бы знать, за исключением того, что он следит за моей машиной, но это нормально, потому что я тоже слежу за ним.
Когда он был в душе, я приподняла толстую стельку в его ботинке и засунула туда маленькую метку GPS-трекера, а затем приклеила ее обратно. Сначала мне было стыдно за то, что я сделала это без его ведома, но потом я поняла, что это всего лишь моя совесть, и если Габриэль чему-то и научил меня, так это тому, что я не всегда должна ее слушаться, если на то есть веские причины. Я даже никогда не проверяла его, но мне кажется, что если он знает, где я, то и я должна знать, где он. Это создает иллюзию, как будто я по своей воле позволяю ему следить за мной.
Я вздыхаю. После интенсивной тренировки у меня все болит, я вымотана, но в то же время на взводе, и, кажется, просто взорвусь, если он не выпустит меня отсюда для чего-то еще, кроме работы.
— Это небезопасно, — говорит Габриэль, не отрываясь от плиты.
— Я не Рапунцель, — отвечаю я, готовясь к спору. — Это самое безопасное место, куда можно поехать. Лейла сказала мне, что на этих ралли всегда все проходит спокойно. Она сказала, что это негласное правило — поддерживать там мир. Там будут сотни людей, ты сам это сказал… и я буду с тобой, к тому же, — я приподнимаю бровь, — ты всегда можешь дать мне мой собственный пистолет, если ты так беспокоишься.
Габриэль смеется тем глубоким смехом, который я так люблю.
— Спокойно, солдат Джейн, поразив несколько целей…
— Семь из десяти, три раза подряд, — напоминаю я ему, самодовольно улыбаясь.
— Семь из десяти, — повторяет он. — Это не делает тебя экспертом. Ты никогда не стреляла ни во что живое.
Я откидываюсь на спинку стула, глядя на свои костяшки, распухшие от ударов по его тяжелому боксерскому мешку. Все идет не так, как я надеялась.
— И что? Мне нужно поохотиться на животное или что-то в этом роде, прежде чем я смогу иметь свое собственное оружие? — спрашиваю я, повышая голос в конце. Я не думаю, что смогу сделать, но, возможно, именно этого он и добивается.
Габриэль наливает мне полбокала чистой текилы, это не то, что я когда-либо пила, поэтому я поднимаю на него вопросительный взгляд.
— Для твоих мышц. — Он ухмыляется. — И ты будешь охотиться не на дикого зверя, а… на что-то похожее.
— Я хочу поехать на ралли, — твердо говорю я, вздергивая подбородок.
Габриэля не удивляет и не забавляет моя настойчивость, как будто что-то более важное занимает его мысли. Я напоминаю себе, что, возможно, он планирует убийство президента «Адептов Греха» и захват их клуба. Мысль о том, насколько это опасно, поселяется глубоко внутри меня, пока он наполняет наши тарелки.
Я была права — курица с кусочками перца и киноа. Он выглядит как какой-нибудь зловещий шеф-повар из «Food Network», когда облизывает большой палец и стирает соус с края своей тарелки, чтобы она выглядела такой же аккуратной, как моя. Я просто умираю с голоду после изнурительного дня на работе и тренировки.
В офисе «Crimson Homes» кипит бурная деятельность — мы одновременно обслуживаем двух клиентов, они на разных стадиях строительства. Атмосфера уже не такая приятная, но все еще расслабленная. Делл не давит на меня, он достаточно дружелюбен, но я чувствую на себе взгляды, которые он бросает каждый раз, когда выглядывает из окна офиса и видит проспекта, присматривающего за мной. Я знаю, он задается вопросом, во что, черт возьми, я ввязалась, точно так же, как я волновалась за Лейлу, когда приехала сюда. Но эти предположения и молчаливое осуждение раздражают меня больше всего. Он даже не знает Габриэля.
Я не продержусь долго на этой работе, если около здания будут ошиваться члены «Гончих Ада», но пока они довольны моей работой и, похоже, нуждаются во мне.
Эта работа — средство для достижения цели. Габриэль не возьмет ни пенни, да я и не стану ему предлагать, когда у меня есть отличный дом, в котором я могла бы жить на другом конце города. Поэтому я просто коплю деньги, сохраняя крохотную надежду на то, что когда-нибудь, когда все это закончится, я смогу открыть собственную студию дизайна интерьера. С предметами местных ремесленников и деревенскими мотивами Джорджии.
— Ешь, — говорит Габриэль, нарушая тишину и заставляя меня вздрогнуть.
Я из последних сил борюсь со слезами и кипящей во мне яростью от того, что он просто проигнорировал мою просьбу.
Я отодвигаю свою тарелку в сторону. Я знаю, что веду себя по-детски, отказываясь от прекрасного блюда, которое он приготовил, но мне нужно, чтобы он выслушал меня. Мне нужно его внимание. Заприте женщину в доме почти на месяц и посмотрите, каким капризным ребенком она может стать.
— Я не голодна, спасибо, — вежливо говорю я, пожимая плечами.
Он стоит надо мной несколько секунд, изучая меня. Я чувствую, как его глаза блуждают по мне, пока я рассматриваю свои ногти, как будто они имеют первостепенное значение. Он идет на другую сторону стола и садится.
— Ты ведешь себя как маленький ребенок, Бринли, и ты съешь то, что я не поленился приготовить для тебя.
Кипящая ярость берет верх, и я поднимаю на него глаза. Он встречает мой взгляд, и мы сидим, застыв в ожидании моей реакции. Я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы, а гнев, вызванный всей этой ситуацией, вырывается на поверхность.
— А если я скажу, что все равно поеду на ралли? У меня есть машина. Что ты сделаешь? Отправишь меня в мою комнату? Посадишь под домашний арест? О, подожди, — я разражаюсь истерическим смехом, — я уже наказана. Навсегда.
Кулак Габриэля с грохотом ударяет по столу, и я подпрыгиваю.
— Хватит, — говорит он, набирая вилкой еду и запихивая в рот. Каким бы угрожающим он ни выглядел сейчас, сидя за столом раздетым, я стараюсь держаться как можно увереннее, хотя бы для того, чтобы донести до него свою точку зрения. Он может запереть меня здесь, но не будет обладать мной, если я ему не позволю.
Откинувшись на спинку стула, я складываю руки на коленях и жду. Мой желудок урчит, и я надеюсь, что он этого не слышит.
— Скажи, что возьмешь меня с собой, и я все съем, — требую я, изо всех сил стараясь казаться храброй.
Он снова засовывает вилку с едой в рот. Я смотрю ей вслед. Эти губы станут моей погибелью. Такие полные и идеальные на фоне его квадратной, с сильными углами челюсти, он просто великолепен. Не знаю, как я не разглядела всю глубину его красоты, когда впервые увидела его.
— Шантажируя меня, ты ничего не добьешься, маленькая колибри.
— Посмотрим, — отвечаю я отрывисто, как сделала бы до встречи с ним.
Габриэль не привык, чтобы люди ему перечили, и это нормально, но я хочу поехать. После общения с ним мне нужно узнать о нем больше. Больше о его жизни. Что движет им, и именно поэтому я так упорно добиваюсь того, чтобы поехать на ралли. Мне это нужно, и я не позволю оставить меня в стороне.
Габриэль берет в рот следующую вилку, медленно жует и анализирует сказанное мной. Чем дольше я жду, пока он закончит есть, тем больше нервничаю. Мне кажется, я вижу, как он решает, что со мной делать, как меня наказать.
Я чувствую на себе его взгляд, и начинаю терять уверенность, нервно теребя подол футболки. Я прочищаю горло и выпрямляюсь, упираясь ладонями в колени.
Он молчит, просто продолжает есть, наблюдая за моей позой, за тем, как я нервничаю под его пристальным взглядом. К тому времени, как его тарелка становится чистой, мои руки потеют, я не знаю, что он будет делать. Габриэль не сводит с меня глаз, пока делает большой глоток текилы из своего бокала.
Наконец, когда я уже готова рухнуть под тяжестью его взгляда, он встает и направляется на кухню. Он достает из ящика моток толстого шпагата. Мое сердцебиение мгновенно учащается, когда он отматывает большой кусок и отрезает его.
Он спокойно кладет моток обратно в ящик и идет ко мне.
— Когда я был маленьким, я боролся за каждый кусочек здоровой пищи, который я мог съесть, — говорит Габриэль, подходя ближе.
— Моя мать старалась готовить вкусно, но это всегда было трудно сделать, когда отец пропивал или проигрывал каждый пенни, который у нас был.
Я неглубоко вздыхаю, когда Габриэль встает за моим стулом, кладет передо мной шпагат и убирает волосы с шеи, наклоняясь, чтобы поцеловать мое плечо — один раз, потом второй. Он вдыхает мой чистый запах после душа, утыкаясь носом в мою кожу, затем скользит ладонями вниз по моим рукам, отрывая мои потные ладони от коленей и переплетая пальцы, заставляя их расслабиться.
Как раз в тот момент, когда я чувствую необходимость сжать бедра, он крепко обхватывает мои запястья и стягивает их за спиной, не заботясь о том, что причиняет мне боль. Я дергаюсь вперед, пытаясь бороться с ним, но это бесполезно.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, мой голос звучит громче, чем обычно.
Он надежно держит мои запястья за стулом, пока тянется за шпагатом.
— Когда я стал достаточно взрослым, чтобы работать, я начал покупать еду и готовить для себя и своей матери на деньги, к которым он не мог прикоснуться.
Я чувствую, как шпагат обвивает мои запястья, и он туго затягивает его. Так туго, что он больно впивается в кожу.
— И я пообещал себе, что хорошая еда никогда не будет пропадать зря. Видишь ли, когда тебе приходится бороться за такую простую вещь, как пища, ты начинаешь больше ценить ее. Видимо, тебе не суждено было это узнать на уроках этикета принцессы.
— И что ты собираешься делать? Насильно кормить меня? — выплевываю я.
Габриэль, не отвечая, встает передо мной.
— Перестань бороться, это клемхайст21, чем сильнее ты тянешь, тем туже он затягивается.
Он берет мою вилку и набирает на нее киноа.
— Теперь, я сказал, ешь. — Одна сильная рука держит мою голову неподвижно, а большой палец второй надавливает на сустав возле нижней челюсти. Черт возьми.
Мой рот мгновенно открывается, и он засовывает вилку внутрь, вынимает ее и зажимает мне рот.
— Я тебе уже говорил — ты не победишь. — Габриэль наклоняется, чтобы заглянуть мне в глаза, а затем убирает руку. — А теперь делай то, что тебе, блядь, говорят.
Во мне поднимается такая ярость, какой я никогда не испытывала. Я не должна сопротивляться. Я знаю, что завела его слишком далеко, но моя темная сторона, которую он изо всех сил старается вытащить наружу каждый день, задета его намеком, что я веду себя как принцесса. Не задумываясь, я выплевываю еду на пол. Я даже не успеваю поднять голову, как его рука затягивает узел на моих запястьях. Я вскрикиваю от боли, толкаю стул назад, и пинаю Габриэля. Он ставит обе свои ноги поверх моих, чтобы остановить меня, и хватает меня за волосы у корней, притягивая мою голову к себе. Он наклоняется и оставляет дорожку нежных поцелуев на моей челюсти, пока не достигает любимого местечка под ухом. Его губы и язык медленно скользят вдоль моего пульса, прежде чем он прикусывает мою кожу. Я всхлипываю и спрашиваю себя, почему то, что я привязана вот так, полностью в его власти, так влияет на меня.
— Ты хочешь бороться со мной? Ты снова стоишь перед выбором, — рычит он.
— Ты не оставляешь мне другого выбора, кроме как сражаться. Я не просто твоя пленница. Я твоя…
Габриэль заставляет меня замолчать, закрыв мне рот поцелуем. Его костяшки пальцев касаются моей скулы, и я со слезами на глазах борюсь с желанием подчиниться ему, в то время как его вторая рука продолжает сжимать мои волосы. Он отстраняется от моих губ, и я наблюдаю, как его взгляд фокусируется на моих губах. Его челюсть сжимается, он сглатывает, и я понимаю, что сейчас он так же возбужден, как и я. Мысль о том, что его твердый член находится так близко от меня, угрожает пересилить мое чувство гнева.
— Ты моя, маленькая колибри. — На его лице появляется садистская ухмылка. — Пришло время покормить тебя, птичка.
Он берет мой недопитый стакан с текилой и крепче сжимает волосы. Я наблюдаю за тем, как он сосредоточенно взбалтывает текилу в бокале, потом отпивает половину и возвращает бокал на стол. Прежде чем я успеваю понять, что он делает, он нажимает на ту же точку на моей челюсти, которая заставляет меня открыть рот. Он наклоняется и выплевывает в него текилу. Я давлюсь и проглатываю все, что могу, потому что она обжигает мне горло.
Большим пальцем Габриэль размазывает остатки текилы по моим губам, а затем снова наклоняется и крепко целует меня. И в этот момент мое предположение подтверждается — его член, твердый как камень, прижимается к моему плечу. Горячий, готовый и разрушающий мои стены каждым движением языка. Он все еще держит мои ноги, так что сжать бедра не представляется возможным.
— Если ты будешь продолжать бороться, мне придется найти не менее креативный способ накормить тебя ужином. Выбор за тобой.
Я тяжело дышу, понимая, что проигрываю эту битву. Я хочу, чтобы он возбудился. Я хочу, чтобы он заставил меня. Моя темная сущность жаждет этого.
И я просто решаю сдаться. Смотрю ему прямо в глаза, открываю рот и высовываю язык.
Он держит меня за волосы и стоит, не двигаясь целых пять секунд, прежде чем из него вырывается низкий рык. Габриэль тянется вниз и набирает еду на вилку. Он подносит ее к моим губам, я чувствую, как поднимается и опускается моя грудь, и тянусь вперед. Не сводя с него глаз, я обхватываю вилку губами и начинаю жевать. Его член упирается в мою руку, и я немного сдвигаюсь, чтобы помучить его трением.
Пока я ем, из меня вырывается протяжный, соблазнительный стон, который я не смогла бы сдержать, даже если бы попыталась.
Черт, это так вкусно, я действительно чертовски проголодалась.
Я глотаю и открываю рот, снова высовывая язык, чтобы показать ему, что я все съела.
— Еще? — мягко спрашиваю я, глядя на него сквозь ресницы и стараясь завести его. Это единственная сила, которая у меня есть, и я понимаю, что только так я могу добиться своего. Его самоконтроль ослабевает с каждой секундой, когда он подносит к моему рту следующую вилку, и я накрываю ее губами, задерживаясь на ней на мгновение дольше, чем следует.
— Так вкусно, — стону я, пока жую. Я еще немного придвигаюсь к его члену и слышу, как он чертыхается себе под нос. Я испытываю его, но он не останавливает меня.
— Покорми меня еще, — говорю я, но это больше похоже на задыхающийся стон.
Когда я облизываю следующую вилку, я вижу мокрое пятно на его светло-серых спортивных штанах, — из его члена просачивается сперма и все из-за меня.
Я проглатываю и ухмыляюсь.
— Еще текилы, пожалуйста, — прошу я.
Габриэль поднимает мой бокал и набирает в рот все, что в нем осталось, и, глядя на меня сверху, большим пальцем медленно тянет мой подбородок вниз. Ему не нужно прикладывать усилия. Я открываю рот и высовываю язык. Он наклоняется, и текила медленно стекает из его рта в мой. Я смакую ее, мой язык скользит по его губам, дразня и разрушая его. Еще одно движение языка по его нижней губе, и вот он уже целует меня, его нить контроля наконец-то обрывается, пока теплая текила заливает мой рот, а моя киска пульсирует едва ли не сильнее, чем запястья.
Габриэль отстраняется и смотрит на меня, словно шокированный тем, что я обратила его наказание против него.
Я тяжело и неглубоко дышу, позволяя своему взгляду скользить по его телу — медленно, так, как он обычно делает со мной. То, что раньше заставляло меня нервничать, а теперь лишь заставляет желать его. По его прессу, по глубокому V-образному изгибу талии, а затем вниз, к его члену, где мой взгляд останавливается. Я задерживаюсь там, а затем поднимаю глаза.
— Накормишь меня? — спрашиваю я, открывая рот и снова опускаясь глазами к его члену. Не проходит и секунды, как он освобождается от одежды и засовывает свой член мне в рот. Я открываю губы шире и с жадностью принимаю его, задыхаясь и брызгая слюной, когда он попадает мне в горло. Его вторая рука тоже тянется к моим волосам, и он оставляет ее там, большими пальцами проводя по моим щекам и раздвигая мои челюсти еще шире. Я стону ему в ответ. Он проникает глубже, удерживая свой член в моем горле. Мои глаза наполняются слезами, когда я смотрю на него сквозь опущенные ресницы.
— Вот так, птичка. Давай. Отсоси мне, как хорошая маленькая шлюшка.
Он отстраняется, а затем снова врывается в мой рот, и это происходит непроизвольно. Я позволяю своим зубам коснуться его.
— Блядь, — рычит он, когда я с ухмылкой обхватываю его член, а затем нежно зализываю боль, которую могла ему причинить, проводя языком по лесенке на нижней стороне его ствола.
— Еще раз используешь зубы, и я возьму твою девственную задницу прямо здесь, на кухонном столе.
Я смотрю на него, возвышающегося надо мной. На темную красоту Габриэля, когда он яростно трахает мое горло. Это не занимает много времени, я уверена, что он вот-вот кончит. Мысль о том, что я связана и отдана на его волю, должно быть, тоже что-то с ним делает.
Я стону, когда он глубоко вводит свой член, слюна стекает по моему подбородку, когда он снова и снова ударяет по задней стенке моего горла. Он вынимает член почти до конца, большим пальцем удерживая мой подбородок, и снова вводит, дюйм за дюймом, так медленно, как только может выдержать. Я провожу языком по каждой штанге, пока он стонет, и делаю все возможное, чтобы он насладился этим. Мое горло открывается для него, мой язык ласкает его. Я так сильно хочу его, что, кажется, могу воспламениться. Я отчаянно пытаюсь пошевелиться, мои руки онемели и потеряли чувствительность, они все еще крепко связаны за спиной. Я чувствую, как он твердеет на моем языке.
— Попробуй, каким неконтролируемым ты меня делаешь, порочная девчонка, — ворчит он, без предупреждения заполняя мой рот. Я давлюсь его спермой, когда струя с силой бьют мне в горло. Габриэль на мгновение замирает внутри меня и дышит, его грудь вздымается, словно он не контролировал то, что только что произошло. Мне это чертовски нравится.
Габриэль смотрит вниз и вынимает свой член из моего рта, затем движением пальца засовывает вытекшую сперму обратно мне в рот.
— Черт, ты потрясающе выглядишь, связанная, с моим членом во рту, моя сперма стекает с этих красивых губ. — Он проводит большим пальцем по моим губам. — Прекрасно.
Моя темная часть расцветает от его похвалы.
Он ничего не говорит, засовывая член обратно в штаны и направляется в ванную. Я жду, боль вспыхивает в моих руках, а адреналин от того, что он только что сделал, начинает спадать.
Габриэль возвращается меньше чем через минуту с теплым полотенцем. Он опускается на колени и, не глядя, одной рукой развязывает мне запястья, а другой стирает с моего лица слезы, слюни и сперму. Я тут же вытягиваю руки вперед, когда они освобождаются, и опускаю на влажную ткань. Я смотрю, как он начинает массировать их, возвращая к жизни.
— Ты единственный человек на этой гребаной планете, который может заставить меня потерять контроль, Бринли. А я, потерявший контроль, могу быть опасен. — Глаза Габриэля встречаются с моими, пока он продолжает растирать, и ощущение иголок в моих ладонях начинает исчезать.
Он откладывает полотенце и поднимает мою тарелку. Я наблюдаю, как он идет на кухню и ставит ее в микроволновку, чтобы разогреть для меня то, что осталось. Я могу встать, но не делаю этого.
Габриэль возвращается через несколько минут и ставит передо мной мою тарелку. Он поднимает меня и садится на стул, притягивая к себе на колени. Его рука поднимается, чтобы убрать мои потные волосы со лба. Он целует меня туда. Я могла бы попытаться убежать или бороться с ним, но не делаю этого. Я просто снова открываю рот, чтобы поесть.
— Ты можешь поехать на ралли в субботу, но сначала нам нужно кое-что сделать.
Он берет вилку и начинает снова кормить меня остатками ужина. Мы сидим вот так, в тишине, пока я внутренне испускаю крик победы.
Я держу свои ноющие руки на коленях, пока Габриэль кормит меня. Я принимаю все, что он предлагает.
Со стороны может показаться, что это он служит мне… что он принадлежит мне, а не наоборот.