Семью Иван Михалыч всё–таки отпустил. Чертыхаясь, что народ нынче пошел неблагодарный и долги возвращать не собирается, только умеет просить, мужик ушел в сторону сельпо.
— Макар, спасибо тебе, выручил. Но, я не знаю, когда смогу отдать долг.
— Не парься, Ваня. Ты мне ничего не должен, — говорю и хлопаю его по плечу. — Главное, что Михалыч вас отпустил.
Пятьдесят рублей погоды не сделают.
Но вот вопрос поступления денег надо решать.
Стипендия студента МГУ, мягко говоря, смешная тридцать пять рублей. Мне пока причитается, а вот тем, у кого за экзамены в сессию тройки — нет. К тому же, из стипендии два рубля пятьдесят копеек за общежитие высчитывают. И это еще по–божески.
Обеды в студенческой столовой недорогие, в среднем один рубль, если мясные блюда не брать. Но и эти обеды приходится пропускать в те дни, когда мало пар, иначе не уложиться в месячный бюджет. Выручает квашенная капуста и черный хлеб, которые всегда есть в столовой в бесплатном доступе.
А еще выручают запасы, продукты, привезенные из дома. Картошка, сало, варенье, соленья все в складчину. А у нашего Сереги — даже две палки копченной колбасы было, завернутых в марлю, пропитанную подсолнечным маслом, чтобы не испортились.
Да разве мы дадим такому добру испортиться? В первую же неделю умяли.
А сейчас тумба, где хранились наши запасы, почти пустая.
— Давай ревизию сделаем, — предлагает сосед по комнате, Николай.
— Давай, — соглашаюсь я на скучное занятие, но очень своевременное.
Перебрав в тумбочке имеющиеся продукты, озадачились.
Пачка гречки, макарон, сахара и соли. Полбутылки подсолнечного масла и остаток картошки килограмма три на дне мешка.
Даже на неделю не растянуть запасы. А до стипендии еще пол месяца.
Надо срочно что–то придумывать.
От денег матери я принципиально отказался.
Хочешь быть взрослым — будь им.
— Ты ничего мне не высылай. У меня стипендия нормальная, — лукавлю я, чтобы она не волновалась. — Экзамены сдал хорошо. Питаюсь хорошо.
— А стипендия какая?
— Мне хватает. — обрезаю я.
— Макар, я пенсию на тебя получаю за потерю кормильца, — твоего отца. Ее продлевают студентам дневных отделений, и эти деньги твои.
— Давай без этого, — хмурю брови. — У тебя верхняя одежда совсем износилась. Закажи себе осеннее, зимнее пальто. Запишись в ателье на очередь.
— Ты что, Макар. Еще пару лет в этом походить можно.
— Не хочешь, тогда копи эти деньги. Если действительно мне понадобятся, я сам позвоню тебе.
Деньги сейчас нужны позарез.
Но звонить — не вариант. Что — нибудь придумаю.
— Макар, ты что уснул? — прямо перед моим носом сосед по комнате машет пустой стеклянной банкой.
— Задумался, чего хотел? — угрюмо интересуюсь я.
— Слушай, Макар, я тут раздобыл трёх литровую банку по случаю, — возбужденный Серега прикрывает плотно за собой дверь в комнату.
— Где?
— На кухне у девчонок увел из– под соленых огурцов, –гордо заявляет он.
— Зачем тебе?
— Ты че? Квас только в свою тару разливают.
— А–а!
Квас продается в бочках на разлив. И квас в общаге у парней не котируется. Но мы в своей комнате завели традицию.
Покупаем квас. Пьем, еще и окрошку делаем. Парни из соседней комнаты на нее приходят.
А у них есть родственники — грибники, постоянно им привозят лисички, опята, подберезовики.
Ребята и нам подбрасывают. Так что живем натуральным обменом — бартером.
А я тут ещё серьезно начал железо в спортзале тягать, так что необходимо полноценное питание.
Где брать деньги на жизнь? Вопрос хороший. Буду думать.
Если что–то не предпринять прямо сейчас, то скоро придется лапу сосать, как медведю в берлоге на зимовке.
И выход только один — искать работу.
А кому нужен студент на дневном обучении?
Понятное дело — никому.
Это в моем недавнем прошлом — курьеров набирали пачками, да еще и деньжат давали заработать столько, сколько сдюжит пацан крутить педали велосипеда.
А здесь все не так. Смотрят на тебя с подозрением.
— В какое время собираешься работать — ночное?
— Одна дорога тебе в грузчики.
Можешь в хлебных магазинах счастье попытать, а лучше прямиком на железнодорожный вокзал — вагоны разгружать.
Хожу по Москве, мысленно взвешивая все варианты.
Натыкаюсь на здание издательства «Комсомольской правды» — отличное место для старта.
Если повезет устроиться внештатным корреспондентом, то смогу не только заработать, но и набраться опыта.
Окрыленный собственной идеей, захожу в редакцию, жду своей очереди к главному редактору. Держусь уверенно. Наконец, меня приглашают в кабинет.
Передо мной сидит редактор с хмурым лицом.
— Нет, молодёжь, извините. Мы не можем брать студентов очного отделения. У вас учёба, а у нас — работа, — сурово припечатывает главред.
— У меня есть навыки и огромное желание, — убеждаю его дать мне шанс.
Слова мои виснут в воздухе.
Редактор качает головой.
Получив отказ, выхожу на улицу.
Первый отказ, это еще не конец света, — говорю себе.
В конце концов, надо было получше подготовиться, продумать свое резюме, выработать стратегию и тактику.
В следующие дни после занятий посетил еще несколько издательств.
— Свободных вакансий нет!
Такие ответы меня не убеждают, что– то здесь не так.
Возвращаюсь в общежитие, вычеркиваю очередную газету из своего списка.
Что происходит?
Сегодня отправляюсь в очередное издательство.
Иду по коридорам редакции газеты «Правда», ощущая, как старый паркет скрипит под тяжестью моих шагов.
Здесь, в самом сердце советской журналистики, запах типографской краски и бумаги витает в воздухе, как дух времени.
На стенах — фотографии с прошлых лет. Гагарин, съезды КПСС, улыбающиеся колхозники на фоне пшеницы.
В просторных кабинетах обсуждаются важные события страны и мира.
Здесь кипит жизнь, и именно здесь, среди этих людей, я хочу работать. Упрямо шагаю к кабинету главного редактора «Правды».
Прохожу мимо кабинетов, где десятки журналистов сосредоточенно стучат по клавишам своих машинок. Каждый из них выглядит так, будто держит в руках судьбу страны.
В воздухе витает запах крепкого кофе. Стены кабинетов завешаны картами мира, схемами и вырезками из газет.
Где–то слышны приглушенные разговоры, хриплые голоса, шутки, смех — настоящая атмосфера места, где рождается правда.
Мне восемнадцать лет, я учусь на первом курсе журфака, и твердо знаю — хочу работать здесь.
Я не собираюсь просто сидеть на лекциях, тратить время на пустые разговоры о теории, пока жизнь проходит мимо. Практика мне тоже нужна, и «Правда» –идеальное место для этого.
Подхожу к двери с табличкой «Главный редактор».
Это один из тех кабинетов, где принимаются ключевые решения. Стучусь.
— Войдите!
Через секунду оказываюсь лицом к лицу с человеком, о котором слышал много.
Григорий Геннадьевич Мартынов — человек легенда. Высокий, с угрюмыми морщинами на лбу. На его лице всегда сохраняется выражение сосредоточенности, даже когда он отдыхает. Густые брови нависают над светлыми холодными глазами, которые, кажется, способны видеть людей насквозь.
Говорят, что под его взором даже самые опытные журналисты начинают нервничать. Волосы Мартынова уже начали седеть, но его крепкое телосложение выдает в нём человека, привыкшего к борьбе и работе на пределе.
Кабинет главреда просторный, но аскетичный. Ничего лишнего. Тяжелые дубовые шкафы вдоль стен, забитые книгами и папками. На столе — несколько телефонов, один из которых наверняка связывает его напрямую с ЦК.
Мягкий свет от настольной лампы создаёт тёплую, но деловитую атмосферу. В углу — флаг СССР и портреты руководителей страны, напоминающие, что здесь принимаются решения государственной важности.
На стене за ним — портрет Ленина и аккуратно развешанные грамоты, награды и фотографии с важных событий. В углу — массивный сейф, видимо, для особо ценных документов. Но ни одна из этих деталей не отвлекает от фигуры Мартынова. Он отрывается от бумаг.
— Здравствуйте, Григорий Геннадьевич, — начинаю я, — Меня зовут Макар Сомов, студент первого курса журфака МГУ. Пришел к вам по вопросу трудоустройства внештатным корреспондентом.
Мартынов медленно поднимает глаза, и я чувствую, как его взгляд пробирается сквозь меня несколько секунд, затем он облокачивается на спинку кресла.
— Сомов? — уточняет он, и в его голосе слышится усталость. — Что тебе?
— Я хочу работать в «Правде», Григорий Геннадьевич, — прямо говорю я. — Настоящим корреспондентом.
Мартынов смотрит пристально. Словно он слышал такие просьбы сотни раз и знает, чем всё закончится.
— Настоящим? — переспрашивает он, слегка приподнимая бровь. — А ты кто у нас? Первокурсник журфака? — Ты хоть понимаешь, что такое настоящая работа в «Правде»?
— Понимаю, — чеканю я. — Я готов работать, писать, делать всё, что потребуется.
Он бросает на меня долгий взгляд, словно взвешивая мои слова. Но его глаза остаются холодными.
— Здесь, в «Правде», нужны не просто горячие головы, Сомов, — его голос звучит твердо. — Нам нужны опытные, проверенные люди. Те, кто уже знает, что и как делать. А ты что ты можешь предложить? Желание работать? Этого мало. Ты мне пользу принести сможешь? Я вот сомневаюсь.
— Как получить опыт, если вы даже шанса не даёте? — возражаю я, но чувствую, что между нами непроницаемая стена.
Мартынов устало вздыхает, откидывается на спинку своего кресла и скрещивает руки на груди.
— Видишь ли, Сомов, — говорит он, уже серьезно. — У тебя, возможно, есть амбиции, но это не означает, что ты сразу же годишься на роль корреспондента. Дай–ка ты себе время. Учись, набирайся опыта. А пока — извини, толку от тебя здесь не будет.
Эти слова, словно холодный душ, проливаются на меня. Я с трудом сдерживаю злость, крепко стискивая зубы. Я знаю, что не могу показать слабость.
— Значит, всё? — спрашиваю, уже понимая, что разговор подошел к концу. Но не могу удержаться от последней попытки. — Вы так уверены, что от меня не будет пользы?
Он только кивает, словно подписывая приговор.
— Абсолютно. И знаешь, что? — он вдруг становится серьезным, его глаза встречаются с моими. — Тебе бы подумать, почему никто не хочет брать тебя на работу. Случайностей не бывает, парень. Иногда такие вещи не зависят от нас.
Я молчу, пытаясь уловить скрытый смысл его слов, но мужчина уже отвернулся, вернувшись к своим бумагам, показывая, что разговор окончен.
Я выхожу из кабинета, захлопывая за собой дверь, и снова оказываюсь в коридоре, среди этих работающих машинок и шумных разговоров.
В голове пульсирует одна мысль — почему? Почему Мартынов так уверен, что от меня не будет толку? И что он имел в виду, говоря про случайности?
Чувствую, как внутри поднимается новая волна злости и решимости. Во что бы то ни стало, я найду себе работу.
Но вот только остаётся вопрос, что он знает такого, чего не знаю я?
Иду по асфальту, уже не замечая ни тротуаров, ни фонарей, ни зданий, вытянувшихся вдоль дороги.
Может плюнуть на всё и устроиться куда–нибудь, где не нужно будет никому ничего доказывать?
Кстати, про кондитерскую фабрику. Туда, говорят, всех берут. Главное — смириться и не спорить.
Но стоит ли это того?
Жить по чужим правилам? Нет, такое меня не устроит.
Слышу кто–то догоняет.
Тень мелькает по асфальту, слышатся быстрые шаги, и передо мной появляется парень.
Высокий, мощный с хищным оскалом. На нем джинсовая куртка, популярная нынче, и кожаные ботинки. Лицо у парня возбужденное, будто он только что пробежал круг по стадиону, точно меня догонял.
— Макар! — окликает он, словно старого знакомого.
В его голосе звучит уверенность, как будто он точно знает, что я здесь окажусь.
Откуда?
Внимательно всматриваюсь в его лицо.
Где–то я его уже видел. И тут до меня доходит.
Это же тот самый парень — амбал, который неожиданно материализовался в той заварушке в моем родном городе.
Тогда мы оказались вместе в подворотне, где меня поджидали трое местных хулиганов. Но что этот тип делает в Москве?
— Ты кто? Как тебя зовут? — спрашиваю я.
— Костя.
— Костя? — удивляюсь я. — Откуда здесь?
— Да вот, встретил тебя и решил подойти, — отвечает он, как будто, так и должно быть. — Знаю, что тебе работу не дали.
Вот даже как. Откуда он знает? И зачем ему эта информация?
— Ну, не дали и не дали, — пожимаю плечами, — Что особенного?
Но Костя не улыбается, только смотрит прямо в глаза, как будто хочет увидеть то, что у меня внутри.
Понять, что я чувствую.
Лишь на мгновение его взгляд становится мягким, но тут же холоднеет, словно Костя понял, что я не собираюсь перед ним открываться.
— Макар, — произносит он, делая шаг ближе, — дело не только в том, что ты первокурсник. Тебя не берут потому, что тебя уже внесли в чёрный список. Неофициальный, разумеется.
Словно током пронзает. Что за чушь он несет?
Черный список? Кто меня туда внес? Существует ли такой здесь?
— Кто эти люди? — спрашиваю я, вглядываясь в его лицо, надеясь, что он пошутил.
— Это не важно, — отвечает Костя, — Важно то, что они хотят, чтобы ты работал на них.
— На них? — на мгновение замираю, а затем мысли начинают мчаться со скоростью света. — На кого?
Костя снова делает паузу, словно пытается решить, стоит ли мне рассказывать правду.
— Зачем ты меня искал? — спрашиваю хмуро.
— Это не я тебя искал, — его голос звучит тихо, но уверенно. — Это они.
Мои мысли превращаются в хаос, как рой пчел, стремительно налетающий на одно место.
Кто эти загадочные «они»? Что им от меня нужно?
Почему вдруг я оказался в центре их внимания?
— Кто они такие? — настаиваю я, делая шаг вперед.
Костя смотрит на меня долгим взглядом, затем вдруг отступает на шаг назад.
Я едва успеваю удержаться, чтобы не шагнуть за ним.
— Это те, кому ты, Сомов, оказался не по зубам, — говорит он. — Но они не успокоятся, пока ты не начнешь играть по их правилам.
Что это за загадочные фигуры, которые незримо стоят за моей спиной, как судьи на трибуне? И почему они думают, что могут диктовать мне свои условия?
— Ладно давай вали, — говорю я и разворачиваюсь.
— Что передать? — смотрит на меня ледяным взглядом.
— В прошлый раз я озвучивал свой ответ. Сейчас он не изменился. Все тот же и по тому же адресу, — цежу сквозь зубы.
— Не пожалеешь, товарищ? — с иронией делает ударение на последнем слове.
Ничего не отвечаю.
Костя мутный тип. На черта мне с ним продолжать разговор.
Иду своей дорогой дальше. За спиной слышу, кто–то есть ещё. Резко разворачиваюсь.
Мне в грудь влетает незнакомая девушка.
Что за фигня? Отворачиваюсь.
— Подожди, Сомов! Меня зовут Ника Королёва. Слышала твой разговор с этим мускулистым типом.
Торможу, она меня обгоняет и встает передо мной.
Разглядываю настырную барышню в упор.
Высокая. Глазастая. Коса переброшена на пышную грудь. Я понимаю, что видел ее мельком в редакции.
Теряю интерес, начинаю обходить.
— Подожди, — повторяет она. — Есть предложение.
— Какое еще? — грубо спрашиваю я.
— Есть люди, если пойдешь с ними на контакт, то эти, — кивает в сторону ушедшего Константина, на пушечный выстрел к тебе не подойдут.
— С чего ты взяла, что я кого–то боюсь?
— Боишься или нет, но тратить на них жизнь, когда будут преследовать тебя, просто глупо. А потом, тебе ведь нужна работа внештатным корреспондентом?
— Допустим. Я правильно понимаю, товарищ Королева, что ты предлагаешь мне устроиться на работу по блату?
— Нет, не правильно. Ты должен будешь просто выполнять некие поручения, помимо профессиональной деятельности.
Неизвестно ещё, просто или непросто.
— Что за поручения?
— Макар, если я скажу, что меня отправил за тобой Мартынов, ты мне поверишь? — говорит Королева.
— Мартынов? — удивленно смотрю на нее.
— Да. Ему понравилось твоя настойчивость и упорство. Такие кадры ему нужны. Но нужно, чтобы некие люди тоже дали на это добро.
Странное предложение, здесь явно кроется какой — то подвох.
— Ника, звучит как — то запутанно. Я должен сам разобраться.
— Я устрою тебе первую встречу с нужными людьми, а там решай сам.
— Хорошо, я подумаю.
Чуйка подсказывает мне, что ступаю на тернистый путь.
Проходя мимо киоска с газетами, замедляю шаг и останавливаюсь, чтобы посмотреть на заголовки.
Газеты полны новостей о достижениях советской науки, о международных событиях и спортивных победах.
Чувствую, что хочу быть там, в самом эпицентре событий.
Но этот тип Костя сказал, что на пути к этому — у меня есть препятствие.
И моя персона отправлена в бан.
Бред какой–то.
Королева предлагает встречу с «нужными» людьми.
Походу этого уже не избежать.
Пора разбираться по– взрослому, что происходит?