Выпускник

Глава 15

Неделя пролетает стремительно. Лекции, практика, зачеты отнимают все время.

В субботу после пар забиваю на все. Еду в Чертаново на свидание с Олей Борисовой.

Метро гудит, как огромный зверь, и выталкивает меня на станцию, которая пахнет свежей краской и влажным бетоном. Чертаново — район новый, панельный. Все дома одинаковые, будто кто–то решил построить здесь город–двойник.

Нахожу магазин «Продукты». Вывеска громоздкая, советская. Захожу внутрь — витрины пустоваты. Все–таки умудряюсь купить яблок и даже мандаринов, по случаю выбросили. На кассе добавляю коробку шоколадных конфет «Красная шапочка».

Вдруг понравится Оле?

В предвкушении хорошего вечера, украшенного женщиной, топаю к нужной девятиэтажке.

Сверяю адрес на торце дома с записью на салфетке. Сходится.

Типичный панельный дом, серый понурый. Подъезд с зелёной железной дверью, на которой кто–то уже умудрился нацарапать «Здесь был Вася». Поднимаюсь на третий этаж. Дверь деревянная. Топлю звонок — звук глухой, словно кто–то бьёт по кастрюле.

Ольга открывает сразу, будто ждала под дверью. Улыбается, увидев меня. Одета в платье с цветочками, волосы собраны в хвост, на ногах белые туфли. Отмечаю про себя тонкие щиколотки. Возбуждает.

В карих глазах отражается мягкий свет из коридора.

Мой взгляд фокусируется на ее губах.

Полные, чуть влажные, невольно хочется узнать их вкус. Но я понимаю, что тороплю события, поэтому не спешу накидываться на притягательный объект.

Легкое платье мягко облегает её фигуру, подчёркивая каждый изгиб.

— Привет, — говорю я ровно.

Вручаю ей фрукты и конфеты, держусь невозмутимо. Будто каждый свой выходной выгуливаю своё хозяйство.

— Привет, — отвечает красавица, и её улыбка становится ещё шире, будто это обещание чего–то большего.

Оля берет фрукты и конфеты, при этом слегка касается моей руки, и от этого прикосновения меня словно током бьёт.

Да уж, пришел я сюда не зря. Правильно понял приглашение.

— Это для тебя.

Девушка смеётся. В квартире пахнет чем–то вкусным.

— Спасибо, Макар. Проходи, раздевайся, сейчас чай заварю. Яблочный пирог испекла по бабушкиному рецепту, тебе понравится, — говорит она, будто мы уже давно знакомы и только что виделись.

Ольга уходит на кухню.

А я снимаю куртку, вешаю на крючок на плоской вешалке, прибитой к стене.

Ольга что–то рассказывает мне, слышу, как звенят чашки.

Прохожу в жилую комнату небольшой однокомнатной квартиры.

Стою посредине комнаты. Взгляд падает на приоткрытую дверь. Слышу шорохи, словно кто–то есть ещё.

— Оля, ты не одна дома? — спрашиваю.

В ответ — тишина.

Гости? Кто бы это мог быть? И почему девушка мне сразу не сказала?

Ладно, сориентируемся по событиям.

Обвожу взглядом пространство. Обстановка стандартная советской эпохи. На стене над диваном висит серый гобелен с изображением пейзажа озера с лебедями. Маленький телевизор стоит в углу на невысоком темном столике, рядом с которым аккуратно сложены журналы и книги с потрепанными корешками.

В центре комнаты — круглый стол, покрытый светлой скатертью, на нем стоит ваза с печеньем. Рядом — два стула, один из которых немного скрипит, когда я на него сажусь.

Из кухни доносятся голоса. Да, там определенно кто–то есть.

На мгновение всё замирает.

— Оля, у тебя кто–то есть? — громко повторяю свой вопрос.

Но хозяйка похоже по–прежнему не слышит.

Ольга появляется в дверях кухни с двумя чашками чая в руках. Поставив чашки на стол, она присаживается рядом, и я чувствую её тепло, слышу, как у неё слегка дрожит голос, когда она начинает говорить.

А следом за ней в комнату заходит черный кот.

Момент неловкий, я–то думал, там человек.

— Познакомьтесь, — улыбается девушка. — Тимофей Тимофеевич, к нам гость пожаловал.

Кот выставляет хвост трубой, громко и недовольно мяучит, запрыгивает на диван, оттуда прямиком на шкаф. Удобно устраивается и… смотрит на меня так, будто я его объедаю.

Ни печенье, ни пирог в горло не лезут.

— Похоже, он ревнует, — смеется Ольга, смотрит на меня с ноткой легкого флирта.

— Похоже, он просто жадный. Боится, что ты скормишь мне его колбасу и рыбу, — усмехаюсь я.

— Да, он такой, вредный немного, — отвечает Оля, немного смущаясь.

У меня в голове крутится одна мысль — сможем ли мы с Ольгой уединиться, или «зарегистрированный» в этой квартире Тимофей так и будет лупить на нас свои зеленые шары всю ночь?

Неприятно, однако.

— Он может на меня не смотреть? — спрашиваю спустя пять минут.

— Хочешь, чтобы выгнала из комнаты? — Оля понимающе кивает, на её лице мелькает лукавая улыбка.

Киваю.

— Тимофей, шел бы ты на кухню! — Оля показывает коту на дверь.

Тот фыркает. После второго предложения хозяйки исчезнуть, встает на четыре лапы, выгибается в спине.

Твою мать! Это он запугивает меня, что ли? Или шантажирует неблагодарную по его мнению хозяйку?

— Кыш, — шиплю на него.

Но он никуда не уходит, игнорирует намеки хозяйки и мой прямой текст.

— Кыш, — повторяет за мной Оля, встает.

Тут на Тимофея что–то находит, он шипит, бросается ракетой на белый тюль, по нему слетает вниз на пол. Пробегает по моим ногам, исчезает за дверью.

— Тюль, — взвизгивает Оля, бежит к шторам. — Ужас. Затяжек сколько!

— Мне так жаль, — говорю, добавляя в голос много–много мягкости. Ну как умею.

Подхожу к девушке, кладу ей руку на плечо, заставляю повернуться ко мне.

Мы впервые стоим очень близко друг к другу, с любопытством разглядываем лица.

— У тебя голубые глаза, — шепчет Оля.

— Я знаю, — отвечаю сухо.

Все идет не так, как планировалось. Я думал, будет как в крылатом выражении Цезаря «Пришел, увидел, победил», но дурацкий кот — хозяин жизни, мать его, сбил весь настрой.

Ни поесть, ни сексом заняться.

Увидел во мне конкурента, думал я на его жилплощадь претендую? Больно надо, у меня есть своя — безопасная — очищенная от женского присутствия — это комната в общежитии МГУ. Переезжать я никуда не планирую.

Я обнимаю Олю за тонкую талию, и кружу ее по комнате. В оглушающей тишине слышны только наши шаги и дыхание.

— Ты занимался танцами? — девушка смотрит на меня широко распахнутыми глазами.

— Оскорбляешь? Карате, бокс.

— Как интересно. А ведешь в танце так, будто вальсировал всю жизнь.

«Вальсировать» девушку, вести ее в светлое будущее, где есть только радость, — наше кредо.

— Прости, я чуть не испортила все с этим тюлем, — извиняется Оля, тая в моих руках.

Моя хватка вокруг ее талии сжимается, чувствую горячее дрожащее женское тело. Податливое. Желающее слиться с моим.

Понимаю, мне этого мало, и мои руки скользят на крепкую как орех попу.

— Ты же не отвечаешь за кота, — отвечаю чуть охрипшим от желания голосом.

— Я же его воспитала не по–советски.

— Действительно, такого кота надо судить на комсомольском собрании, он живет как буржуй. Капиталист, мать его.

Мои руки окончательно занимают нужное и удобное положение — на «щечках» Оли.

Останавливаемся… и в этот момент в мою руку врезаются раскаленные ножи.

— Твою мать! — ору я, резко убирая руки от попы Ольги.

В шоке разглядываю окровавленную руку и наглую морду Тимофея.

— Беги! — цежу сквозь зубы.

— Мне так жаль, — шепчет Оля. — Я его обязательно накажу.

В её голосе сквозит досада, но при этом она виновато улыбается, пытаясь сделать вид, что ничего особенного не происходит.

Кажется, она даже довольна своим котом.

— Ну всё, теперь я тебя накажу, — слегка шлепаю ее по пятой точке.

Смеется.

— Давай тебе руку обработаем, а то ты меня всю кровью заляпаешь, и постельное белье новое. Не хочу потом от крови отстирывать.

— Давай уже, — падаю на стул, жду пока девушка вернется с аптечкой.

— Зеленкой не надо! Просто забинтуй, — командую ей.

Оленька садится рядом со мной, обрабатывает глубокие ранения, нанесенные мне ее неуемным котом. Я же думаю о том, что такого развития свидания точно не ожидал.

Начинаю хохотать. Оля глядит на меня недоуменно, тоже смеется. Долго и громко гогочем.

Неожиданно тянусь к ней, накрываю ее рот глубоким поцелуем, орудую языком так, что Оля отстраняется.

— Закрой дверь, — командую я.

Встает, беспрекословно выполняет команду.

Возвращается, а я уже сижу на диване, расстегиваю брюки.

— Так быстро? — спрашивает дрожащим голосом.

— Быстро? Я тебя хотел, когда пришел. Это было час назад. Раздевайся.

Оля снимает с себя платье, делает неуверенный шаг ко мне.

— А поговорить?

— О чем? — моя рука касается ключицы и бретели от белой сорочки.

— Ты — следователь, — говорит Оля. — Это, очень интересная работа.

Создается вакуум. Пауза.

— Я не могу тебе рассказывать о своей работе. Тайна, понимаешь, — помогаю Оле снять сорочку через голову.

— Хорошо. Мне достаточно знать, что Макар Сомов хороший человек. Я ему могу полностью доверять, — смотрит мне в глаза.

Киваю. Снимаю с себя брюки. Оба тяжело дышим, продолжая стоять.

Ложусь на диван, куда Оля уже бросила постельное белье.

— Иди ко мне.

Я обнимаю её за талию, и мы целуемся. Оля прижимается ко мне, и я чувствую её тепло, её дыхание у своего уха.

В её глазах — тот самый блеск, который я заметил ещё при первой встрече.

— Ты заводная и горячая.

Чувствую, как дыхание девушки становится тяжелее, как она начинает чаще дышать, её грудь касается моей, и я понимаю, что уже хочу — не могу.

В комнате становится тесно от спертого воздуха.

Мягкие податливые губы находятся так близко, что я ощущаю каждое слово, которое она произносит.

— Макар… Ты… Я…

— Сейчас презерватив только надену…

Мы занимаемся любовью страстно, словно пытаясь наверстать упущенное. Двигаемся в унисон. Наши руки, губы, тела сливаются в единое целое.

Мы снова и снова предаёмся страсти, забывая обо всём на свете. Ночь тянется бесконечно, и с каждым разом наши движения становятся всё более дерзкими, всё более отчаянными. Мы даже пробуем новые позы.

— Ты так много умеешь! — восхищается Оля.

А то!

Утром, когда первые лучи солнца пробиваются сквозь окна, я лежу рядом с девушкой, наблюдая, как она дышит, как её алые губы чуть приоткрыты во сне.

Лицо красивое умиротворённое, русые волосы разбросаны по подушке. Оля ещё спит, но мне уже пора уходить. Я знаю, что это была наша единственная ночь.

Девушка слишком хороша, слишком идеальна, и я не хочу, чтобы она привязывалась ко мне. У меня нет права на это.

Поднимаюсь с кровати, тихо одеваюсь, чтобы не разбудить её. Моя рука на мгновение задерживается на дверной ручке, и я ловлю себя на мысли, что хочу остаться.

Но знаю, что не могу.

Возвращаюсь, нахожу на столе бумажку, пишу на ней несколько слов: «Было здорово. Желаю тебе всего самого»; оставляю записку рядом с кроватью.

Оля вздрагивает во сне, но не просыпается.

Я выхожу из квартиры, и как только дверь за мной захлопывается, чувствую, как в груди что–то сжимается.

Немного жаль, что этот миг уже не повторится.

Но я не могу вернуться. У меня другие цели в этой жизни. Оля в мои планы не входила.

Пять часов утра.

Я иду по городу, который только начинает просыпаться, мои шаги отдаются глухим эхом на пустынных улицах. Лампочки в фонарях тускло мерцают, пытаясь прогнать остатки ночной темноты, но утро уже начинает своё медленное наступление.

Ноги будто сами несут меня вперёд, а в голове — приятная пустота с лёгким послевкусием прошедшей ночи.

Чувство удовлетворения распирает грудь, заставляя самодовольно улыбнуться самому себе.

Город просыпается.

Машин на дорогах почти нет, лишь редкие тени проезжают мимо, как привидения, а одинокие прохожие, которые встречаются — будто выныривают из своих снов на этот свежий осенний воздух.

Я иду, чувствуя, как под подошвами шуршит гравий, а сверху, в небе, начинают проступать первые бледные оттенки рассвета.

Метро только открылось, и я направляюсь к ближайшей станции.

Спускаюсь по эскалатору, смотрю на рабочих, спешащих в утреннюю смену на заводы и фабрики, в магазины и парикмахерские.

Как же здорово жить!

Доехав до своей станции, пружинящим шагом поднимаюсь наверх, выхожу на улицу. Вдыхаю свежий воздух полной грудью.Общежитие рядом, но пока иду к нему успеваю передумать с добрый десяток мыслей.

Спустя десять минут уже открываю дверь в комнату, осторожно, пытаясь не разбудить соседей.

Но, как всегда, — Коля тут как тут. Слух у него, конечно, отменный. Уже проснулся, выкатил свои шары, смотрит на меня.

— Макар, какого? — ворчит он, приподнимаясь на локте и сверля меня взглядом. — Шесть утра, воскресенье, а ты тут как привидение бродишь!

Я усмехаюсь, снимаю куртку и бросаю её на стул.

— Извини, Коля, не мог раньше. Задержался немного, — говорю я. Но Коля, конечно, не унимается.

— Ага, задержался. В чьей на этот раз квартире? Дай–ка, угадаю. Нимфа в юбке, светленькая или темненькая? Пухленькая или худенькая? Серёга, который до сих пор мирно посапывал в углу, ворочается и, не открывая глаз, выдает:

— Черти, дайте хоть в воскресенье поспать… Макар, ложись уже. Сегодня до обеда можем дрыхнуть. Единственный день недели — воскресенье, и то не дают поспать.

Немного жалею парней, на свете так много всего интересного, а они дрыхнут, считая, что жизнь бесконечна, всё еще успеется.

Не, так это, ребята не работает.

Есть шанс — хватай его. Завтра может не наступить…

Сажусь на койку, снимаю обувь, и кидаю взгляд на парней, вытягиваю ноги и с удовольствием потягиваюсь.

Коля поднимается на локте и смотрит на меня с выражением деланой серьёзности.

Не обращаю на него внимание. Откидываюсь на подушку и смотрю в потолок.

Звуки утреннего города постепенно проникают в комнату через открытое окно. Всё как обычно, нореагирую я на них по–другому. Ценю что ли больше, чем раньше. Да, ночь была насыщенной, и я доволен, теперь можно отдохнуть.

Коля же, явно неготовый закрыть тему, ворочается на кровати.

— Ладно, Макар, признайся честно, не жалеешь, что так рано вернулся? Ведь мог бы ещё пару часов прихватить.

Пожимаю плечами, зевая.

— Знаешь, Коля, иногда лучше остановиться вовремя. Завтра новый день, новые свершения и победы.

Коля улыбается, Серёга что–то бормочет в подушку, и я закрываю глаза, позволяя себе на несколько часов уйти в долгожданный сон.

Утро воскресенья выдается особенным. Мои планы безжалостно рушатся.

— Сегодняшний день ты обязан провести с нами, — неожиданно сообщает мне Серёга, как только я просыпаюсь в обед.

— С какой стати? У меня свои планы.

— Так не пойдет, — вторят ему парни. — Макар, ты совсем от коллектива отбился. Деньги деньгами, а коллективу надо соответствовать.

— О чем вы? — сижу на кровати в майке и в трико, пытаюсь понять, что происходит. Ощущение такое, что ребята сговорились, решили сделать мне выволочку.

— Тебя Москва проверяет на вшивость, а ты уже поддался ей, — гундосит Колян.

— Мне не нравится этот разговор, — буркаю я недовольно.

— Ты слишком много работаешь, нужно знать меру. Учеба может пострадать. В конце концов, деньги не главное. Желудок не так важен, как сознание. Мы же советские люди, а не недобитые капиталисты.

— Так не страдает же. Я сдаю все зачеты, и сессию сдам на пятерки, вот увидишь.

— Тебя в партию не возьмут никогда. Стиляг туда не берут, — неожиданно выдает Серега.

— Я похож на стилягу? Ты хоть знаешь, кем они были?

— Надеюсь, что ты всего лишь стиляга, а не спекулянт, — выдыхает задумчиво Миша.

Бросаю на него злой взгляд.

— Чего? Это не я. Злые девчачьи языки болтают всякое о тебе.

— Что с фарцовщиками замешан, фирмачом прикидываешься, — заканчивает за него Серега. — Называй вещи своими именами.

— Да пошли вы, — бью кулаком по постели.

— Не надо так с нами. Мы к тебе с добром, ты наш друг.

Что меня нереально раздражает сейчас, так это то, что кто–то смеет лезть ко мне в душу и давать советы.

— Закрыли эту тему, — поднимаюсь, ухожу умываться