Глава 4

Бринли

Я просыпаюсь от стрекота цикад и щебета птиц, что говорит о том, что уже не раннее утро. Я натягиваю на лицо мамино одеяло. К счастью, когда я вчера вечером добралась до дома своей семьи, то обнаружила, что он по-прежнему цел и невредим. Старый дом моих родителей очень большой. Он занимает более акра земли и выглядит величественно. Обстановка здесь не менялась с тех пор, как я была ребенком, и это определенно было жутковатое возвращение домой. В когда-то теплых комнатах, в которых звучали любимые мамины песни — Reba McIntyre или церковная музыка, — царили тишина и стерильность, все было завешено простынями. Это было похоже на типичные дома с привидениями, которые показывают в старых фильмах. Вся одежда моей матери была пожертвована, а ее изысканная посуда была упакована в контейнеры на высоких полках.

Моя тетя поступила разумно, наняв компанию по сохранению имущества, чтобы все здесь упаковать перед тем, как переехать к новому мужу в прошлом году. В бельевом шкафу все подушки и постельные принадлежности были сложены в вакуумные упаковки и почти пахли свежестью, когда я достала их и застелила кровать.

Я боялась, что моя нога провалится сквозь прогнившие доски крыльца, когда вчера вечером поднималась по старым скрипучим ступенькам. Но в остальном, кажется, все было в порядке, что не могло не радовать.

Я протираю глаза и смотрю на время. 10:30 утра. Я по привычке проверяю телефон — нет ли пропущенных звонков от Эвана. Их нет.

— Первый день новой жизни, — говорю я, делаю глубокий вдох и встаю, натягивая тапочки. Я планирую провести этот день, распаковывая вещи и возвращая дому ощущение домашнего уюта. Но сначала мне нужно съездить в город, выпить кофе и приобрести несколько вещей, в том числе платье для свадьбы Лейлы, потому что это определенно не то, что я взяла с собой.

Не успеваю я выйти за дверь, как на мой телефон приходит два сообщения от нее.

ПБ: Я так рада, что ты здесь! Давай пообедаем в среду, ты так нервничала вчера вечером.

Я: Я не нервничала.

ПБ: Да, нервничала. Я думаю, что должна морально подготовить тебя к тому, что ты увидишь, и к мужчинам, которые отличаются от тех, к которым ты привыкла. Они не плохие, просто другие. В детстве нас учили этикету, но в этом мире он бесполезен. Тебе нужно знать правила клуба.

Я: Превосходно. Не могу дождаться занятий. Эти люди — как раз то, чего мне так не хватало.

ПБ: Может, и так… Я имею в виду, твой бывший хоть раз доводил тебя до оргазма?

Я вздыхаю.

Я: Время от времени. Правда… не без моей помощи.

ПБ: Именно так я и думала. Удачных покупок сегодня! Тебе идет голубой, и покажи свою грудь. Я буду ждать фотографий того, что ты выберешь.

Я: Да, распутная мамаша.

Я представляю себе мужчин, которые были с ней прошлой ночью. Я до сих пор помню запах кожи и дыма. Ни за что. Совершенно не в моем вкусе.

После душа я надеваю белую майку и повязываю на талии черно-белую фланелевую рубашку. Добавляю пару поношенных джинсовых шорт и свои «Birkenstocks». Перед тем как выйти за дверь, я собираю волосы в хвост. И переступаю порог.

— Сукин… — ругаюсь я себе под нос.

— Наверное, термиты, — доносится до меня смутно знакомый голос от соседнего дома. Мой взгляд устремляется туда, и я почти сразу узнаю его обладателя.

— Здравствуйте, мистер Кеннеди. Давненько не виделись, — говорю я.

Он выглядит старше. Думаю, ему уже около восьмидесяти.

— Да, но я все еще держусь. — Его седые усы шевелятся, а обветренное лицо расплывается в широкой улыбке, когда он, сжимая в руках внушительные садовые ножницы, работает над своей живой изгородью в двадцати футах от моей подъездной дорожки. — Ты вернулась насовсем? Приятно видеть тут хоть какую-то жизнь, дорогая.

Он всегда был таким милым человеком. Его жена готовила для нас в течение двух недель, когда умер мой отец.

— Пока не знаю, — честно отвечаю я, хотя не представляю, куда еще я могла отправиться.

— Я могу дать тебе номер местного подрядчика, который осмотрит крыльцо, но это влетит тебе в копеечку. Термиты — это самое страшное. Остается только надеяться, что их нет и в доме.

Черт. Я об этом не подумала.

— Спасибо, но на моем счете сейчас нет ни гроша. — Я печально улыбаюсь.

Мистер Кеннеди на мгновение задумывается и прекращает подстригать живую изгородь.

— Ну, если ты починишь старый грузовик своего отца и выставишь его на продажу, это может помочь. — Он возвращается к своему занятию.

— «Alchemy Customs». Это гараж на Бликер. Они занимаются всеми видами кузовных работ. Они лучшие. У них даже есть знаменитые клиенты. Они могли бы убрать ржавчину и покрасить машину, и тогда ты сможешь ее продать. Твой отец всегда следил за тем, чтобы под капотом все было в идеальном состоянии. Если нужно что-то сделать внутри, то прямо по соседству с «Alchemy Customs» есть мастерская.

Я смотрю в сторону гаража, я даже не вспомнила о грузовике.

— Думаю, ты сможешь получить за него больше двадцати тысяч. Если только ты не собиралась оставить его себе. — Он подмигивает.

Я не собиралась.

Этот старый Форд F1 1950 года выпуска был гордостью и радостью моего отца. Но он ржавел годами. Я знаю, что мама заводила его несколько лет назад, но не уверена, на ходу ли он и смогу ли я добраться до «Alchemy Customs». Я благодарю мистера Кеннеди и делаю мысленную пометку, заняться этим на неделе. Я смогу хотя бы узнать цену. Грустно расставаться с машиной, но важнее сделать так, чтобы дом не развалился.

Полчаса спустя июньское солнце в центре Хармони уже светит вовсю. Наш маленький городок такой же красивый, как и всегда. Летом в коттеджи на берегу озера приезжают туристы, и здесь становится оживленно. Наша местная кофейня «The Balanced Bean» сохранилась, и теперь у нее есть открытая терраса с крышей и мерцающими огнями. Квартал, который я помню пустым, когда была здесь в прошлый раз, наполнен маленькими магазинчиками, за исключением нескольких пустующих помещений. Студия йоги, книжный магазин-бутик, кафе, где подают молочные коктейли, несколько ресторанов. Здесь оживленно и очень мило.

Я замечаю студию дизайна на главной улице, напротив кофейни. Над входом установлен остроконечный козырек, чтобы создать впечатление уютного крыльца. «Crimson Homes» — гласит вывеска в деревенском стиле, свисающая на двух цепях. Но я останавливаюсь не для того, чтобы полюбоваться красивым оформлением. А из-за объявления «Требуются сотрудники» на двери. Никаких подробностей о том, кто им нужен, нет. Хармони, штат Джорджия, возможно, единственное место на земле, где до сих пор вывешивают такие таблички.

Я опускаю глаза на свой повседневный наряд. У меня ничего с собой нет, и я не одета для собеседования, но я все равно решаюсь пойти на это. Я снимаю фланелевую рубашку, повязанную на талии, и надеваю ее, застегивая и заправляя в шорты, затем стягиваю резинку с волос и расправляю их по плечам. Может, мне повезет. Я открываю дверь с легким звоном колокольчика и оглядываюсь по сторонам. Помещение просторное и красивое. Образцы напольных покрытий, светильников и плитки украшают стены и проходы — все, что только можно придумать для дизайна нового дома, и даже больше.

— Чем могу помочь? — спрашивает голос у меня за спиной, когда я провожу пальцами по довольно красивой мозаике.

Я поворачиваюсь и широко улыбаюсь, когда передо мной оказывается старший брат Лейлы.

— Делл?!

— Ух ты, Бринли! — говорит он, пока мы стоим, неловко застыв на мгновение, прежде чем он делает шаг вперед и слегка обнимает меня.

— Я не знал, что ты в городе. Ты в гостях? — спрашивает он одновременно со мной: — Как дела?

На его лице расцветает улыбка. Он высокий, подтянутый, с темно-русыми волосами, одет в рубашку на пуговицах и брюки.

— Похоже, я здесь задержусь. Я думаю. Поэтому я и пришла. Я дизайнер, а вы ищете сотрудников. Кто вам нужен? — Я указываю на вывеску в окне.

— Да, мы ищем. Я не владелец, я штатный архитектор. Отдел разработки проектов на заказ. С ними приятно работать, очень дружелюбная атмосфера. Должность, на которую открыта вакансия, не дизайнер как таковой, но похожая. Ты будешь помогать людям планировать дома их мечты. Какая у тебя квалификация сейчас? Ты ведь изучала проектирование конструкций в Сиэтле? Я могу замолвить словечко?

— Да, но я переключилась на интерьер…

Мы несколько минут обсуждаем мой опыт, диплом и объем работ, которые они выполняют. По счастливой случайности, владелец возвращается во время нашего разговора. Мы непринужденно болтаем еще минут десять. Я ухожу, пообещав прислать свое резюме, а владелец говорит, что позвонит мне в выходные, когда рассмотрит его.

Я надеваю солнечные очки и улыбаюсь солнцу, чувствуя уверенность в том, что у меня уже есть новая работа, и выхожу за дверь, помахав на прощание Деллу.

Однажды я вернусь домой.

Вот как это делается, думаю я про себя с ухмылкой. С новой работой, возможно, я смогу отремонтировать старый отцовский грузовик, чтобы продать его. Я могла бы использовать часть своих сбережений, чтобы заплатить за ремонт, а потом вернуть их, если это не слишком дорого.

Я забегаю в модную кофейню, напевая одну из любимых песен моей мамы, и беру свой латте, прежде чем сесть на улице на солнышке. Я просматриваю объявления о продаже грузовиков, похожих на модель моего отца, и с радостью обнаруживаю, что после реставрации они стоят даже больше, чем предполагал мистер Кеннеди. Я успеваю допить свой латте, как слышу их.

Низкий рокот Харлеев. Это как гимн города. Никто не смотрит и не обращает внимания, когда четыре мотоцикла подъезжают к следующему кварталу. Они с хореографической точностью паркуются задним ходом почти прямо передо мной. Я наблюдаю за ними краем глаза, за хромом и металлом, сверкающим в лучах послеполуденного солнца. Они почти заставляют мой кованый железный стол стучать о бетон от рева их моторов, прежде чем они глушат двигатели.

Мне не нужно видеть спины их кожаных жилетов, чтобы понять, что они — члены «Гончих Ада», но волчий череп, свирепо смотрящий на меня, когда они паркуются и спрыгивают с Харлеев, лишь подтверждает это.

Я сразу же узнаю двоих из них по прошлой ночи в Саванне. Одного с нашивкой — «Инфорсер», а другого с нашивкой — «Гуннар». Они крупные мужчины, у Гуннара волнистые волосы, собранные в подобие мужского пучка, который выглядит совсем не изящно.

Еще двое слезают с мотоциклов и снимают шлемы — один не такой мощный, постарше, с торчащими светлыми волосами, на его нашивке написано «Дорожный капитан».

Я перевожу взгляд на… самого крупного мужчину в группе. Когда он снимает шлем, я теряю дар речи, но не могу отвести взгляд. Он ближе всех ко мне, и прошлой ночью его точно не было в Саванне.

Мои ладони мгновенно начинают потеть, когда он вешает шлем на руль своими большими, мускулистыми руками. Он поворачивается в мою сторону и оглядывается по сторонам, сканируя местность, словно прибывший король, высматривающий любую угрозу.

Я снова поднимаю взгляд и с трудом удерживаю рот закрытым, пока наблюдаю почти как в замедленной съемке, как он двигается с тяжелой грацией. Он высокий, где-то шесть футов четыре дюйма или шесть футов пять дюймов6, широкоплечий и крепкий. Он настоящий Джейсон Момоа — отчасти Кхал Дрого, отчасти преступник.

Обычно я бы поступила правильно и отвернулась от него. Меня с двенадцати лет учили, какие мужчины мне подходят, а какие могут причинит боль, но что-то в нем меня завораживает.

Он не просто существует, мир словно вращается вокруг него.

На нем тонкая белая футболка под, кажется, кожаным клубным жилетом, его мощные бицепсы натягивают ткань. Военные жетоны выглядывают из выреза, поблескивая в солнечном свете, который вдруг стал намного теплее.

Он служил? Неожиданно.

Насколько я могу судить, его тело представляет собой гору мышц, и, кроме лица, он весь в чернилах.

Смелые татуировки ползут вверх по шее, покрывают кисти, предплечья и пальцы. Портрет женщины, выполненный в стиле «Дня мертвых», интригует, и я задаюсь вопросом, кто она, прежде чем начать представлять все то, что скрыто под его одеждой.

Его темно-каштановые волосы зачесаны назад, они не кажутся слишком длинными, но собраны на затылке, и несколько прядей выбились. Его борода на тон темнее волос, она ухоженная, но слегка растрепанная, и весь этот легкий беспорядок выглядит так, как будто именно это и было задумано.

Его голова поворачивается ко мне, когда он снимает солнцезащитные очки и шагает на тротуар передо мной. Хотелось бы, чтобы моя пара скрывала глаза, а не оставалась на макушке, чтобы я могла и дальше его разглядывать. Скулы у него высокие и резко очерченные, челюсть мощная и квадратная. Его глаза устремляются к моим сандалиям, пока он идет, и медленно оценивают меня за те несколько секунд, что он скользит по мне взглядом. Когда он встречается с моим, я замечаю, что они поразительные, почти нечеловеческие и самого светлого оттенка серого, который я когда-либо видела. Кажется, будто время застыло.

Его взгляд обжигает, как раскаленное клеймо, прижатое слишком близко к моей коже, и он смотрит на меня не стесняясь, как будто имеет право знать, кто я такая и почему я здесь.

Я закидываю ногу на ногу и заставляю себя выйти из ступора, в который он меня вогнал. Я изо всех сил стараюсь вести себя непринужденно и сосредоточиться на расписанной стене кофейни, опускаю солнцезащитные очки и стараюсь, чтобы сердце перестало биться так быстро.

Они уже близко, и один из мужчин обращается к нему. Я чувствую, как он отводит взгляд. Я выдыхаю, когда он покидает поле моего зрения. Я не слышу, о чем они говорят, но у меня нет сомнений, что мужчина, от которого я не могу оторвать глаз, — главный. Он приковывает к себе всеобщее внимание, когда разговаривает с другими мужчинами в пустующем здании по соседству. Я чувствую его запах кожи и пряностей, смешанный с нотками дыма. Когда он отворачивается, я бросаю взгляд на нашивку на его груди.

Президент.

Его голос глубокий и уверенный. Следующие несколько минут они беседуют с человеком в костюме, пока я пью кофе и ковыряюсь в черничном кексе. Они ходят туда-сюда, обсуждая внешний вид здания. Когда я вижу, что они направляются внутрь, я встаю и беру свою сумочку, чтобы как можно быстрее скрыться в магазине одежды по соседству.

Я выдыхаю и изо всех сил стараюсь вытеснить из головы поразившего меня президента. Все вопросы, которые могут возникнуть о нем, вероятно, навсегда останутся без ответа, потому что я никогда не произнесу их вслух.

Он выглядит как мрачная тайна, которая может затянуть меня.

Я просматриваю стойки и выбираю несколько платьев для примерки. Когда мое дыхание приходит в норму, я говорю себе, что, возможно, у меня слишком богатое воображение.

Мои родители не изолировали меня, но они определенно использовали страх, чтобы обезопасить. Страх перед Богом, страх перед сомнительными людьми, страх перед собственным выбором. Возможно, чтобы уберечь от членов «Гончих Ада» или людей, подобных им.

Не знаю, почему я так поступаю, но я прислушиваюсь к Лейле и выбираю светло-голубое платье, почти такого же цвета, как мои глаза. Оно с открытыми плечами и длинными пышными рукавами, подчеркивает талию, расширяется книзу и заканчивается на середине бедра. Оно короче, чем я обычно носила в Атланте, но я чувствую себя в нем сексуально… и к черту, мне некого ублажать, кроме самой себя. Это именно то платье, которое Эван назвал бы «немного неуместным», и это заставляет меня хотеть его еще больше. Самое лучшее — это спина, она открыта почти до середины, и я поднимаю волосы, чтобы посмотреть в зеркале, как буду выглядеть, если соберу их наверх.

Для репетиции ужина я выбираю другое, такое же короткое и откровенное, но на этот раз бледно-желтое, без бретелек, ткань похожа на шифон и низ платья оформлен волнами разной длины. В нем моя грудь выглядит потрясающе.

Я благодарю продавца и внутренне плачу, потому что два платья стоят больше двухсот пятидесяти долларов, которых у меня на самом деле нет. Я напоминаю себе, что скоро все наладится, ведь я, похоже, нашла работу и смогу отремонтировать старый отцовский грузовик, чтобы продать его.

Я толкаю входную дверь, запихиваю чек в сумочку и бегу к машине. Я оглядываюсь по сторонам, но больше не вижу ни мотоциклов, ни байкеров, которые разговаривали возле кофейни. Наверное, это хорошо. Каким бы пленительным он ни был, что-то в его взгляде потрясло меня до глубины души. Последнее, что мне нужно для моей безопасности и сердечного ритма, — это попасть в поле зрения президента «Гончих Ада».

Загрузка...