— Игнатов влюбился в Марину, — продолжает Борисова. — Он боготворил её. Делал всё. Следил за каждым её шагом, был рядом, когда ей это было нужно, и даже когда не нужно.
Но Марина видела в нём только друга, ничего больше.
И когда она познакомилась с Максимом Звонарёвым, Гришка просто исчез из её жизни.
Просто так исчез из жизни женщины, в которую был безумно влюблен? Слабо верится в такое. Ну, если только у него была железная воля. Слабо верится в такое.
— Максим был фарцовщиком, его мир был ярким и опасным. Марина, как заворожённая, погрузилась в него, забыв обо всём остальном.
Оля рассказывает важную информацию, и я стараюсь не нырять в свои ассоциации по поводу самой Борисовой, которые далеки от темы нашей беседы.
— После убийства Максима и исчезновения Марины никто не видел Игнатова, не слышал о нём.
Смотрю на собеседницу, слушаю ее приятный голос. Ей бы радио или телеведущей работать, а не редактором в издательстве.
Не думаю, чтобы парень так одержимый любовью, вдруг просто смирился и отошел в сторону. Тут явно, что — то не так.
И Ника настаивает, что за ним нужно проследить.
Чувствую, что в этой истории Игнатов играет не последнюю роль. В его молчании и уединении кроется что–то.
Ольга выглядит уставшей, но решительной. Я передаю ей папку, которую дал Дед, и наблюдаю за её реакцией. Она открывает, и её лицо меняется.
— Что это? — спрашивает она, поднимая на меня глаза. — Где ты это взял?
— Серьезные люди дали, — отвечаю я, чувствуя, что напряжение нарастает.
Ольга долго смотрит на фотографии и документы, её руки дрожат.
— Здесь есть вещи, которые я никогда не видела, — говорит она наконец. — Но это не объясняет, кто похитил Марину.
— Мы должны узнать, — твёрдо говорю я. — И защитить ее сына.
Ольга вздрагивает.
Поднимает на меня глаза.
— Ты прав, Макар, — говорит, сжимая мою руку.
Черт! Мне приятны ее прикосновения.
— Почему ты не сказала мне о ребенке Ольховской?
Ольга смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Да, у Марины есть сын. Прости. Я не могла сказать об этом раньше. Но теперь, когда ее нет, мы должна позаботиться о Ванечке.
— Спасибо, Оля, — держу ее руку в своей. Ее рука теплая, кожа нежная и гладкая. — Ты мне очень помогла.
Она хлопает в ответ своими огромными карими глазищами.
— Я очень волнуюсь за Марину. И Аня Веснина тоже очень волнуется.
— Кто такая Аня Веснина?
— Наша общая подруга.
— А Ника Королева тоже ваша подруга? — внимательно смотрю на Олю.
— Нет. Мы дружили только втроем, — мотает головой.
Вот это уже интересно. Зачем тогда Ника выдает себя за подругу Ольховской? Да еще платит такие деньги за журналистское расследование.
— Запиши адрес Ани Весниной.
— Да, конечно.
Мне приходится отпустить ее руку. Оля быстро пишет адрес на салфетке и подает мне.
Я не беру.
— Рядом свой напиши, — киваю на салфетку.
Она пишет адрес.
— Спасибо, — забираю салфетку. — А в гости на чай пригласишь холостого мужчину? — смотрю прямо в ее глубокие карие глаза.
— Конечно. Думала, Макар, уже не дождусь твоей просьбы. Сама хотела пригласить.
— С кем живешь?
— Одна. Снимаю однушку в Южном Чертаново. Не далеко?
— К такой красотке можно ехать куда угодно. Жди меня в субботу в девятнадцать– ноль–ноль.
Стою на трамвайной остановке, пытаясь переварить информацию, которую дала мне Борисова.
Гриша Игнатов — тихий студент, влюблённый в Ольховскую. А теперь вдруг исчез, несмотря на то, что должен бить во все колокола, искать пропажу.
Возвращаюсь в общежитие.
— На работе был? — встречает Михаил.
— Да, — коротко бросаю я.
— Как собираешься совмещать с учебой? — серьезно спрашивает он.
Не нравится мне его нравоучительный тон.
— Нормально. А что? — грубо отвечаю я.
Молчит.
— Ну, если больше ко мне вопросов нет, то скажу. От дежурства по комнате меня освободите. Как работающий кадр, буду в общий бюджет денег больше класть на тридцатку.
— Давайте голосовать, — объявляет Михаил.
— Я за, — голосует Коля.
— Я тоже, — откликается Сергей.
— Ну, я как все, — соглашается с большинством и Миша.
— Спасибо, друзья, что отнеслись с пониманием, — спокойно констатирую я.
Быстро начинаю готовиться к завтрашним занятиям.
Смотрю на часы, спать сегодня придется мало. Но мне не привыкать.
Хватаю куртку с вешалки, обуваю туфли. И выхожу на улицу.
Холодный ветер пробирает до костей. Поднимаю воротник повыше.
Вечер выдался на редкость мрачный. Каждый шаг отдается эхом в пустых переулках.
Я уже близок к дому Игнатова, надо только зайти в арку между домами.
Стоило туда нырнуть, как тут же на меня надвинулись троих бандитов в подворотне.
На автопилоте делаю шаг в сторону к стене, чтобы прикрыть спину.
Исподлобья разглядываю троицу.
В тот день подъезжали двое. Теперь караулят уже трое.
Так. Понятно.
Первый — высокий и тощий. У него на поясе финка, и он явно знает, как с ней обращаться. Второй — коренастый, с бритой головой и кастетом на правой руке. Он выглядит так, будто всю жизнь только и делал, что ломал кости. Третий — невысокий, но широкоплечий, с грубыми чертами лица и тяжёлым взглядом.
Они обступают меня, словно хищники перед броском.
— Ты Макар Сомов? — холодным презрительным голосом спрашивает тощий.
Киваю, чувствуя, как напряжение растёт с каждой секундой. Я готовлюсь к началу драки, но они не дают мне ни секунды передышки.
Первым на меня бросается коренастый с кастетом. Его удары быстрые и сильные, но я успеваю увернуться, и тут же отвечаю ему левым хуком в челюсть.
Он пошатывается, но быстро приходит в себя, и мы продолжаем обмениваться ударами. Я вспоминаю все свои тренировки по боксу, каждое движение отточено и точно, словно я снова на ринге.
Тем временем тощий с финкой пытается подкрасться ко мне сбоку. Вижу его краем глаза и делаю еще шаг назад, вплотную к стене, чтобы избежать удара.
Но он всё равно оказывается слишком близко, и мне приходится действовать быстро. Я хватаю его за запястье, выворачиваю руку и выбиваю нож. Он вскрикивает от боли, но я не даю ему времени на восстановление, наношу серию быстрых ударов в живот и ребра. Он падает на землю, корчась от боли.
Третий бандит, невысокий, но крепкий, наконец–то решает вступить в бой. Он бросается на меня с дикой яростью, его удары быстрые и мощные.
Я использую приемы из карате, блокируя его атаки и контратакуя. Мы обмениваемся ударами, и каждый из них отдаётся болью в моих костях. Я чувствую, как силы постепенно покидают меня, но отступать не собираюсь.
Внезапно, из темноты появляется ещё один человек.
На чьей стороне он будет драться. Молнией проносится в голове.
Он высокий, с мощным телосложением, и его удары столь же сильны, сколь и точны. Он вмешивается в драку, помогая мне справиться с последним бандитом.
Незнакомец наносит коренастому мощный удар в челюсть, тот падает на землю без сознания. Мы вдвоём справляемся с оставшимися бандитами, и они, поняв, что дело плохо, убегают, оставив нас в покое.
Я смотрю на своего напарника, пытаясь понять, кто он такой. Выглядит он внушительно: коротко стриженные волосы, сильные руки и глаза, полные решимости.
— Спасибо, — стараюсь успокоить дыхание.
— Меня зовут Фёдор, — коротко представляется он и, не дожидаясь моей реакции, разворачивается и уходит в темноту.
Я остаюсь стоять посреди пустого переулка, пытаясь осмыслить произошедшее.
Кто этот Фёдор и почему он мне помог? В голове роятся вопросы, но ответов нет.
Снова тишина. Я осматриваюсь, понимая, что теперь всё изменилось.
Я остался один, оглядываюсь по сторонам. Может притаился кто там? Нет, похоже, сбежали все.
Это хорошая новость, потому что мне нужно к Игнатову.
Отряхиваюсь и направляюсь к дому.
Я стою перед дверью однокомнатной квартиры Гришки Игнатова и ищу кнопку звонка. Кнопку вижу, но она бестолково прибита на косяк, а провод, ведущий к ней обрезан и болтается в воздухе.
То ли малолетки похулиганили, то ли сам хозяин не хочет, чтобы его беспокоили.
Квартира хрущёвка на пятом этаже панельного дома. Дверь старая и облупившаяся, кажется, скрипит ещё до того, как я к ней прикасаюсь.
Делаю глубокий вдох и стучу. Дверь открывается сразу, как будто хозяин квартиры ждал кого –то.
Разглядываю молодого мужчину в упор.
Григорий Игнатов — белобрысый парень, который безнадежно добивался отношений с яркой эффектной Ольховской, своей однокурсницей.
Вспоминая характеристику, данную парню Ольгой Борисовой и оглядывая его с ног до головы, начинаю понимать, что шансов у мужика не было ни одного.
Просто ноль шансов.
Его светлые, почти белые волосы, ресницы и брови делают его похожим на призрака. Глазасветлые, будто выцветшие, смотрят угрюмо исподлобья. Ему двадцать пять лет, но он кажется старше из–за этого безжизненного взгляда.
— Ты кто? — спрашивает Игнатов, перегородив мне вход в квартиру.
— Следователь Сомов Макар Матвеевич из районного отделения милиции.
Машу перед его лицом красной корочкой. Открываю и закрываю. Он щурится, забыл очки одеть. Пытается вглядеться в расплывающиеся строчки перед глазами.
Не говорю уже о том, что я четко знаю свою работу. Быстро захлопываю удостоверение прямо перед его носом.
— Разрешите пройти в квартиру? — говорю громко и четко.
— Заходи, — говорит Игнатов, отступая назад, и я прохожу внутрь.
Уверенно прохожу в жилую комнату через узкую прихожую, в которой струится тусклый свет от единственной лампочки под потолком.
Оглядываюсь.
В комнате возле стены стоит стол, накрытый клеенкой, пара стульев, шкаф с одеждой и старый диван, покрытый потертым пледом. Телевизор «Рубин» на подставке, рядом стопка книг и газет. На стене висит ковер с орнаментом характерным для советских ковров.
— Садись, — Гриша кивает на диван, а сам садится на стул напротив. Его взгляд скользит по мне, изучая каждую деталь.
— Я пришел к тебе не только как следователь, но и как друг Марины Ольховской. Мы познакомились с ней за пять дней до ее исчезновения, — начинаю говорить я, стараясь звучать уверенно. — Она сказала, что ты её друг.
Смотрю пристально на него, не отрывая взгляда.
Глаза Игнатова не выражают ничего.
— Друг? — медленно повторяет он, растягивая слово, как жвачку. — Интересно. И что же она тебе рассказала?
— Не так уж много, — отвечаю я, чувствуя, как пот начинает проступать на лбу. — Просто сказала, что я должен поговорить с тобой.
— Поговорить со мной? — ухмылка, которую он старается сдерживать, прячется в уголках его узких губ, один край дергается, уж очень хочется ему усмехнуться мне в ответ.
Надеюсь, он хорошо запомнил, что я следак.
— О чём? — спрашивает он бесцветным голосом.
— Ну, ты ведь её знаешь, — говорю многозначительно, стараясь не показывать своё волнение. — Хочу узнать, как вы познакомились?
Игнатов кивает.
— Да, у нас были отношения, — говорит он, скользя взглядом по комнате, словно проверяя, всё ли на месте. — Но это было давно, когда мы были еще студентами. Сейчас не знаю, где она и чем занимается. Разошлись наши пути.
Его слова звучат убедительно, но что–то в его тоне настораживает.
— Странно, — замечаю я, — она говорила, что вы до сих пор общаетесь.
— Ну, мало ли, что она говорила, — хмыкает Андрей. — Люди любят приукрашивать свои истории.
Мы замолкаем, и тишина в комнате становится тяжёлой. Я не знаю, что ещё сказать, чтобы разговор не выглядел натянутым.
— И все–таки, как вы вообще познакомились? — спрашиваю я, надеясь вытянуть хоть что–то полезное.
Игнатов пожимает плечами.
— Встретились случайно, как и все в этом мире. Не было ничего особенного. Просто два человека, которых свела судьба.
Его слова звучат как штамп. Он все время уходит от ответа. Ведет себя как человек, которому есть что скрывать. Стучит набатом в моей голове.
— Не понимаю, зачем тогда она дала мне твой адрес, сказала, чтобы я поговорил с тобой. Я уж было подумал, что она хочет вызвать в тебе ревность, что у нее появился новый друг. Что ей не все равно до твоих чувств.
— За то мне все равно до нее. Она меня не интересует, — сухо бросает он.
— Понятно, — говорю я, вставая. — Чуть не забыл, когда ты видел ее в последний раз?
— Вчера, — говорит он на автомате.
— Вчера? — переспрашиваю я.
— Вчера, а что?
— А, могу я узнать, где вы встречались?
Игнатов бьет себя по лбу.
— Прошу прощения, мы не виделись с ней уже давно… около года.
— Понятно. Спасибо за информацию.
Игнатов кивает, в его глазах мелькает что–то, что меня настораживает.
Я выхожу из квартиры, чувствуя себя, как в тумане.
Что–то тут не так, но что именно, я пока понять не могу.
Ольга сказала, что он безумно влюблен в Ольховскую, мне же Игнатов ответил, что чувства давно угасли.
На вопрос, когда ее видел в последний раз, ответил, что вчера, повторил дважды.
Потом опомнился — год назад.
На лестнице останавливаюсь и смотрю на дверь квартиры Игнатова. В голове роятся мысли, подозрения.
Что, если он действительно что–то скрывает?
Спускаясь по лестнице, понимаю, что нужно выяснить правду.
Чуйка подсказывает, что Игнатов замешан в истории с Ольховской.
Но нет ни единого доказательства его вины.
Только мотив — Ольховская его отвергала, а он был одержим ею, влюблен.
Но повод ли это, чтобы причинить вред своей пассии, пусть даже бывшей?
Допустим.
Но при чем здесь тогда убийство Звонарева?
Ведь там, как я понял, большие деньги крутились.
На следующий день проснувшись с утра и глянув в окно на пасмурное небо, решаю, что лекции могут подождать.
В университете ничего нового не расскажут, а вот в ЦУМе обещают новый завоз товара. Такие новости мгновенно распространяются по Москве, и народ валит туда, как пчёлы на мёд. Решаю, что это шанс, не упустить.
Еду в ЦУМ. Здесь я уже не в первый раз. Но сегодня настроен решительно.
ЦУМ — огромное здание, где можно найти всё, что душе угодно, если, конечно, повезёт. Высокие потолки, сверкающие витрины, запах свежевыкрашенных стен и смешанный аромат духов и дешёвого мыла.
Народ кишит, как муравьи. Очереди, толкотня, крики — настоящий сумасшедший дом.
Первым делом направляюсь к отделу с верхней одеждой. Говорят, что сегодня подвезли импортные дублёнки. Ушлый парень на входе предлагает мне продать номерок за трёшку, чтобы быть ближе к прилавку.
Мотаю головой, я бы отдал трешку, не задумываясь, но слишком дорогое удовольствие — дубленка для студента.
Но я все–таки толкаюсь к прилавку, где действительно выставлены мужские дублёнки из Венгрии. Краем глаза замечаю ценник — триста пятьдесят рублей.
Соблазн слишком велик. Беру в руки дублёнку, чувствую её тяжесть и мягкость. Примериваю — сидит как влитая.
Толпа вокруг гудит, люди ропщут, я снимаю чужую дубленку. И хлопаю по плечу парня, который ее купил.
— Отличная вещь!
Следующий пункт — осенние и зимние куртки. Это уже по мне.
Пробираюсь через толпу, замечаю отдел с верхней одеждой. Там уже жарко, все спорят и торгуются. Вижу симпатичную куртку — тёплую и лёгкую. Потрогал — хорошая вещь, качественная. Тут же вижу и на искусственном меху зимнюю.
Просто удача.
Без лишних раздумий плачу и забираю обе.
Теперь ботинки. Польские. Примериваю пару, они удобные и стильные. Ощущение, что сделаны на заказ. А вот и туфли чехословацкие.
Отдаю деньги и иду дальше.
Захожу в отдел с костюмами. Польский мужской костюм. Шерсть, сидит идеально, подчёркивает фигуру. Прихватил еще брюки болгарские. Отправляюсь дальше.
Вижу отдел с рубашками. Народ суетится, пишет какие–то номерки на руках. Я тоже подставляю руку, женщина лет сорока пяти пишет химическим карандашом, слюнявя его во рту вырисовывает сумасшедшие цифры.
Неужели уйду без рубашек?
— Товарищи, идите сюда! — кричит продавец из соседнего отдела. Здесь тоже будем продавать рубашки, чтобы разгрузить отдел.
Я метнулся с такой скоростью, мог бы стать реально чемпионом. У прилавка оказался в числе первых.
Вот она молодость и скорость реакции.
Болгарские рубашки — взял без раздумий две — белую и голубую.
Толпа принесла меня к отделу спортивной одежды. Тут подвезли тренировочные костюмы красные и синие модели. Выбрал себе синий тренировочный костюм.
И последним я попал в отдел нижнего мужского белья. Майки, трусы, носки. Всё это сгребаю в охапку и иду к кассе.
Толпа вокруг кажется живым существом, движущимся и дышащим в унисон.
Потоотделение работает на полную мощность, а я ищу выход из ЦУМа.
Наконец, с холщовой сумкой полной обновок, новой курткой на меховой подкладке под мышкой, хлопая себя по пустым карманам, я покидаю этот сумасшедший дом и направляюсь в общежитие.