Выпускник

Глава 28

Утром просыпаюсь, чувствуя горечь во рту, но не от горячительных напитков, не подумайте. Я такие напитки не употребляю — смешивать спорт, учебу, работу и спиртное — загнешься быстро.

Чувствую себя неуютно в комнате, Коля уже проснулся, собирается идти умываться. Вроде как надо поздороваться, а он стоит ко мне спиной, делает вид, что не знает, что я уже проснулся и смотрю на него.

Видимо, не только внутри меня что-то свербит, и кто-то невидимый шепчет, что день будет непростым.

Вспоминаю, что вчера порол в горячке Коля, сидя на стуле рядом со мной.

— Второе место — это почти как третье, а третье — вообще ни о чём. Понимаешь, Сом, есть только первое место. Это как Советский Союз — он один и первый во всём! Не зря же наш человек первым в космосе побывал. Гагарин! — однокурсник почти кричал, махая руками, будто вот-вот сам собирался взлететь.

'— Хочешь быть как Юра? Первый? Так занимайся! Не скули, — хотелось сказать ему в ответ. Но я лишь криво усмехнулся, осознав, что говорить подобное человеку в беде — не по-товарищески, не по-комсомольски.

Не в моих привычках ронять морально товарищей, и самоутверждаться за счет них. А Николай, как ни крути, комсомолец с искрой, но… иногда вспыльчивый. Но это даже к лучшему, Лидия говорит, что из него получился ответственный дружинник, и прекрасный театрал. Уж не знаю точно, какое дерево он играет и в каком ряду в их самодеятельности, но рад, что всё получилось, и Коле в принципе, не нужно больше переживать за плохие оценки и возможное отчисление.

Сегодня утром он хмурый как туча, дуется на всех.

Идём вместе на учебу в учебный корпус, я решаю, что надо разрядить обстановку. Останавливаю его, толкаю легонько в плечо, чисто по-дружески.

— Лидка говорит ты отличный дружинник, когда ты в ее смену выходишь, она спокойна, — гляжу прямо ему в глаза.

— Ну да… — он пожимает плечами, сдерживая злость. — Хоть где-то сгодился.

Напоминать ему о том, что как у «дерева» у него тоже всё в полном порядке, и он одобрен, я не намерен. Получится, что смеюсь. А глумиться надо товарищем — не по-мужски.

— Молодец! — говорю, и замечаю, что между нами как будто бетонная стена, которая была, стала тоньше. Видно, что Колян уже не так злится. Идём дальше молча, но в воздухе нет того напряжения, что было раньше.

— Может, ты, Макар, позанимаешься со мной? — вдруг предлагает он. — Обсудим мои ошибки. Я наверное, тактику не ту выбрал в бою.

— Запросто, — соглашаюсь я, — только не в эти выходные. У меня планы, понимаешь?

Колян тут же начинает прикалываться, позабыв об обидах:

— Клава? Валя? Или та, что снабжает тебя икрой?

— Замолчи, — рычу я, потому что его голос слишком громкий, а мимо нас как раз проходит Лидия Веселова. Ну конечно, кто же ещё! Она бросает на меня многозначительные взгляды, как всегда.

Твою мать! Лидка — как цербер на посту, всегда где-то рядом. Стоит мне засмеяться или пошутить с кем-то — она тут как тут. Ей бы в милиции работать. Вот и сейчас мы с Колей говорим о красной икре, которой я в последнее время «снабжаю» всех своих ребят, а она подслушивает.

Подходим к аудитории, и там уже скопились ребята с нашего потока. У меня в горле пересыхает, когда парни замечают меня. Я заранее знаю, что сейчас начнётся. И точно.

— Вот он, наш чемпион! — кричит Костя и устремляется ко мне с такими глазами, будто я только что олимпийское золото выиграл. Ещё секунда, и меня уже подбрасывают в воздух.

И чего они такие взбудораженные, будто впервые видят победителя?

— Что за Гагарин в полёте? — слышу голос профессора Калякина.

Меня быстро скидывают на пол. Приземляюсь на ноги, отряхиваюсь, словно ничего и не было, но взгляд Калякина уже сверлит меня, как дрель.

— Марш в аудиторию! — командует он.

Заходим, занимаем места. Я сажусь у окна, так, чтобы видеть улицу. Калякин берёт мел, и я понимаю, что сейчас будет что-то необычное. Он не из тех, кто просто так мелом машет.

И вот он пишет на доске большими буквами: «Сомов, поздравляем!» Я сначала не верю своим глазам, но потом понимаю — это его способ поздравить меня с победой. Всё по делу. Конечно, я бы не отказался получить от него зачет на халяву, но знаю, что не светит. Калякин — человек идейный, как многие наши преподаватели. Он не станет раздавать халявные оценки, как конфеты на утреннике. И правильно. Получим твёрдые знания — станем настоящими советскими людьми.

— Макар, поздравляю, — говорит он мне, серьёзно глядя в глаза. — Но не думай, что теперь всё тебе будет легко даваться.

— Конечно, товарищ Калякин, — отвечаю я, кивая. Он прав. Победил — молодец, но на лаврах почивать не стоит.

Занятие начинается, но мысли мои далеко от учебы. Я ловлю себя на том, что снова думаю о Коле. Вот он сидит рядом, ковыряет ручкой в ухе, затем что-то строчит в тетради, хмурится, не улавливая материал, который надиктовывает преподаватель.

Я же думаю о том, что он и в боксе не понимает, что его ошибка не в тренировках, а в его голове. Он сам себе создаёт преграды, ставит ограничители.

После пары я решаю всё-таки поговорить с ним более серьёзно.

— Колян, ты когда сам-то в себя поверишь? — спрашиваю, остановив его у двери.

— Да я… — он не успевает ответить, как из-за угла появляется Лидия Веселова.

Ну всё, думаю, конец разговору. Её присутствие всегда ставит меня в тупик. Я весь из себя уверенный и решительный, но, когда Лидка рядом — будто земля уходит из-под ног.

— Макар, не забудь про собрание сегодня, — она говорит, глядя прямо мне в глаза. Её голос всегда звучит так, будто она знает что-то, чего не знают другие.

— Лидия, я не забуду, но присутствовать не могу, — отмахиваюсь от нее.

— Как это? — округляет глаза. — Сомов, так это не работает. Комсомол сказал — надо, значит, так оно и есть.

— Меня в редакции ждут.

Действительно ждут, наконец-то Ника вспомнила о нас, или кто-то ее спросил, почему от ее подопечных птенцов нет материалов никаких давно.

На черта им наши материалы, всё равно никогда не утвердят и не напечатают. Вера в то, что кто-то напечатает мою статью ближайшую пятилетку давно угасла.

— Макар! — Лидочка испепеляет взглядом.

— А тема какая? Кого-то пропесочить надо?

— Откуда знаешь? — смотрит с недоверием.

— Ну так, ясное дело, вон Ясиницкий на тройки сдал сессию, и сейчас плохо учится, спит на лекциях.

— Да, Ясиницкий входит в повестку собрания. Если он продолжит плохо учиться, и портить показатели успеваемости на курсе, с ним придется распрощаться.

— Стоп. Лидия, не будь такой жестокой. Ты же знаешь, в чем проблема — у него мать больна, отец умер.

— Пенсия есть по потере кормильца.

— Так, он на эту пенсию покупает продукты для младших братьев и сестер.

— А ты, Сомов, не совести меня, — Лидия наступает, сверкает темными глазищами. — Забыл, что я пошла на уступки для тебя?

Мотаю головой.

— Второй вопрос на повестке — комсомольские взносы.

— С ними-то что не так?

— Есть ребята, которые за прошлый месяц еще не сдали.

— И ты как лиса Алиса будешь вытряхивать из их дырявых карманов золотые, — бубню я.

— Что? — брови Лидочки ползут на лоб.

— Пошутил я, неудачно. От меня-то что надо? Я сдал свои десять копеек.

— Так у тебя еще есть нетрудовые доходы, ты бы о них побеспокоился.

Беспокойно вздрагиваю. Лидия знает, чем я занимаюсь, тогда ей конец. Ни партия, ни комсомол ее не уберегут от бандитов.

— Я пошутила, — ехидно смотрит на меня. — Я про твои заработки внештатным корреспондентом говорю.

Выдыхаю облегченно.

— За них можешь не волноваться, в газете есть свой секретарь, который собирает взносы на нужды вашего аппарата ВЛКСМ и иже с ними.

— Странный ты, Макар, сегодня. Разговариваешь чудно, будто тебя в боксе по голове лупили.

— Тебе понравилось? — цыкаю я, имея ввиду вчерашний матч.

— Я на такие зверства смотреть не готова.

— Зачем же пришла на соревнование?

— Однокурсников поддержать.

Вот оно что, Веселова осознала силу коллектива. А то со своим комсомолом и коммунизмом совсем о простом народе забыла.

— Лидия, ты придумай что-нибудь, где я, а я для тебя постараюсь, обучу Колю нескольким приемам против твоих правонарушителей, которых ты по вечерам ловишь.

Мы с Лидией прощаемся, но я чувствую, что это ещё не конец.

Возвращаюсь к учебе.

После пар быстро иду в общежитие, без лишних разговоров собираю вещи. Время поджимает, а мне ещё нужно успеть сделать множество дел.

Вхожу в комнату, быстро скидываю рубашку, натягиваю синий теплый свитер, который мне мать сама связала, сверху — куртку, нахожу свою кроличью шапку — формовку, которую дядя Виктор подарил на прошлый Новый год, и посоветовал взять с собой на случай настоящего мороза.

Взглянув в зеркало, отмечаю, что выгляжу вполне прилично. Кидаю ребятам «я ушел на работу», выхожу из здания МГУ и сразу направляюсь к остановке.

Холодный воздух сжимает грудь, но это только бодрит. Нечего расслабляться, день ещё не закончился. На остановке, как всегда, многолюдно, кто-то дымит из преподавателей, кто-то болтает.

Мне это всё безразлично, сейчас мысли только о том, чтобы успеть на работу вовремя. Автобус подъезжает по расписанию.

На работу приезжаю вовремя, как штык. И тут же понимаю, что меня уже ждут. Возле входа стоит Ника Королева. А рядом с ней ещё несколько человек, но все они как будто растворяются на фоне её одиозной фигуры.

Но сделав пару шагов, и остановившись в двадцати сантиметрах от молодой женщины понимаю, что выглядит она странновато — бледная, уставшая.

Непривычно видеть ее в таком состоянии.

В голове мелькает мысль спросить, всё ли у неё в порядке, но останавливаюсь. Знаю, что у неё есть причины быть не в лучшем виде, но эта особа давно заслужила своё наказание.

— Привет, Макар, — Ника кивает, слегка сжав губы, будто старается не выдать своё состояние.

— Привет, — отвечаю, сухо кивая в ответ. Про себя отмечаю, что её усталость — это не моё дело. У неё свои дела, у меня — свои. Ника привыкла всё держать под контролем, но на этот раз видно, что её что-то сбивает с толку.

Ника продолжает смотреть на меня. В её взгляде есть что-то странное, словно она ждёт чего-то. Это раздражает, но я решаю не давать ей повода думать, что она меня зацепила.

— Задание готово? — спрашиваю, не собираясь тянуть время.

— Да, конечно, — отвечает она, но голос её звучит неуверенно. Даже странно, что эта стальная леди может быть такой растерянной.

Возможно, я ошибаюсь, но внутри что-то подсказывает, что сегодня с Никой творится неладное.

И мне это не нравится.

Если Мартынову ее сдали, то и меня заодно.

Обидно, однако. Отвечать за дела прошлого.

— Я плохо себя чувствую, — неожиданно сообщает Королева, бросая на меняпотерянный взгляд.

На мгновение замираю, прислушиваясь к тону её голоса.

Серьезно? Она решила мне поплакаться в жилетку.

Смотрю на неё в упор, пытаясь понять, шутит она или серьёзно.

— Пройдем в мой кабинет, — цокает впереди меня каблучками, и я топаю за ней. Она мой начальник, другого у меня нет. Открывать дверь с ноги к главреду — такой идеи у меня больше не возникает в голове. Это, когда я только приехал в столицу полный сил и энергии, мог спокойно ввалиться, пройдя все препоны. А пожив, здесь понимаю, что к чему, живу согласно регламента. Тем более сейчас, когда у меня рыльце в пушку, нарываться и отсвечивать не хочу, чтобы мою кандидатуру не разложили на мелкие атомы и не рассмотрели под лупой.

Ника по-королевски усаживается на свой комфортный стул, мне показывает взглядом, чтобы сел за ее стол, напротив.

Пододвигает ко мне свой блокнот, исписанный мелким бисером.

— Это материал, который должен выйти. Напечатай за меня, — говорит она так, словно я её личный секретарь.

— Какого городового? Ника? — откидываюсь на спинку стула, слегка прищуриваясь. — Я не записывался к тебе в секретари.

Ситуация начинает раздражать.

Королева — человек, который всегда в центре внимания, управляет всеми, кукловодит.

— Я не понимаю, ты не приказываешь, а просишь? Тогда где-то самое «пожалуйста»?

— Я прошу помощи? Да как ты смеешь⁈

Понуро опускает плечи, трет рукой лицо и виски. Кусает губы.

— В чем дело?

— Я бы не позвонила тебе, если бы чертова Синичкина взяла трубку! Она как всегда недоступна, когда нужна.

Вот как? Странная ситуация, Ника нуждается в помощи, зовет нас, но при этом по-прежнему приказывает и грубит.

Собираюсь встать, но Ника резко осаждает меня своим взглядом, как будто цепями приковывает к стулу.

— Сиди, — тихо, но жёстко бросает она, её голос звучит чуть громче шёпота, но я чувствую, как напряжение накаляется. — Синичкина просила дождаться её.

Я морщусь, но подчиняюсь. Раз уж просила Синичкина — значит, ждать придётся. Только вот что мне понятно из этой ситуации? Ничего.

Опускаюсь обратно на стул, перебирая в голове мысли. Все эти женщины — одна большая загадка. Как вообще в них разобраться? Валя, например, говорила, что не претендует на мою свободу, но стоило появиться Клаве, как всё пошло кувырком. На праздновании Нового года Клава, её новая подруга, вдруг начала ко мне клинья подбивать. Да так, что Валя неожиданно приревновала.

И вот утром первого января мы с Валей уже ссоримся из-за пустяка по имени Клава.

'— Ты пялился на её грудь! — выпалила Валя, злость и разочарование в её глазах просто кипели.

— А куда мне было деть глаза? Не выколоть же, — усмехаюсь тогда, но вижу, что это её только больше выводит из себя.

— Мог бы закрыть, — шипит она.

— Ага, сидел бы я как слепец весь праздник. Меня бы засмеяли, — отвечаю, пытаясь её успокоить, но ощущение того, что я в очередной раз не понял женщину, только крепнет. — И вообще, даже если бы я смотрел на её грудь целенаправленно, при чём здесь ты?

Валя осеклась. На мгновение ей нечего было ответить, но это молчание говорило больше, чем любые слова. Я же в тот момент собрался и уехал домой, чтобы не усугублять ситуацию'.

Возвращаясь к реальности, смотрю на Нику. Кажется, она ждёт, когда я возьму блокнот. Но вместо этого я решаю, что игра не по моим правилам.

— У тебя есть для меня задание? Если нет — я ухожу!

— Тебе заплатят за работу, — показывает глазами на печатную машинку. — И задание есть, надо в детскую поликлинику съездить, поговорить с главным врачом…

Поднимаюсь на ноги, отталкиваю блокнот.

— … пожалуйста, не бросай меня.

Всё-таки мегера просит помощи?

Это что-то новенькое. Ситуация явно не из разряда обычных.

— Ладно, — выдыхаю я, беря её блокнот неохотно. — Но только ради Синичкиной.

Ника на мгновение улыбается, хотя её лицо всё ещё бледное. Интересно, в чём дело?

Удобно устраиваюсь на стуле, пододвигаю к себе печатную машинку, начинаю набивать текст.

Сижу, печатаю, пальцы бегают по клавишам, а в голове мысли пляшут. Ника стоит у окна, опершись о подоконник, словно героиня из книги, смотрит на улицу, опустив плечи. Бесприданница, как есть.

Раньше я бы пожалел, может, попытался утешить, но теперь — нет.

Она сама выбрала этот путь. Интересно, кто её прижал на этот раз?

Может, денежный поток ей перекрыли? Или кто-то наконец догадался, что она далеко не ангел?

— Майор Волков предлагает мне выйти за него замуж, — неожиданно произносит Ника тихо, почти шёпотом, будто боится, что её услышат.

— Ого! Поздравляю! — усмехаюсь. Ну, наконец, кто-то решился на этот героический шаг.

— Я ему не ответила.

Поднимаю глаза от печатной машинки, смотрю на неё внимательно.

— Почему?

— Как ты думаешь, Андрей разрешит мне заниматься тем, чем я занимаюсь? Он поставил ультиматум, что посадит меня и раскроет, если я за него не выйду и не прекращу заниматься своими делишками.

Смотрю на неё, пытаюсь понять, что она имеет в виду. Рабочие дела или что-то более… интересное?

— Ты сейчас про рабочее время или про дополнительное к работе? — уточняю, хотя догадываюсь о её «дополнительных» занятиях.

— Не дури, — её голос становится жёстче, а лицо — серьёзнее. — Прекрасно знаешь, о чём я говорю…

— Я беременна…

— А на черта мне знать об этом? Ждешь поздравлений?

— Я не смогу больше контактировать с теми людьми, Андрей против.

— Я тоже не собираюсь…

— Я… я… втянула во всё это Синичкину, — Ника закусывает губу и рыдает.

Бью по клавише «А» со всей дури кулаком, и вцепляюсь взглядом в Нику.

Стерва.

Моя новинка

Мой позывной Шрек. Я армейский десантник. Жил и умер как солдат в 2046 году. Теперь меня называют боярином Трубецким. На дворе 1600 год. Повсюду магия и интриги https://author.today/work/389135