Соседи по комнате, Серега, Коля и Михаил смотрят на меня как на привидение.
— Макар, ты что, банк ограбил? — смеётся Сытин, глядя на мои обновки, которые я высыпал из холщовой сумки на кровать.
— Просто удача улыбнулась, — отвечаю с ухмылкой.
— Да ладно, Макар, не заливай, — прищуривается Мишка. — Откуда у тебя столько денег?
— Говорю, ребята, удача! — продолжаю шутить. — Вот так раз, и всё сложилось.
Соседи переглядываются, не зная, верить мне или нет. Чувствую, что они заинтригованы и, возможно, начнут рыться в моих делах, чтобы выяснить правду.
— Ладно, парни, мне нужно всё это примерить, — говорю, чтобы уйти от темы. — Не мешайте.
— Нет, Сом, так не работает, — строго говорит Мишин. — Деньги где взял?
Круто разворачиваюсь.
— Все куплено в ЦУМе по государственным ценам, можете узнать, кому интересно. Сегодня там был грандиозный завоз, — оглядываю всех открытым честным взглядом.
На этом все.
— Я уже говорил, что в Москве у меня есть тетка. Родственница решила помочь деньгами. Говорит, ходишь, как оборванец. Я согласился взять деньги в долг.
В воздухе виснет тишина.
Не так уж я и лукавил. Я реально считал потраченные деньги авансом, которые должен отработать.
Отворачиваюсь и начинаю разбирать вещи, оставляя парней в недоумении. Мерить не стал, пусть успокоятся ребята, переварят информацию.
Вечером в комнате ребята горячо обсуждают футбольный матч между «Локомотивом» и «Спартаком». Спорят, жестикулирует руками. Уж насколько я люблю футбол, но сегодня явно не настроен на этот бурный обмен мнениями.
Недавно для общежития купили телевизор «Рассвет –307», поставили в красном уголке. Теперь молодежь отрывается.
Быстро начинаю одеваться.
— Макар, во вторую смену собрался? — интересуется Колян.
— Нет, просто прогуляться перед сном, подышать свежим воздухом.
Выхожу на улицу, стою на крыльце общежития. Оглядываюсь по сторонам. В метрах пятнадцати от себя вижу фигурку девушки. Рядом с ней стоит высокий широкоплечий парень. Он держит девушку за руку, чуть выше локтя.
В полумраке мощная фигура парня выглядит угрожающе. Рядом с ним хрупкая девичья фигурка кажется беззащитной.
Странная напряженная поза обоих меня интригует и заставляет прислушаться к их разговору.
— Ты чего из себя возомнил, Тархан? — дрожащим голосом говорит девушка.
Узнаю голос Серегиной. И здесь она успевает отметиться.
Во что опять вляпалась?
Вижу, что к ним приближаются еще два типа. Делаю шаг в их сторону.
Серегина пытается дерзить, но актриса из нее никакая.
Она нервно дергается в его руках. А хватка у мужика железная.
— Боишься. Правильно делаешь, — цедит он сквозь зубы.
— Пусти меня! — голос ее от страха сипнет.
— Не пущу. Сейчас парни тачку подкатят и увезем тебя куда надо… Тебе понравится, девочка.
— Пусти, а то закричу.
— Кричи, кому ты нужна? — усмехается он.
Прибавляя шаг, стремительно иду к ним.
Краем глаза замечаю, что те двое типов останавливаются в сторонке, наблюдают.
— А ну, отпусти девчонку! — грозно требую я.
— Ты кто такой? — поворачивает голову в мою сторону, по–прежнему не выпуская Серегину.
— Дружинник, патрулирую район, — сухо чеканю я.
Верзила напрягается, но отпускает руку Серегиной.
Она тут же отскакивает мне за спину.
От внезапности бандюган забывает поинтересовался, где моя красная повязка. Это мне на руку.
— Послушай, дружинник! Не лез бы ты в чужие дела. Девчонка сама хотела на тачке покататься.
— Свободен, Тархан. Топай отсюда подобру — поздорову, если не хочешь в участок загреметь.
Он смачно плюет на асфальт и идет в сторону своих дружков.
Разворачиваюсь к Марии.
— Не пойму я тебя, Серегина, что у тебя в голове? О чем ты думаешь, когда вступаешь в контакт с отморозками? Или хочешь стать для них игрушкой? — цежу я.
Она вся вспыхивает, сжимает губы.
— Хотела, чтобы твой парень приревновал?
Прижимаю ее к стене здания и чуть сжимаю за волосы, заставляю посмотреть мне прямо в глаза.
— Послушай, в другой раз тебе может не повезти, что кто–то окажется рядом и придет на помощь.
Она вырывается из моих рук. Но я держу крепко.
— У тебя нет выбора. Или ты забываешь про парней и начинаешь учиться, — скольжу взглядом по ее хрупкой фигурке.
— Или что? — еле шевелит пересохшими губами.
— Тебе не понравится, что я скажу.
Смотрит вызывающе, глаза сверкают.
— Плохо кончишь, Серегина.
Беру ее крепко за руку и веду в общежитие. Завожу в комнату. Соседки удивленно пялятся. Сажаю резко на кровать.
— Девочки, присмотрите за своей подругой. Шляется где попало.
Иду на выход.
— Достанет тебя Тархан, зря ты влез не в свое дело, — долетает в спину голос Мани.
Я закрываю плотно дверь.
На следующее утро, как обычно иду на пары в университет.
Захожу в аудиторию. Кто–то листает конспекты, пытаясь впитать последние капли мудрости перед началом пары, другие переговариваются шепотом.
Я выбираю место на галерке, подальше от центра событий. Маленький островок спокойствия.
Преподаватель Вячеслав Михайлович Орлов уже приступает к своему ежедневному ритуалу — проверке готовности присутствующих к его неизбежной лекции.
— Так, все студенты на месте? — обводит он своим орлиным взглядом студентов. И остается доволен. — Тогда приступим!
Высокий, с небольшой сутулостью. Лицо его напоминает гранит, серое и невыразительное, но взгляд — холодный и цепкий, как у старого орла.
Я едва успеваю закрыть глаза, как рядом садится Лидия Веселова. Она всегда как вихрь — появляется неожиданно.
— Макар, я тут подумала, — начинает она, не дожидаясь моего согласия на разговор. — Ты должен стать старостой группы.
Должен? Это шутка такая?
Приоткрываю один глаз, пытаясь понять. Ее лицо предельно серьезно.
— Лид, ты о чем? — Хмыкаю, надеясь, что это поможет снять напряжение. — У меня дел по горло, я даже в общаге толком не бываю.
— Ага, знаю, что не бываешь, — тихо шипит она.
— И я не буду этим заниматься. Найди кого–нибудь другого.
Веселова недовольно морщит нос, но не уходит.
— Ты понимаешь, что отказ может быть расценен как нежелание участвовать в общественной жизни? А это, ну ты сам знаешь, какие последствия могут быть.
— Лид, не надо меня пугать. Я уже достаточно взрослый, чтобы понимать, чем рискую, — усмехаюсь.
В глазах Лиды сверкает упрямство.
— Макар, ты отказываешься, а ведь у тебя полно энергии.
— Лида, брось, — пытаюсь отмахнуться я, но она не собирается меня отпускать.
— Что «брось»? — Наклоняется ближе, — Ты только посмотри на себя. Одет как стиляга, скептическим взглядом скользит по моей рубашке и джинсам.
— Вот видишь, — цепляюсь за слова. — Мне самому о себе еще надо позаботиться. А тут целый коллектив на себя взваливать.
Но Лидочка непоколебима.
— Вчера ты играл роль дружинника, спасая Серегину, когда та чуть не угодила в неприятности с каким–то мутным типом у общежития, — странная улыбка играет на губах комсорга.
— Но кто–то должен был ей помочь. Я оказался рядом. А ты что мне предлагаешь, Лид? — говорю с легким сарказмом. — Поменять дружинника на старосту? Чтобы тебя не расстраивать.
— Именно так, — отвечает с вызовом.
— Лида, у меня действительно много дел, — говорю и чувствую, как прямо натыкаюсь на ее упрямство. Поднимаюсь с места. — Дай пройти.
Веселова даже пальцами вцепляется в край стола на случай, если я попробую обойти ее и выбраться с галерки.
— Не знаю, что ты там себе придумала. Но старосту группы выбирают студенты, — спокойно говорю я.
— Деканат тоже может назначить, учитывая успеваемость и характеристику.
— Когда это функции деканата успели перетечь к тебе?
Нависаю над ней, желая обойти. Но она вцепилась в стол намертво. Тут только физическую силу применять.
Просто взять на руки и вынести в проход? А если она шум поднимет? С нее станется.
— Ты можешь быть отличным старостой, Макар. Просто нужно попробовать.
Не отвечаю.
Она бросает на меня взгляд, полный разочарования.
Но уже поздно для обоих…
— Сомов! Веселова! Я понимаю, что у вас важный разговор, но могли бы вы хотя бы сделать вид, что вам интересно, о чем идет речь на лекции? — грозный рык Вячеслава Михайловича Орлова обрывает наш спор.
Доцент, видимо, давно уже наблюдает за нами.
— Сомов, раз вы так оживленно обсуждаете, давайте проверим вашу осведомленность. Что вы можете сказать о роли партийной прессы в годы Великой Отечественной войны?
Мой мозг судорожно пытается вспомнить что–то из недавнего прочтения.
— Партийная пресса? — начинаю говорить я, — Ну, она, конечно, сыграла важную роль. Например, в мобилизации народных масс и поддержке боевого духа.
Орлов пристально смотрит на меня, его брови слегка поднимаются.
— Интересное мнение, Сомов. А вы знаете, что во времена войны это был единый фронт, и каждый материал, каждая статья — это была часть борьбы.
— Конечно, Вячеслав Михайлович, — отвечаю я, пытаясь скрыть облегчение, что вопрос не оказался сложнее.
Орлов прищуривается, и к счастью, решает не углубляться.
— Хорошо, Сомов, на сегодня с вас хватит. Но я советую вам больше читать. В особенности те книги, которые вы, возможно, пропустили, когда выбирали, чем заняться вечером.
Он поворачивается к доске, и я чувствую, как Веселова кидает на меня косой взгляд.
Не ожидала, что я смогу так выкрутиться.
Лидия пыхтит, что–то пытается шептать.
Я беру свои учебники, тетради и пересаживаюсь в другой ряд.
А после занятий в университете спешу на очередную встречу по делу Звонаря и Ольховской.
Шагаю по улице Горького, сквозь поток людей. Позже в 1990 году улице вернут ее историческое название Тверской.
Серое московское небо нависает над городом, словно грубый бетонный потолок, дует ледяной ветер, забирающийся под куртку.
Я иду на Пушкинскую площадь.
Площадь в это время дня оживает, как старый фильм, который все смотрели, но продолжают смотреть снова. Люди проходят мимо памятника Пушкину, не обращая на него внимания, как на старого знакомого.
Оглядываюсь по сторонам в поиске молодой пары, с которыми созвонился и договорился о встрече.
А вот и они — Аня и Виктор.
Разглядываю в упор. Позитивные уверенные в себе, верящие в светлое будущее молодые люди.
На девушке даже яркий красный шарф, который она обвила вокруг шеи, словно броню против холода и тревог. Волосы собраны в пучок, но несколько прядей выбились и теперь играют с ветром.
Подхожу ближе, девушка чуть напряженно улыбается. Её зелёные глаза смотрят прямо на меня честно о открыто.
— Макар Сомов, — представляюсь я
— Аня Веснина.
— Виктор Карбышев.
Однако, фамилия у парня. Может он потомок знаменитого генерала Карбышева… Жму ребятам руки. Мы садимся на скамейку неподалеку, в стороне от суеты. Вокруг деревья стоят голыми скелетами, а под ногами грязь от первого растаявшего снега.
— Макар, Оля сказала, что ты очень надежный и серьезный человек, — начинает Аня, едва мы усаживаемся.
Оля! Когда уж только я доберусь до тебя…
— Ваня, сын Марины — он у моей тётки. Я навещаю их, но у меня такое ощущение, что за мной кто–то следит.
Одна пропажа нашлась, — отмечаю мысленно.
— Ты не параноик? — шучу, но в её глазах не вижу огонька веселья.
— Макар, это не шутки, — её голос становится жестче. — Я нашла новое место для Вани — надежное. У моей первой школьной учительницы в деревне под Москвой. Но за нами с Виктором кто–то следит.
Перевожу взгляд на молодого мужчину. Он кивает.
— Хорошо, — говорю, кивая. — Я помогу. Вроде всё просто: забираю пацана и отвожу его в деревню, так?
Оба кивают, но лица обоих остаются напряжёнными. Похоже, сильно переживают за пацана.
— Скажите, почему Ника Королева так интересуется мальчишкой? — осторожно вывожу на новый виток разговора.
Веснина вздыхает, и я вижу, как её плечи опускаются, будто она несет на себе тяжёлый груз.
В разговор вступает парень.
— Ника всегда была странной, — говорит Витя. — Если с Ольховской что–то случилось, мы не отдадим Ваню Нике. Ни за что, — категорично заявляет он.
— Почему? — интересуюсь я, чувствуя, как у меня возникает нехорошее предчувствие.
Молодые люди молчат, переглядываются между собой.
— У Ники есть сестра, Виктория. Она замужем, но у них нет детей, — произносит Витя. — Если только Ваня попадёт к Нике, то она тут же отдаст его своей сестре Виктории.
— Ваня привязан к нам. Мы с Витей, — голос Ани дрожит и затихает.
— Вы с Витей что? — Перевожу взгляд с одного на другого.
— Мы с Витей хотим пожениться, — наконец произносит Анна, её глаза наполняются слезами, которые она отчаянно пытается сдержать. — Если что–то действительно с Мариной случилось, мы усыновим Ваню сами.
— Нике мы его не отдам, — жестко повторяет Виктор. — Мы не доверяем ни ей, ни ее сестре Виктории.
Слова его виснут в воздухе, как молчаливый вызов.
Теперь глубокая заинтересованность Королевой в этом деле приобретает неожиданный поворот.
Но если она так заинтересована, то может быть и причастной.
Хотя это слишком даже для нее.
С другой стороны, она наняла меня искать Ольховскую и ее сына. Почему она не обратилась к профессиональным сыщикам? К ментам? Хотя последние и так ищут. Но она почему–то очень спешит и суетится.
Чего она боится?
А потом еще эта темная и странная личность — Григорий Игнатов.
Он реально замешан?
Или как — то мешает Королевой?
— Расскажите, как пропала Марина Ольховская? — обращаюсь к паре.
— Просто не вернулась с работы, и все. Сама она никогда бы так не поступила, Марина обожает Ванечку, — Анна закрывает лицо руками.
Виктор обнимает ее, прижимает к груди.
— Когда она не пришла домой, то няня — Инесса Петровна привела Ваню к нам, — говорит Виктор. — Нашла наш адрес, записанный у Марины в блокноте.
Ванька был растерянным и напуганным. Ему всего пять, а он уже потерял маму и все время плакал.
Тут до нас доноситсядетский смех.
Рядом со скамейкой, на который мы сидим по дорожке бежит малыш лет четырех, и мама ловит его, раскинув широко руки. Ребенок заливается смехом. Перевожу взгляд на Веснину. Она улыбается, глядя на молодую маму с ребенком.
— Мой Витя хороший, настоящий советский человек! — оживает она. — Работящий, честный, добрый. Витя рос в рабочей семье, с малых лет знал, что такое труд. Он тот, кого можно назвать «папой».
Она сейчас пытается убедить меня в том, что они будут лучшими родителями для Вани, будто я опека, и именно от меня зависит, кому отдадут ребенка в случае чего.
— Мы читали Ванюше книжки — и не просто сказки, а книги, которые учили его добру и справедливости, рассказывали о советских героях.
А вот Марина Ольховская для меня — троянский конь. Почему ассоциирую ее с ним, не могу объяснить. Просто так чувствую.
С одной стороны, у Ольховской такие чистые открытые, немного наивные подруги, а с другой стороны, как оказалось, отдельно от них, она очень тесно общалась с Никой.
— Витя учил Ваню буквам, готовил его к школе. Мальчик очень тянется к нам. Он искренне радуется, когда мы с ним.
— Понял. А что насчет Королевых?
— Королевы — Ника и её сестра Виктория — это те люди, которые стоят по другую сторону баррикад! — горячо произносит Веснина, поднимая на меня глаза.
С удивлением смотрю на девушку, такая молодая и такая уже правильная. И жених ей под стать. Если бы все были такие, как они, наверное, точно бы построили коммунизм. А так осталось утопией.
— Семья Королевых, — продолжает Аня, — живет на широкую ногу, но их деньги…– умолкает, подбирая слова. — Ходили слухи, что отец Ники в своё время провернул несколько сомнительных сделок. Сестры Королевы привыкли получать всё по щелчку пальцев… — с возмущением говорит она.
— Если ребенок попадет к ним, то Вика избалует Ваню до такой степени, что он станет копией её самой — человеком, далёким от советских идеалов, который не ценит ни труд, ни честность, ни скромность.
Глаза обоих горят благородным огнем. Вот они, те кто ставил Стахановские рекорды у станков и в забоях. Ехал на комсомольские стройки, строил БАМ. Молодые убежденные верящие стоящие светлое будущее — коммунизм.
Представители простых советских ребят и девчат, такие как Аня и Витя.
— Макар, пожалуйста, нужно срочно вывезти Ванечку из Москвы, пока не стало слишком поздно.
Все крутится вокруг Ольховской и ее сына.
Убийца фарцовщика Максима Звонарева уходит на второй план. Правильно ли это?
Нет. Думаю, все это звенья одной цепи. И одно точно тянет за собой другое.
— Я придумаю, как всё сделать, — говорю. — В конце недели позвоню.
Мы расстаемся с ребятами. Я иду по улице, думая о том, что услышал.
Холодный ветер начинает проникать под мою куртку, а разговоры людей вокруг превращаются в далекий шум, который кажется совсем неважным на фоне того, что я теперь сам должен помочь уберечь пацана от… Ники Королевой.
Не ожидал от себя, что соглашусь на подобную авантюру.
Но пока все так запутано, лучше реально увезти мальчишку подальше.