Выпускник

Глава 5

Спустя месяц

Вступительные экзамены позади.

Сегодня пришел в университет и ищу себя в списках зачисленных на факультет журналистики МГУ.

Кто успел попасть в первый ряд перед стендом, где вывешены списки зачисленных студентов, уже не выбирается оттуда.

Не верят своим глазам, что их нет в списках, и тщетно ищут свои фамилии, которые никак не материализуются, или просто выбраться не могут, толпа жаждущих подпирает.

Мой рост метр девяносто, и я уверенно заглядываю через головы. Но фамилия моя — Сомов ближе к концу списка, а там головы абитуриентов как прибитые, не шевелятся.

— А ну, разошлись! — не выдерживает громогласный парень сзади.

Наваливаемся дружно и сносим стоящих первыми.

Отыскиваю себя: «Макар Матвеевич Сомов». Есть!

Сделав рывок, выбираюсь из толпы.

— Поступил? — подлетает ко мне Иван Кондратьев, паренек худой нескладный и в очках.

Познакомились, будучи еще абитуриентами в первые дни во время подачи документов.

— Ага.

— Я тоже зачислен. Всё, мы студенты журфака! — вопит Ванька и уносится куда–то.

Еду на квартиру, где снимал комнату на время сдачи экзаменов, забираю свои вещи и отправляюсь в общежитие университета.

Здесь целый студенческий городок выстроен. В целом, МГУ — это город в городе.

Захожу в свой корпус, где предстоит мне жить ближайшие годы обучения.

Коридоры выстланы новеньким линолеумом, на стенах висят плакаты с изображениями Ленина и Маркса. В воздухе пахнет старыми учебниками, взятыми в библиотеке университета и свежевымытым полом.

Поднимаюсь на четвертый этаж. Иду по коридору и останавливаюсь перед дверью комнаты триста двадцать семь.

Ощущение какого–то дежавю. Откуда?

Никогда в прошлой жизни я здесь не был.

Была, конечно, в юности мечта, хотел учиться на журналиста. Но как — то не сложилось в той жизни. Может, учился недостаточно хорошо, может хотел плохо.

— Чего стоишь, как не родной? — слышу бас за своей спиной.

Разворачиваюсь. Передо мной стоит парень в майке и трико, держит в руках эмалированный чайник с отбитыми краями.

— Чего уставился? — бросает он. — Идём! — берется он за ручку двери, открывает широко дверь и шагает внутрь.

Замираю на пороге, скользя взглядом по небольшой комнате.

Кроватей четыре, небольшой узкий, как пенал новенький шкаф, тумбочки возле кроватей, стол у окна, два стула.

Типичная студенческая берлога. На одной кровати валяется парень, храпит так громко, что дрожат стекла.

Рано еще спать, похоже успел уже отметить поступление в вуз.

На другой кровати — горы книг и одежды. В углу стоит старенькая гитара.

— Эй, Мишка, просыпайся! — толкает его в бок парень в майке, с которым столкнулись в дверях комнаты.

Миша медленно открывает глаза, потягивается и с удивлением смотрит на меня.

— Привет, новенький, — зевает он. — Я Михаил Мишин. А ты кто?

— Макар Сомов, — отвечаю я, ставя свой рюкзак и дорожную холщовую сумку на свободную кровать.

— Ну, добро пожаловать, Макар, — Мишка садится и чешет затылок. — Как насчёт того, чтобы отметить твоё прибытие?

Не успеваю ответить, как в комнату врывается еще один парень, с бутылкой клюквенного морса в руках и широкой улыбкой на лице.

— Новенький! — радуется он. — Ну, давай знакомиться. Я Коля Сытин.

— Макар Сомов.

— Сом, значит, понял. Нашего полку прибыло.

Садимся на кровати, и Коля разливает морс для взрослых по граненным стаканам.

Все ребята пьют, я гляжу на кадку с фикусом, стоящим в углу.

— Сергей! — глядя на фикус, кричит Михаил другому соседу по комнате. — Чего эту махину до сих пор не отнес в красный уголок? Теперь мы укомплектованы, фикус лишний.

Все смеются.

— Завтра отнесу, — отмахивается Серега, отправляя кусочек копченой колбаски в рот.

Ни фига себе живут студенты. У кого — то явно родственники на мясокомбинате трудятся или в продмаге.

Вслед за всеми опрокидываю содержание стаканчика в себя, оставляющий за собой странный привкус, морщусь и тоже тянусь за колбаской.

— Макар, можешь оказать услугу? — говорит Михаил. — Попроси на кухне у девчат хлеба, тут сало еще есть. Бутерброды сделаем.

Вместо меня молниеносно реагирует сосед.

— Макар, давай я схожу, — предлагает Коля. — Ты же еще новенький, не знаешь наших девчат со второго этажа.

— Вот и узнаю, сам пойду, — поднимаюсь.

Спускаюсь вниз на второй. Иду по коридору.

Ориентируясь по аппетитному запаху, как по навигатору, на кухню.

— Эй, парень! — улыбается девушка в короткой юбке и туфлях на модных платформах. — Как тебя зовут?

Молча разглядываю ее.

— Ты что решила познакомиться? — опережает парень в трениках.

— А что запрещено? — заносчиво спрашивает девушка.

— Нет, я Алик. А тебя как зовут?

— Я Маша Серегина. Только вот знакомилась не с тобой. — Разочарованно метнула в меня взгляд.

— Ну, смотри, Машуня Серегина. Встретишься одна на темной аллее, целой не уйдешь!

Слышу солидарный мужской смех.

— Ну, Манька, попалась. Ходи теперь и оглядывайся, — гогочут парни.

Девчонки тоже явно праздновали событие — смена статуса на студенток.

Бросаю взгляд на парней. Кто в спортивных штанах, кто в джинсах и в футболках.

Захожу на просторную кухню. Здесь четыре кухонных плиты, раковины, столы и полки прибитые намертво к стене, где расположилась кухонная утварь.

Втягиваю носом аппетитный запах только что сваренного борща.

— Здравствуйте, девчата. Хлебом можете поделиться?

Две девушки в цветастых коротких халатах протягивают мне по половине буханки хлеба.

Беру обе, пригодятся в нашем холостяцком хозяйстве.

— Спасибо, девчата, — широко улыбаюсь я.

— Макар, ты настоящий добытчик, — встречают меня с порога ребята.

Серега нарезает хлеб, кладет в центр стола на тарелку. Все дружно берут крупно нарезанные ломти сала, кладут на хлеб и смачно откусывают.

— Вкуснее ничего не ел! — хвалит Колька.

— Макар, а ты откуда? — спрашивает он, наклоняясь ко мне.

— Из московской провинции, — отвечаю я. — Из Подмосковья, из маленького городка.

— Деревенский, значит, — подхватывает Мишаня.

Не поправляю ребят. Не могу же я им сказать, что родился и вырос в Москве.

Только в прошлой жизни.

Знакомство проходит успешно.

Учеба идет полным ходом. Занятия, лекции, обед в студенческой столовой. Ужин в общаге готовим по очереди.

В общаге кипит жизнь. Кто–то готовится к экзаменам, читая учебники, кто–то играет на гитаре и поёт песни Высоцкого. Вечера проходят в разговорах, смехе и иногда в спорах о будущем страны.

В один из дней меня приглашает к себе комсорг — Лида Веселова.

С чего бы это?

С учебой справляюсь, комсомольские взносы плачу исправно.

Вхожу в помещение. Комсорг сидит за столом в красном уголке. Обвожу взглядом окружающее пространство.

Здесь все оформлено в классике жанра. И флаг есть и вся атрибутика времени в наличии имеется.

Веселова смотрит на меня серьёзными глазами поверх очков.

Я тоже разглядываю ее в упор, думая о том, зачем я ей понадобился.

Одета девушка в духе времени. Белый верх — рубашка, черный низ — юбка чуть выше колен. Значок комсомольский на груди.

— Макар, ты новенький в нашей общаге, — начинает она, не отрывая глаз от моей персоны. — Как тебе здесь?

Начинает издалека. Вряд ли волнуется обо мне. Тут явно что–то другое.

— Всё нормально. А ты чего хотела?

— Ты знаешь, что от студентов журфака ждут особой активности? — говорит она. — Ты должен быть в курсе всех событий, участвовать в общественной жизни общежития.

— Ты, о чем? — жму плечами.

— У нас скоро будет мероприятие, нужно будет подготовить стенгазету. Это комсомольское поручение.

— Хорошо, один раз сделаю.

Кивает.

— Макар, пойми, важно быть не только хорошим студентом, но и активным участником жизни университета. Тогда добьешься много.

— Чего именно я должен добиться? — с иронией спрашиваю я.

— Всего, чего захочешь сам, — многозначительно тычет пальцем в потолок.

— Карьеры что ли? — небрежно бросаю я.

— И карьеры тоже.

— А не карьеры? — усмехаюсь.

— Сомов, не путай меня.

Через два дня стенгазету я сделал. Отличников учебы отметил. Поездку первокурсников на картошку тоже не забыл. Даже поэтическую колонку умудрился впихнуть.

— Молодец, Сомов, — хвалит комсорг.

— Все, Веселова, больше на меня не рассчитывай. Я свой долг выполнил. Здесь все будущие журналисты, так что давай запрягай всех.

— Макар, ну у тебя так классно получилось.

— Лида, а сама не хочешь попробовать? Или комсорги только командовать могут?

Веселова упирается руками в стол, рубашка на ее груди натянулась, пуговицы расстегнулись. От возмущения она краснеет и, а упавшие на лицо, пряди волос сдувает.

Глядеть на ее потуги, то еще зрелище.

— Ох, ребята, простите. Не вовремя, — заглядывает в комнату Мишаня.

— Михаил, это не то, что ты думаешь, — отдувается Веселова.

— Макар, ты сильно занят? — интересуется Мишка.

— Да он вообще не занят! — выкрикивает сердито комсорг.

— Смотри, Лидия, не разочаруй меня, — улыбаюсь я, уходя.

Мне послышалось, или она действительно от злости ногой притопнула.

— У тебя чего с ней? — спрашивает Мишка.

— Ничего. Стенгазету делал. А ты что подумал? — ровно говорю я.

— Может комнату на ночь пора освобождать, — интересуется товарищ.

— Не спеши. Не собрался я с комсоргом путаться.

— Дело говоришь, — присвистнул Мишка. — Да ну, их этих баб. У меня к тебе дело. Ты давно видел Ваньку Кондратьева?

Морщусь, силясь вспомнить.

Иван действительно не появляется на лекциях несколько дней подряд.

— Последние дни не видел, — озадаченно отвечаю. — А ты чего его разыскиваешь?

— Он червонец занял на три дня, а сам исчез, — чешет затылок.

— Не переживай, отдаст, он понятливый парень.

Мишку я успокоил. А сам загрузился, куда Ванька мог деться?

— Ты видела Ивана Кондратьева? — спрашиваю у Веселовой, встретив ее в коридоре.

Сначала она, помня наш разговор, хотела надерзить. А потом напряглась.

— Нет, давно не видела, — отвечает, нахмурившись. — Странно, обычно он всегда на виду.

Вечером я решаю заглянуть в его комнату. Дверь открыта, но внутри никого нет. На столе лежат его книги, в углу — сумка с вещами. Но самого Ваньки нет нигде.

— Как назло никого нет. Спросить и то не у кого.

Тут парнишка белобрысый возвращается в комнату, держит в руках кастрюлю с дымящим борщом.

Аж под ложечкой засосало.

— Иван где? Все его ищут.

— Может, уехал к родным, — предполагает белобрысый.

— Человек пропал, а вы — соседи по комнате почему не говорите никому о случившимся?

— Так никто не интересовался, — оправдывается сосед. — Три дня назад ему телеграмма пришла, на переговорный пункт вызывали. После возращения оттуда, мрачный он ходил. Сам на себя не похож. А утром ушел без вещей. Я думал на лекции, а когда вечером не вернулся, решил, значит домой рванул. Может, там случилось чего.

Возвращаюсь к себе в комнату. Стою у окна, смотрю на город, освещённый огнями. В голове роятся множество вопросов.

Куда пропал Кондратьев? Почему никто не знает, где он?

Чувство, что что–то не так, становится всё сильнее.

Долго обдумываю ситуацию, пока не начинают слипаться глаза. Валюсь на кровать и тут же засыпаю.

Стоило утром проснуться, так тут же в голову приходит мысль о том, что Иван пропал.

За окном теплый солнечный день. Середина октября, золотая осень. Но настроения это не улучшает. Уставился в противоположную стену, думаю. Сегодня мне явно не до учебы.

Любой ценой надо найти Ивана.

Вот тебе и активная жизненная позиция. Занятие для настоящего мужика — а не рисование стенгазеты.

О том, что с Ванькой что–то случилось, я уже не сомневаюсь. Чувствую, что он в беде.

Кровать подо мной противно скрипит, панцирные сетки здесь повсюду, хоть и спинки деревянные приделали. Ничего не изменилось, всё те же металлические койки.

Видно по бюджету живем. Общага на балансе университета.

Соскакиваю с кровати и отправлюсь в общую уборную. Здесь тебе не импортная сантехника, блестящая всеми своими боками, а отечественная, может и не такая белоснежная, но вполне себе сносная.

И наша бессменная уборщица тетя Фрося драит ее, как матросы палубу. Блестит, как позволяет ей наш отечественный фаянс, так что грех жаловаться.

Знаю, конечно, не везде так, приходилось посещать и запущенные заведения на вокзалах. Но у нас тут образцовый порядок.

Подхожу к умывальнику. На зубную щетку выдавливаю большой змейкой зубную пасту «Поморин». Вкус специфический.

Ну, где теперь прикажите Ваньку искать?

Кроме родной его деревеньки, других вариантов пока нет. И что там могло случится такого, что Кондратьев не вернулся назад.

Ведь он успел мне рассказать, что факультет журналистики — это его мечта. Выходит, что–то мешает Ваньке вернуться к своей мечте. Но что?

Комсорга я нашел в главном корпусе. Лида вместе с каким–то студентом– первокурсником вешала стенгазету.

— Веселова, Кондратьев так и не появился, — сообщаю я.

Лидия разворачивается ко мне.

— Нет. Кто –то должен ехать к нему домой. Ты выяснил, где он живет?

— Да. И готов ехать. Вот только учебу пропущу. Придется тебе сказать, что я выполняю особо важное комсомольское задание.

Веселова озадаченно хмыкает.

— Правильно понимаю, что тебе наплевать на пропажу комсомольца Кондратьева? — жестко спрашиваю я.

— Что ты такое говоришь? Я обдумываю, как наверх доложить, — оправдывается она. — Чтобы никто не узнал о том, что живой человек пропал, студент.

— Пока ты будешь наверх докладывать, может Ваньки и в живых уже не будет.

Веселова приоткрывает рот от шока.

— Да, Макар, ты езжай скорее. Я тебя прикрою.

— Лида, это другое дело. И получается мы вместе с тобой — комсоргом спасаем студента, попавшего в беду.

— Да– да, ты прав, Макар.

Выхожу из университета и иду на остановку.

Прибываю на Автовокзал, здесь курсируют междугородные автобусы.

Покупаю билет в кассе до Ванькиной деревни. Это еще большая удача, что он из Подмосковья. А так бы пришлось уезжать на несколько суток.

Автобус трясется по ухабам, скрипя, как старая несмазанная телега. За окном проносятся поля и редкие леса. Деревня, в которую я еду, находится на живописном берегу реки.

Спустя три часа я на месте.

Разглядываю деревню, в которую попал.

Дома из серого кирпича, крыши, покрытые красной черепицей. На улице играют дети в футбол в трусах и майках. Бабушки сидят на лавочках и обсуждают что–то своё, но все замирают, когда я прохожу мимо.

Наконец, нахожу дом Ивана. Сердце гулко стучит.

Передо мной странная картина.

Двери заколочены досками, окна выбиты. Возле дома стоит какой–то дядька с молотком в руках. Лицо у него злое, глаза блестят недобрым огнём.

— Эй, ты! — кричу я. — Что здесь происходит?

Дядька смотрит на меня, как на помеху. Похож на местного, может, сосед Ивана.

Грубый жестокий человек с недобрым прищуром.

— Что тебе тут надо? — рычит он, плюнув под ноги.

— Я ищу Ивана. Где он?

— А мне почем знать! Был тут один слишком ершистый, его отдельно в баню запер.

Огляделся по сторонам, приметил отдельно стоящее строение. Пошел туда.

Барабаню в низкую дверь кулаками.

— Макар, это я, Иван. Помоги! — слышу слабый голос из узкого окна в бане.

Подбегаю к узкому оконцу, вижу Ивана через щель.

Бледный, уставший, глаза полные страха.

— Это, — шепчет он, — сосед Петр Михайлович. Он требует долг. Мама заняла у него пятьдесят рублей, не смогла вернуть. Вот он нас и запер.

Вспоминаю про свою заначку, которую хранил на чёрный день. Из той заработанной сотки осталась ровно половина.

— Макар, тебе пальто зимнее надо купить, из старого давно вырос. Ты эти деньги придержи. Там в вашей Москве небось и импортную одежду можно приобрести в ЦУМе. Глядишь, и на ботинки зимние хватит, — напутствовала мать перед отъездом из дома.

— Да, где наша не пропадала!

Достаю из внутреннего кармана червонцы — пять штук, и направляюсь к разъяренному Михалычу.

— На возьми, — говорю, протягивая деньги. — Отпусти Ваньку с семьёй!

Мужик смотрит с подозрением на деньги, потом на меня.

Берёт деньги, пересчитывает купюры и медленно прячет в карман.

— Ну, посмотрим, что можно сделать, — говорит загадочно он.

Стою, наблюдаю, как он медленно со злым прищуром, идёт к двери. Держу кулаки наготове, готовый к любой подлости с его стороны.

Не отпустит он семью Ивана?