Натягиваю на себя джинсы, футболку, обуваюсь в кеды.
Готовить обед спускаюсь на второй этаж на кухню девчат.
— Ух, ты. Какими судьбами? — стреляют в меня глазками студентки.
— Да, у нас плиты техосмотр не прошли, — невозмутимо говорю я. — Отключили газовики. Не выгоните же, девчата. Не оставите голодными молодых ребят.
— Нет, конечно! — дружно отвечают девушки.
Весть о том, что парень с четвертого этажа спустился к ним на кухню и готовит тут отменный борщ, вмиг облетела весь второй этаж.
Девчонки заглядывают на кухню по делу и без дела.
А вот и она — Маша Серегина.
Птичка в клетку залетела!
Пьет водичку из–под крана, делает вид, что внимания на меня не обращает.
Ну, да, так прям я и поверил.
Стоило ей выйти, как я тут же обращаюсь к соседке, невысокой брюнетки в цветастом халате.
— Присмотри пожалуйста за моим борщом, мне надо отлучиться.
— Да, конечно, — радуется она, что уделяю ей внимание.
Выскакиваю в коридор и догоняю Серегину.
Хватаю за руки и прижимаю к холодной стене.
— Убери руки. У меня есть парень, — шипит она.
— Так я же твой парень и есть. Ты что уже забыла? — усмехаюсь.
Смотрю на нее сверху вниз сверлящим взглядом.
Прижимаю крепче к стенке.
Девчонка смазливая, макияж слишком броский, можно сказать вульгарный. И это я еще не говорю о мини юбках, в которые она наряжается.
Ресницы накрашены густо зеленой тушью, цвет глаз подчеркивает — зеленый.
Пухлые губы накрашены яркой малиновой помадой.
Так и хочется эту бестию затащить в санузел и отмыть разукрашенное лицо под краном с холодной водой.
Хмыкаю.
Представляю, как держу одной рукой за шею, а второй боевую раскраску смываю с ее лица.
— Что нравлюсь тебе? — дерзко спрашивает Серегина.
— Ты? Нет, не нравишься, — выгибаю иронично бровь.
— А что тогда ты хочешь от меня, Сомов?
— Я — ничего. А ты, смотрю, даже фамилию мою выяснила. С какой целью?
— Пусти меня! А то… — верещит Машка под руками.
— А то что? — жестко спрашиваю я.
— Будет шантажировать. Расскажет всем, что беременна от тебя! — слышу женские возгласы за спиной.
— Беременна? — машинально повторяю я.
— Слушай их больше! Им лишь бы посплетничать, — бойко отвечает Машуня.
Поворачиваю голову, смотрю через плечо, а вокруг собралась уже толпа студенток.
Гул стоит, похоже ставки делают — беременна или нет.
Но главное, от кого?
Мне не до шуток. Не ожидал такого поворота событий.
Чем только вместо учебы они тут занимаются.
Перевожу взгляд на Машу.
— Вы с ума что ли все сошли? — шипит Серегина, краснея и оглядываюсь по сторонам.
— Серегина залетела, — гудит толпа. — Что теперь скажет своему парню, от кого малыш?
— У Маши есть парень? — спрашиваю я, не сводя с нее взгляда.
— Конечно, есть. — Валька Соколов.
— Только они поссорились.
Кто–то тяжело дышит мне в спину. Поворачиваю голову.
На шум прибежала комсорг Лидия Веселова.
— Что тут происходит? — запыхавшись, спрашивает она.
— Вовремя ты, Лидия, подоспела, — подмигиваю я.
Веселова краснеет.
Что за мода тут такая, чуть что, так все девчата спешат краснеть.
— Маша, что происходит? — взволнованно уточняет Лидочка.
— Так она Вальку Соколова бросила. К другому переметнулась, — доносятся девчачьи голоса.
— Как к другому? А Валентин? Соколов?
— Хотела, чтобы он ревновал, — подсказывают дружно подруги.
— А еще ребеночек у нее скоро будет.
Веселова хватается за сердце, округляет глаза.
— Лида, не верь им! — горячо говорит Серегина. — Неправда все это, — глаза ее сверкают. — Мы просто поспорили с девчонками, — умолкает на полуслове, закрывая рот рукой.
Если учесть слухи, что ползут по общежитию, то поспорила она на…
— Веселова, ты это слышала? Ну, это прям не по — советски! Не по — комсомольски — спорить на людей!
— Надо на собрании всего общежития разобрать ее поведение, — доносятся возмущенные голоса студенток.
Комсорг растерянно хлопает глазами.
— И думать тут нечего! Пусть этот, как его там кавалер…
— Валентин Соколов, — подсказывает кто–то слева.
Оглядываюсь. Толпа девиц гудит, как осиный рой пчел.
— Вот именно. Пусть Валя Соколов знает, какая девушка Мария Серегина. Пусть знает, с кем хочет связать свою дальнейшую судьбу, — выступают ораторы наперебой.
— А Машка что, замуж собралась за Соколова?
— Да, она просто хотела на ревность его развести, чтобы предложение сделал.
— Могу поспорить, не женится Валька на этой вертихвостке! — доносятся голоса.
Маша пыхтит, краснеет, пряди волос с лица сдувает.
Девушки вокруг разгорячились, жаждут расправы.
Будто ведьму собрались на костре сжигать.
— Лидия, надо подумать над повесткой собрания. Я вызываюсь выступить. Еще нужны свидетели. Кто готов? — высокая худая девушка тянет руку.
Стою молча наблюдаю.
Пора кончать с этой вакханалией и свинчивать из эпицентра событий.
— Вы тут сами решайте, а мне борщ надо ребятам отнести в комнату, — обращаюсь ккомсоргу.
Она удивленно смотрит на меня снизу верх, а я размашистым шагом ухожу на кухню.
Веселова быстро приходит в себя и бежит за мной. Кивает девчатам– поварихам, те ретируются из кухни.
Остаемся наедине с комсоргом.
Подхожу к своей кастрюле. Борщ давно готов, я важно помешиваю.
— Макар. Расскажи, что случилось? — в ее руках появился блокнот с ручкой.
Делаю вид, что очень занят.
— Макар, ну пожалуйста, мне нужно получить информацию из первоисточника. Девчонки там разное болтают.
— Лида, собрание отменяется, — говорю я, не оборачиваясь.
— Как отменяется?
Беру в руки кастрюлю с борщом, держась за ручки полотенцем.
— Просто отменяется и все. Серегина пошутила, ну, поспорила она там с кем–то. Сглупила. С кем не бывает. Ну, а девчонки насчет собрания, чтобы ее пропесочить, тоже сгоряча ляпнули. В запале, так сказать. Лично я ее простил, понимаешь, Лида?
Смотрю на нее так проникновенно, что комсорг теряется.
— Ты серьезно, Сомов?
— Конечно. Я в такие игры не играю. Будущую карьеру журналистам не порчу. Девчонки просто шутили.
— Шутили? Ну, Сомов, хороши у вас шуточки! Нашли чем заниматься, вовлекая всю общественность.
— Ну, я — то точно никого не вовлекал. Это Серегина решила устроить шоу.
— Какое еще шоу? — записывает Веселова непонятное слово в блокнот.
— Ну, как тебе объяснить. Подиум такой решила устроить из общежития, мисс общежития стать.
— Мисс общежития? — округляет глаза комсорг. — Что за самодеятельность?
— Вот этого я не знаю, — жму плечами. — Какие — то там ваши женские штучки, — прохожу со своим борщом мимо нее в двери.
Веселова стоит с открытым ртом, что– то прокручивая в своей голове. Неожиданно ее озаряют светлые мысли.
— Послушай, Макар. Маше Серегиной не плохо было бы перед тобой извиниться. Я прослежу за этим.
Застываю с кастрюлей в руках.
— Кстати, она еще должна сказать тебе — спасибо, что ты отменил заявку на комсомольское собрание, пожалел ее, чтобы не отчислили из университета. Можно сказать, спас ее.
— Нет, Лидия, это была не моя идея с комсомольским собранием. Меня не вмешивай. Разбирайся со своими ба… девочками сама.
— Даже не сомневайся, Макар. Я обязательно разберусь.
— Спасибо тебе, Лида. Ты настоящий комсомольский вожак. И еще, не надо мне никаких извинений и благодарностей от Маши. Я уже все забыл.
Веселова снова разрумянилась теперь уже от удовольствия, что я признал ее лидерские качества.
— Надо же, мисс она захотела стать. А, еще комсомолкой называется, — доносится мне вслед.
Хмыкаю и иду к себе на этаж.
Захожу в комнату с ноги, так как руки у меня заняты.
Парни валяются на своих кроватях. Михаил пялится в открытый учебник. Колька задумчиво в стену уставился, словно дырку пытается просверлит взглядом к соседям.
А Серега бренчит на гитаре мелодию Высоцкого, поет «Песню о друге» из кинофильма Говорухина «Вертикаль».
— Так, все дружно наваливаемся, пока горяченький! — ставлю в цент стола на разделочную доску кастрюлю с борщом и открываю крышку.
Обалденный запах тут же наполняет небольшую комнату общежития.
Достаю с полки тарелки, расставляю на столе и большим половником разливаю борщ по тарелкам.
Кольке не терпится, не дожидаясь меня, то бишь дежурного, нарезает большими ломтями серый пшеничный хлеб, укладывает в центр стола на плоскую тарелку с чуть отбитыми краями.
Этот трофей тоже достался нам от бывших старшекурсников.
Серега достает из тумбы стеклянную банку с деревенской сметаной, закрытую сверху фольгой и завязанную туго веревкой.
— Ну, парни, сегодня у нас пир живота!
— Сом, тут сорока на хвосте принесла, что сегодня ты знатно отметился на женском этаже общаги. Погонял там девчат. С чего бы вдруг? — с любопытством бросает Сычев, хватая ложку и хлеб, приступает к борщу.
— А ты не верь сороке. Может брешет, — пряча усмешку, беру ложку и хлеб и вслед за всеми приступаю к еде.
— Да ты прям интригуешь, — замечает Сытин.
Отмалчиваюсь.
Все дружно поели, я дежурный, поднимаюсь с места.
Беру с нашей кухонной тумбы чайник, чтобы отправится на кухню.
В дверь кто– то робко стучит.
— Входите! — кричит Михаил.
Дверь распахивается, в комнату сначала входит Лидия — наш комсорг, а за ней следом бочком протискивается Маша Серегина.
Ставлю чайник на место, поворачиваюсь к парням, подмигиваю, они в легком замешательстве, но это не смущает меня.
Устраиваюсь на своем стуле, как король на троне. Откидываюсь на спинку стула, и закидываю ногу на ногу.
Лида отходит в сторону и толкает Серегину вперед себя.
— Ну, Маша, давай! — говорит она и умолкает.
Парни отодвигают свои тарелки и с любопытством разглядывают девушек.
Серегина смотрит в пол и молчит.
— Лидия, я понимаю, это все? — ровно обращаюсь к комсоргу.
— Нет, Макар, сейчас, — дергает Серегину за руку. — Давай уже, видишь, все ждут.
— Макар, прости меня, пожалуйста, — мямлит Машуня, по–прежнему опустив глаза в пол.
— Мария, извинения приняты. Могла бы и не извиняться, я и так уже все простил и забыл. Ну, бес попутал, бывает, ничего страшного.
— Макар, я не виновата, я не хотела, втягивать в это тебя, — поднимает голову наконец виновница и смотрит мне в глаза.
— А кто виноват? — с усмешкой спрашиваю я. — Может, Лидия?
— Я? — тычет себе в грудь комсорг. — С какой стати? Я понятия не имела, что они там поспорили, — возмущается Веселова.
— Как же я мог забыть, — театрально бью себя ладонью в лоб. — Машуня же поспорила на меня.
— Поспорила на тебя? — не выдерживает Сычев. — А на что?
— Мария, вот, расскажи моим товарищам комсомольцам, на что ты спорила? Видишь, всем интересно, как такая юная комсомолка, спортсменка и просто красавица спорит на живых людей.
Машка снова опускает глаза в пол. Парни едва сдерживаются от смеха.
Поднимаюсь вальяжно со своего стула — трона и подхожу к девушке.
— А что ты хотела, Мария, от меня получить взамен?
— Ничего, — Серегина пугливо делает шаг назад к двери.
— Стоять! — командую я.
Серегина застывает как статуя.
Перевожу взгляд на Веселову, та растеряно хлопает глазами, не понимая, куда я клоню.
Приближаюсь к Машке и нависаю над ней как скала.
Серегина напрягается.
— Ладно, девчата, — добродушно смотрю на нее. — Пошутили и хватит. Свободны.
Серегина вся раскраснелась, пыхтит. Глаза сверкают.
Открываю дверь настежь.
Раскрасневшаяся Машка вылетает пулей из комнаты.
Круто разворачиваюсь к Лидии. Глаза ее блестят. Она возмущенно фыркает и плывет к выходу.
Закрываю за девчонками дверь.
Беру в руки чайник.
— Понравилось? Опять на второй этаж пошел? — с иронией спрашивает Колян.
— Тема закрыта, — обрезаю я.
— А что на Серегину нашло? Влюбилась что ли в тебя? — смеется Серый.
— Да кто знает, что у нее в голове, — берусь за ручку двери.
— Сом, кстати, газовые плиты на кухне нашего этажа работают отлично, — серьезно говорит Колька.
— Я и не сомневался, — усмехаюсь.
— Понял. Давай кипяток организуй. Я вчера по случаю прикупил в нашем гастрономе «Мишку на Севере», целых вести грамм.
Достает серый бумажный кулек и высыпает конфеты в пустую тарелку на столе.
Вечер проходит в дружеской обстановке.
На следующий день выхожу из университета. На улице холодно, поднимаю высоко воротник старого пиджака, хотя под ним теплый вязанный бабушкой свитер, ни черта не спасает от промозглого ветра.
Втягиваю голову до подбородка в ворот свитера, зуб на зуб не попадает. Еще и осенние листья несет прямо в рот.
Сплевываю.
Рядом со мной притормаживают светло–синие жигули.
Из машины выбирается Королёва собственной персоной.
Не ожидал, что Ника настырно будет искать со мной встречи.
Ну, может, она мимо проезжала? Хотя непохоже, что мимо.
Разглядываю ее в упор. Одета с иголочки — модная шубка из каракуля, длинная до колен.
Не рано ли так утепляться?
Нет, ей в самый раз. Она не мерзнет и не ежится от холода, как некоторые.
Под шубкой виднеется легкий шарф. На ногах сапоги из мягкой кожи. В руках держит маленькую сумочку, блестящую, как зеркало — ридикюль. На губах — ярко–красная помада, глаза подчеркнуты стрелками.
Интересно, она ко мне так собралась на встречу?
С чего бы это?
На первых двух встречах она выглядела куда более скромнее, так сказать, ближе к пролетариату.
А теперь выпендрилась.
Уж не хочет ли она меня соблазнить?
Нет, я, конечно, мог бы податься ее чарам.
Если бы не успел изучить «внутренний мир» своей «напарницы».
И мне плевать на то, что она, из какой — то там, так называемой элиты. И папочка ее, и дедуля состоят то ли в высших эшелонах власти, то ли науки, то ли бизнеса.
Хотя какой, к черту бизнес!
Бизнес вычеркиваем. Правда, если только нелегальный. Тогда да, оставляем в списке.
В СССР в 1976 году ни секса, ни официального бизнеса не было.
Лишь в 1988 году разрешат кооперативы. И народ толпой повалит их осваивать и насыщать рынок дефицитами.
А сейчас всей этой деятельности название одно –спекуляция.
И граждане, занимающиеся ею, должны сидеть в тюрьме.
— Макар, нужно поговорить, давай пройдем в соседний сквер.
Кошусь на студентов, все поворачивают головы в нашу сторону.
Знали бы они, как опасна это Сирена.
Пытается утащить меня на дно морское. Усмехаюсь.
Мы идём в сквер возле университета по листьям, которые устилают землю ковром.
Ветер стих, чем не романтическая обстановка для двоих. В аллее с двух сторон стоят пустые скамейки. Мало желающих насладиться красотами осени.
Я тоже зря согласился пойти сюда. Уже был бы дома, в тепле и уюте студенческого общежития.
Ника усаживается на скамейку и глядит на меня проникновенным взглядом.
— Макар, мне нужна твоя помощь, — тихо говорит она.
— Может, мне тебя пожалеть? — хмыкаю я.
— Прекрати, я серьёзно. Я готова заплатить, — добавляет она твердо.
Прищуриваюсь, пытаясь уловить в её словах подвох.
— Деньги — это хорошо, но вот за что?
— Ты же знаешь, что фарцовщика Звонаря убили, — дрожащим голосом говорит она.
— Да. И Волку я помогаю в этом вопросе, — внутри всё закипает. — Но с тобой я работать отказался.
— Макар, послушай! Нужно найти не только убийцу, но мою подругу Марину Ольховскую. Она исчезла, — Ника говорит это так, словно боится, что кто–то подслушивает.
— Кому положено, пусть тот и ищет, — сухо отвечаю я.
Черт. Тут же порыв ветра напоминает мне о том, что одет я не по сезону — продувает насквозь.
Пиджак годен только для того, чтобы выбросить его на помойку. Туфли стоптаны и дырка имеется на подошве. В дождь носки промокают насквозь.
Зима близко.
На одежду нужны деньги. Но вот те триста рублей, что получил в милицейской кассе, я практически уже потратил. А за них еще и отчитываться придется.
Шутки с милицией в наше время могут плохо закончиться.
Посадят за растрату государственных денег, прощай молодость!
Интересно сколько за это дают?
Веду плечами. Какая ересь крутится в голове.
— У Ольховской же сын, верно? Где он? — машинально спрашиваю, надеясь понять, что за загадки она мне тут разгадывать поручает.
— Это неважно, — Ника отводит взгляд, юлит. — У нас с Мариной был общий друг, Григорий Игнатов. Он ухаживал за ней, помогал. Возможно, за ним стоит проследить. Он сейчас не идет на контакт.
Смотрю на Нику, пытаясь понять, почему она скрывает от меня важные детали?
Или она в этом как–то замешана сама?