Вульф

Глава 50

Бринли

— Опусти меня, я могу идти сама. — Я бью по его мускулистой спине, униженная тем, что Челси видела, как Габриэль тащит меня оттуда, словно ребенка, которого хотят наказать. Кровь приливает к голове, и я прижимаюсь к его твердому плечу.

— Почему дверь заперта? — спрашивает он, когда мы поднимаемся по ступенькам в хижину.

— Ключ в моей сумке, которую ты не дал мне взять, прежде чем закинул меня на плечо, как пещерный человек.

— Ты выглядела так, будто тебе не помешали бы уверения в том, что единственная женщина, к которой я хочу прикоснуться, — это ты, — рычит Габриэль, крепко сжимая мою задницу. — А я и есть гребаный пещерный человек, когда дело касается тебя.

Я пытаюсь понять, куда мы направляемся. Габриэль перекладывает меня в свои объятия, и его рука придерживает мою голову, когда он опускает меня на свой мотоцикл. Моя голова оказывается на руле, ноги свисают по бокам, а юбка задирается, и моя задница оказывается прижатой к теплой коже. Я понимаю, что мы находимся в задней части хижины.

— Их взгляды встретились, и они смотрели друг на друга, словно были одни во вселенной, — говорит Габриэль хриплым голосом, который не соответствует нежным словам, пока его губы скользят по моей внутренней стороне бедра.

Я ухмыляюсь, мои глаза закрываются от ощущения его губ на моей коже.

— Странное время для цветастых цитат из Гэтсби, — бормочу я, мое дыхание учащается.

За хижиной начинается лес, и музыка из лагеря здесь звучит тише, преобладают звуки церковной службы, доносящиеся через звуковую систему.

Церковные гимны смолкают и слышно, как пастор говорит в микрофон.

— Я хочу сказать, что здесь много женщин, с которыми я был, и я не могу этого изменить. — Габриэль скользит рукой под моей майкой, по грудной клетке, к основанию кружевного черного бюстгальтера. — Они мне больше не нужны. В десятитысячной толпе я вижу только тебя, — говорит он, проводя большим пальцем по кружеву, и мои соски мгновенно напрягаются от его присутствия рядом со мной. Я задыхаюсь.

— Мы не можем, — я наблюдаю за тем, как мурашки появляются на моей коже следом за его прикосновениями, пока его рука двигается вверх по моему бедру.

Габриэль усмехается, словно я сошла с ума.

— Никто не вернется сюда. А если и вернутся, у них будет меньше секунды, прежде чем я их пристрелю.

— Нет… у меня месячные, — выдавливаю я из себя.

— Нет большего удовольствия, чем служить своему обществу. — Голос диктора раздается в тишине.

Габриэля не смущает мое признание. Он продолжает медленно подниматься по моим бедрам, теперь уже обеими руками, его пальцы обхватывают трусики с обеих сторон.

Он стягивает их с меня, а затем осторожно извлекает тампон из моего тела. Он складывает его в мои трусики, засовывает в карман своего жилета, а затем снимает его с плеч и кладет позади меня. Он стягивает футболку через голову и отбрасывает ее в сторону. Я наблюдаю, как его красивые сильные руки расстегивают молнию на джинсах, чтобы его твердый член легко выскочил наружу. Огнестрельное ранение на его руке все еще замотано бинтом в том месте, где я его зашила, и повязка натягивается от напряжения мышц, когда он сжимает свой член.

— Я провел тридцать пять месяцев на самой продолжительной войне, в которой участвовала наша страна. — Его пальцы без колебаний скользят по моему телу и проникают в мою киску. — Твоя кровь меня не пугает, маленькая колибри. Кроме того, твои руки уже не раз окунались в мою. Это будет справедливо, — говорит он, и его губы накрывают мои глубоким восхитительным поцелуем. Одной рукой он крепко держит меня, а другой двигается внутрь и наружу, притягивая меня ближе, так что мы оказываемся вровень, лицом друг к другу на его мотоцикле. Мы действительно делаем это, здесь, под открытым небом под звуки церковной службы неподалеку?

— Не думаю, что ты понимаешь, — задыхаюсь я, когда его губы спускаются вниз и находят один сосок, а затем переходят к другому. Из меня вырываются тихие стоны, и я изо всех сил стараюсь производить как можно меньше шума.

— Это продлится еще день или два. Возможно, ты захочешь подождать. — Я резко втягиваю воздух, когда его зубы прикусывают мою грудь. — Когда мы закончим, этот мотоцикл будет выглядеть так, будто здесь произошла резня, — умоляю я шепотом.

Габриэль усмехается, используя мою кровь, покрывающую его пальцы, в качестве смазки, обхватывая рукой свой член и поглаживая его. Я смотрю на него, и меня это заводит. Я хочу, чтобы он был внутри меня, мне все равно, где мы находимся, мне все равно, что я истекаю кровью.

— Правда? — спрашивает Габриэль с ухмылкой, ничуть не смущенный этим зрелищем — на самом деле, мне кажется, ему это даже нравится. Мои глаза закрываются, когда его язык обводит мой сосок.

— Да. Ты когда-нибудь смотрел «Убить Билла»? Знаешь эту сцену? Разборки в «Голубых листьях»? — предупреждаю я.

— Один из моих любимых фильмов, — усмехаясь, шепчет Габриэль, когда его пальцы снова скользят вниз между моих бедер. В тот момент, когда его средний палец проникает в мою киску, я решаю, что хватит его предупреждать. Если он хочет меня, несмотря на мои месячные, то все, что произойдет, будет на его совести. Не говоря уже о том, что сейчас я очень возбуждена, и мысль о том, что он будет внутри меня, кажется странно успокаивающей.

— Мы должны научить тех, кто не знает, как жить. — Голос неизвестного диктора звучит с поля позади нас, когда еще один палец проникает в меня.

— Черт, — стонет Габриэль, глядя на свои залитые кровью пальцы. — Вид твоей крови вдыхает в меня жизнь. Я хочу каждую каплю до единой, — говорит он, размазывая кровь и мое возбуждение по своей груди.

— Теперь она принадлежит мне, как и вся ты. — Он смотрит вниз. — Так чертовски красиво, Брин, — говорит он, когда я всхлипываю.

Его большие руки обхватывают мою талию, и он приподнимает меня, сохраняя при этом устойчивость своего мотоцикла. Габриэль притягивает меня к себе так, что я оказываюсь у него на коленях. Он накидывает на мои плечи свой жилет, чтобы никто не увидел меня полуголой, я полагаю. Его руки впиваются в мою задницу под задранной юбкой. Одним быстрым движением его твердый член врывается в меня. Моя киска спазмирует вокруг него, и я сжимаю его еще сильнее, чем обычно, когда он начинает скользить в мою влагу.

— Будьте смелыми, направляя тех, кто может погрязнуть во тьме… преступной деятельности…

Слова, написанные специально для этого события, звучат сквозь деревья, пока моя киска жадно принимает член Габриэля, и они не беспокоят меня так, как я предполагала.

Я открываю глаза и смотрю на него, отмеченного моей кровью.

Между нами происходит ритуал. Я знаю, что он тоже это чувствует, когда медленно, дюйм за дюймом, входит в меня.

— Эта киска так чертовски готова ко мне… блядь, — хрипло произносит он, нахмурив брови. Единственное трение происходит о штанги на его члене, пока я принимаю его. Он еще тверже, чем обычно. Он тянет меня к себе, пока его губы не находят мои. — Пролей кровь для меня, Бринли, — приказывает он мне в губы, обнимая меня за талию.

Мои руки скользят по его рукам к плечам, а голова откидывается назад.

Мы молчим, пока он продолжает толкаться в меня, опуская на себя, пока не оказывается полностью внутри. Мы оба издаем отрывистые стоны, когда он входит до упора. Он не дает мне времени привыкнуть к его размерам, приподнимает меня, а затем снова вгоняет свой член снизу. Я прерывисто дышу, когда его руки двигаются по моей спине.

Они скользят к моим грудям, и Габриэль стонет, сжимая их вместе, а затем снова захватывает губами мой сосок и всасывает в рот.

— Вот так, моя порочная девочка. Оседлай меня. Трахай меня, пока твоя кровь и моя сперма не потекут по моему члену. Устрой беспорядок на мне и моем мотоцикле.

Его слова заводят меня. Я начинаю медленно двигать бедрами, и мы оба стонем. Он заполняет меня настолько, что я понимаю — для всех остальных мужчин я потеряна.

— Только с добром, к которому мы стремимся, можно прожить счастливую, полноценную, сбалансированную жизнь…

Громкоговоритель вопит на заднем плане, а я все сильнее насаживаюсь на Габриэля. Его руки сжимают мои бедра под юбкой.

— Это моя девочка. Принимает каждый гребаный дюйм меня… эта идеальная, маленькая, грязная киска.

— Да… — выдыхаю я.

— Ты хочешь, чтобы я наполнил тебя так, что сперма будет стекать по твоим бедрам?

— Да…

— Твоя кровь и моя сперма будут ждать здесь, когда я возьму тебя снова.

— Да… — Это все, что я могу выдавить из себя.

Габриэль подается вперед и толкает меня на спину, удерживая мотоцикл за руль, пока трахает меня. Я двигаюсь вместе с ним, опираясь головой на топливный бак, а мои руки поднимаются вверх, чтобы встретиться с его руками, и я держусь за него, встречая его мощные толчки, мои бедра бьются о его бедра, а слова диктора становятся нашим саундтреком.

— Даже в самых темных сердцах есть свет…

Габриэль рычит, всаживаясь в меня так глубоко, как только может, — это причиняет боль, и следом почти сразу же захлестывает неудержимое наслаждение.

— Возьми весь мой член так, как просит твоя жадная киска, Бринли. Кончай, пока слушаешь, как они рассказывают тебе обо всех способах, которыми их Бог может спасти тебя.

— Да, — кричу я, закусывая нижнюю губу так сильно, что чувствую вкус меди.

— Но позволь мне внести ясность, маленькая колибри. Единственный, кто может спасти тебя, — это я. И единственная, кто может вдохнуть жизнь в мою темную душу, — это ты. Мы спасаем друг друга.

Все это переполняет меня — его слова, то, где мы находимся, сила, с которой Габриэль трахает меня, пока на мне его жилет. Наши тела движутся вместе на заднем сидении его мотоцикла под священные звуки службы на заднем плане.

Я кончаю. Я рассыпаюсь на части, как соляной столб на ветру, под его сильными руками.

Я стону его имя, пока он овладевает мной, трахая меня, как сумасшедший. Мои бедра дрожат, когда оргазм накрывает меня и лишает дыхания.

— Я рождаюсь заново во имя тебя, Бринли Роуз. А ты — во имя меня. Прими от меня все до последней капли. — Габриэль тянется вниз и крепко сжимает мою задницу, я знаю, что завтра у меня будут синяки, но мне все равно, я молюсь, чтобы он сжал меня сильнее.

— Иди и найди тех, кто нуждается в твоей помощи, и исполни свой долг… поделись своим светом, помоги им стать хорошими, как мы.

Оратор заканчивает свою проповедь под бурные овации.

Габриэль сильнее сжимает мои бедра и стонет мне в губы, я выкрикиваю его имя под аплодисменты и одобрительные возгласы, когда достигаю пика.

— Эта чертова тугая, маленькая киска принимает меня целиком, — говорит Габриэль, слегка приподнимая меня и любуясь моей кровью на своем члене.

— Блядь, мне это нравится, — рычит Габриэль, его глаза темные и полны похоти, когда он снова смотрит на меня. Одна его рука и перемещается к моему горлу, его губы нависают над моими, и в его тоне чувствуется грубая напряженность.

— Теперь сделай это еще раз, Брин, и когда ты кончишь, я хочу, чтобы каждый гребаный человек здесь знал, что ты моя. Дай им знать, кто твой король.

Габриэль сжимает мое горло еще сильнее, перекрывая дыхание, он полностью контролирует ситуацию, управляя мной так, как ему хочется, чтобы поддерживать идеальное давление на мой клитор, его член похоронен глубоко внутри меня. Мои мышцы напрягаются, а киска сжимается вокруг него, и я делаю именно то, что он хочет.

Я снова начинаю кончать. Мои ногти впиваются в его теплую спину, и то, как я кричу, должно быть слышно всем, но меня это нисколько не волнует.

— Твоя… — Я вскрикиваю, когда мои глаза закрываются, а тело обмякает в его объятиях. — Я твоя, Гейб.

— Чертовски верно, ты… моя, — рычит Габриэль, достигая своей кульминации, изливаясь в меня, произнося мое имя и слова, которые я не могу разобрать, потому что он уткнулся лицом в мою грудь.

— Моя, — повторяет он.

Его тепло поглощает меня. Я чувствую его повсюду, но все равно хочу большего.

Мы с Габриэлем растворяемся друг в друге, мы тяжело дышим, и я понимаю, что прежняя Бринли умерла навсегда. Я родилась заново прямо здесь, на заднем сидении его мотоцикла, для этого мужчины-зверя, который хочет каждую темную и порочную часть меня.

Я знаю, что безумно влюблена в этого мужчину.

Должна ли я бояться связать себя с ним? Привязать себя к его миру? Возможно, но я не боюсь. Единственное, что меня пугает, — это то, что случится со мной, если я когда-нибудь потеряю его.