Выбор Скарлетт Блэр (СИ)

Глава 40

День выдался пасмурным. Низкие облака, набухшие дождем, нависали над Глостером, придавая городу мрачный, настороженный вид. Влажный воздух был пропитан тревожным ожиданием — казалось, даже погода замерла в предчувствии важных событий. Но для меня это хмурое утро было наполнено внутренним светом — сегодня должны были снять все обвинения с Мэттью.

В экипаже, неспешно катившем по мощеным улицам Глостера, царило напряженное молчание. Рядом со мной сидел мистер Флетчер, его обычно прямая спина чуть ссутулилась, а лицо осунулось — события последних дней явно не прошли для него бесследно. Напротив расположились Джордж и Грейс, крепко держась за руки, словно пытаясь поделиться друг с другом своей силой.

Копыта лошадей мерно стучали по булыжникам мостовой, а в окнах кареты мелькали еще сонные улицы города. Лавочники только начинали открывать свои магазины, служанки выбивали ковры во дворах, а редкие прохожие кутались в плащи, спасаясь от промозглой сырости.

— Томас признался во всем, — негромко заговорил мистер Флетчер, нарушая тишину. — Рассказал, как планировал все месяцами. Как использовал влюбленность Луизы, чтобы подставить Мэттью. Он... он даже гордился своей изобретательностью.

— И Молли? — тихо спросила, хотя уже знала ответ.

— Да, — мистер Флетчер тяжело вздохнул. — Он убил ее. Девчонка испугалась и хотела предупредить брата. Томас... он опередил ее. Сказал, что не мог допустить, чтобы все его планы разрушились из-за «глупой, сентиментальной девчонки».

— Какой ужас, — прошептала Грейс, крепче сжимая руку мужа. — А что с Луизой? Ее нашли?

— Нет, — покачал головой старик. — Бернард утверждает, что не знает, где она. Говорит, что после смерти Молли, Луиза была сама не своя — металась, плакала, твердила что-то о своей вине, а потом просто исчезла.

— И ему поверили? — Джордж подался вперед, его глаза зло сузились. — После всего, что произошло?

— Да, — горько усмехнулся мистер Флетчер. — У него все еще есть влиятельные друзья. Его допрос прошел быстро, и никто не стал копать глубже. Впрочем, возможно, он действительно не знает. Луиза могла сбежать, осознав, во что ее втянули.

— Сомневаюсь, — горько усмехнулась Грейс, в этот момент карета замедлила ход и, наконец, остановилась у здания суда.

В отличие от мрачного каземата в Бибери, здесь все дышало торжественностью и строгостью закона. Величественное здание из серого камня, украшенное высокими колоннами, внушало трепет. Широкая лестница, ведущая к массивным дубовым дверям, была заполнена людьми — судя по оживленным разговорам и любопытным взглядам, новость о сенсационном разоблачении истинного преступника уже облетела весь город.

В просторном зале заседаний было не протолкнуться. Помимо официальных лиц, здесь собрались журналисты и любопытствующие горожане. Я заметила несколько знакомых лиц из Бибери — очевидно, приехали посмотреть на развязку этой драмы. Миссис Арлет шепталась о чем-то с соседкой, то и дело бросая взгляды в нашу сторону, а в дальнем углу я увидела даже чопорную мисс Прю.

Заседание длилось недолго. Были зачитаны показания Томаса, представлены доказательства невиновности Мэттью. Выступили свидетели и констебли, что вели это дело. Я сидела, стиснув руки так, что ногти впивались в ладони, и молилась, чтобы все поскорее закончилось.

— Невиновен! — наконец прогремел голос судьи, и зал взорвался шепотом и восклицаниями.

Всё последующее слилось для меня в калейдоскоп образов и звуков — объятия с Мэттью, поздравления, чьи-то восторженные возгласы. А я помнила лишь только руки мужа, крепко меня обнимающие, и шепот:

— Я люблю тебя, Летти…

В карете по дороге из суда вновь воцарилось молчание, но теперь оно было другим — наполненным невысказанными чувствами между дедом и внуком. Мэттью и мистер Флетчер старательно избегали смотреть друг на друга, хотя я замечала, как старик украдкой бросает на внука встревоженные взгляды.

В гостинице, где мы остановились, напряжение достигло апогея. Мэттью стоял у камина, рассеянно взирая на огонь, его плечи были неестественно прямыми. Мистер Флетчер опустился в кресло, его пальцы нервно постукивали по набалдашнику трости. В воздухе повисла почти осязаемая тяжесть — годы обид и недопонимания, казалось, материализовались в этой тишине.

— Я... пожалуй, прикажу подать чай, — нарушила безмолвие, но прежде чем выйти, мягко коснулась руки мужа. — Мэтт, если бы не твой дед, я бы не справилась. Он не отступил, когда все казалось безнадежным. Думаю, вам давно пора поговорить — слишком много между вами недосказанности.

— Летти права, — тихо произнес Мэттью, его взгляд, наконец, встретился со взглядом деда, и я увидела, как что-то дрогнуло в глазах обоих мужчин. — Нам действительно нужно поговорить.

— Да, — голос старика прозвучал непривычно мягко, в нем явственно слышалась затаенная боль. — Слишком долго я позволял гордости и предрассудкам стоять между нами. Я... я думал, что тогда поступил правильно, пытаясь защитить честь семьи. Но в итоге едва не потерял самое дорогое…

Улыбнувшись, я тихонько вышла из номера, оставляя мужчин наедине. За дверью еще долго слышались их приглушенные голоса. Сначала сдержанные, почти официальные, потом все более оживленные и эмоциональные. Годы молчания и обид требовали времени, чтобы превратиться в понимание.

Бродя по коридорам гостиницы, я размышляла о том, как странно устроена жизнь. Иногда требуется пройти через настоящий ад, чтобы обрести то, что всегда было рядом. И порой самые крепкие узы рождаются именно из боли и отчуждения, преодоленных вместе…

Когда я вернулась с чаем спустя час, атмосфера в комнате неуловимо изменилась. Мужчины все еще были скованы, но это была уже другая скованность — не отчуждения, а непривычной близости, которую им еще предстояло освоить. В глазах мистера Флетчера блестели непролитые слезы, а Мэттью улыбался по-настоящему открыто.

— Я должен остаться в Глостере еще на несколько дней, — произнес мистер Флетчер, поднимаясь из кресла. Его голос звучал хрипло, будто после долгого разговора. — Нужно уладить последние формальности с делом Томаса и... есть еще кое-что, что требует моего внимания.

— Конечно, — кивнул Мэттью. В его голосе больше не было прежней холодности. — Мы будем ждать вас в Бибери. Дом... дом достаточно велик для всех нас.

— Я обязательно приеду, — пообещал старик, и впервые за все время я увидела, как его строгое лицо смягчилось в искренней улыбке. Он шагнул к внуку и, помедлив мгновение, крепко обнял его. — Береги себя и свою удивительную жену…

Солнце уже клонилось к закату, когда наш экипаж въехал в Бибери. Город встретил нас привычным уютом узких улочек, запахом свежей выпечки из пекарни и перезвоном колоколов церкви.

Едва заслышав стук колес по мощеной дорожке, Роуз и Майли выбежали к нам навстречу. Их лица сияли неподдельной радостью. А Роуз, обычно такая чопорная и сдержанная, вдруг всхлипнула и, совершенно забыв о приличиях, крепко обняла Мэттью.

— Простите, сэр, — тут же смутилась женщина, отстраняясь и торопливо поправляя сбившийся чепец. — Я приготовила ваши любимые булочки с малиной, как и обещала. И еще пирог с яблоками, и...

— Спасибо, Роуз, — тепло улыбнулся Мэтт, на секунду сжав потрясенную женщину в своих объятиях. — Я очень скучал по вашей выпечке. По всему этому скучал.

— Кхм… я подам чай в гостиной, — растроганно просипела экономка и взмахом руки позвав за собой Майли, устремилась к двери.

Дом встретил нас теплом и уютом. После холодных тюремных стен и официальной обстановки суда особенно остро чувствовалось, насколько родным стало это место. Знакомый скрип половиц, мягкий свет, льющийся через высокие окна, даже легкий запах лаванды, которой Майли натирала мебель — все это словно обнимало, приветствуя возвращение хозяина.

После позднего ужина в гостиной мы неспешно поднялись в нашу спальню. Здесь все осталось таким, как было до того страшного дня ареста — книги на прикроватном столике, плед на кушетке, алые розы в вазе.

Мэтт молча обвел взглядом комнату, задержавшись на мелочах — чернильнице на столе, недочитанной книге, забытой куртке на спинке кресла. А его пальцы легко скользнули по полированной поверхности комода, словно здороваясь с каждым предметом.

— Странно, — едва слышно произнес муж, с грустью улыбнувшись. — Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я был здесь в последний раз. А все выглядит так, будто я только вчера вышел из этой комнаты.

Я промолчала и, взяв мужа за руку, потянула его к дивану. Сумерки медленно опускались на Бибери, окрашивая небо в нежные розовые и лиловые тона. Один за другим в домах зажигались огни, превращая город в россыпь теплых огоньков. Где-то вдалеке лаяли собаки, с кухни доносился аромат свежей выпечки, а в саду начали свою вечернюю песню сверчки.

— О чем ты думаешь? — спросил Мэтт, зарывшись носом в мои волосы. Его руки нежно обнимали меня, и в этих объятиях было столько тепла и защиты, что хотелось раствориться в них без остатка.

— О будущем, — улыбнулась, крепче прижимаясь к мужу. — О нашем будущем. О том, как мы будем жить дальше, как...

— Как превратим этот дом в настоящее семейное гнездо? — закончил он за меня с легкой улыбкой.

— Да. Знаешь, когда я впервые оказалась здесь, перенесясь из своего времени, я была так растеряна и напугана. А теперь... теперь я не представляю своей жизни в другом месте и времени.

— Я так благодарен этому кулону, — произнес Мэтт, нежно касаясь моей щеки. — Он привел тебя ко мне. Настоящую тебя.

— Я люблю тебя, Мэтт, — глухо прошептала, уткнувшись лбом в грудь мужчины, втянув в себя родной запах его любимого одеколона.

В такие минуты я особенно остро понимала — неважно из какого времени я пришла. Здесь, рядом с этим человеком, был мой настоящий дом, мое истинное время. И что бы ни готовила нам судьба дальше, мы встретим это вместе...