Выпускник

Глава 32

Дальше всё идет по накатанной. В течение декабря-января я вступаю в преступную цепочку, вожу икру, знакомлюсь с людьми, общаюсь с Клавой.

На встрече Нового года ситуация немного выходит из-под контроля, когда Клава оказывается в доме Вали, представляется ее подругой.

Клава как назло провоцирует, а Валентина ревнует. Я же думаю о том, что обе сейчас могут всё испортить.

Мою игру пустить под хвост, сломать всё, что строит мужик, своей бабской ревностью.

Но Клава быстро успокаивается, соглашаясь молчать, за еще пять дополнительных процентов от сделки, а Валя соглашается верить, что у меня с Клавой ничего нет, кроме флирта.

За два месяца прокачиваю мышцу, получая всю информацию, и начинаю действовать.

— У тебя всё хорошо? — интересуется Сытин, когда мы возвращаемся в пятницу с обеда на пары.

— По мне не заметно? — прищурившись смотрю на товарища.

— Нет.

— С чего ты это решил?

— Когда Лидия к тебе приставала в столовой, требуя уступить место в очереди беременной пятикурснице, ты смотрел на нее и даже не возражал.

— Я уступил?

— Да.

— Я не видел ни Лиду, ни беременную студентку, — отвечаю быстро.

— Именно об этом я и говорю, ты не собран. Вчера тебя на тренировке в спарринге били. Разве такое возможно? Тебя! Чемпиона!

— Никакой я не чемпион, так любитель, — огрызаюсь, впервые меняя тон с безразличного на нормальный.

Признаться товарищу в том, что у меня впервые в жизни настоящая проблема, я не могу, этим покажу свою слабость. А слабых мужиков в этом мире не любят, даже их собратья.

— Да, просто настроения нет. Февраль, хандра. Это нормально.

— Издеваешься? У тебя есть всё, о чем можно мечтать, девчонки за тобой табунами ходят, ты местный чемпион, учишься на одни пятерки, нашел работу один из немногих, да еще и по специальности!

— Ну ты прямо героя какого-то нарисовал. Не Гагарин я, и в полет меня не возьмут.

— При чем здесь Юра и космос? Тебе на земле тесно стало?

— Космос — это идея, — усмехаюсь я.

— Да ладно? — смотрит на меня серьезно.

А мне до жути смешно, я-то о другом подумал — вот бы когда в следующий раз меня внедорожник переедет, отправили бы меня в другую галактику, служить в звездном флоте.

Наверняка такие есть! Я люблю читать фантастику — братьев Стругацких читаю взахлеб, Айзека Азимова, Рэя Брэдбери.

Не только же умные книги советских деятелей зубрить наизусть. Студент должен быть развит всесторонне.

После учебы, никуда не иду, не еду, отдыхаю до позднего вечера, читаю книгу Стругацких.

— Не пойдешь к Толику на день рождения?

— Не, я уезжаю домой сегодня.

— Удачной дороги, — парни желают мне хорошо съездить, уходят, оставляя одного.

Слышу приглушенные стуки где-то рядом, машинально вздрагиваю. Нервны напряжены как струны.

Осталось несколько шагов перед прыжком в бездну. Но для себя уже всё решил — с этим майором Рытвиным, выдающим себя за кэгэбиста обязательно нужно разобраться. Чем быстрее, тем лучше. Доказательств я собрал немерено за два месяца.

Слишком много информации из будущего он знает, ему легко ориентироваться здесь благодаря этому.

Поезд домой уже скоро, и я собираюсь, выхожу на улицу. Темно. Под ногами скрипит снег, оборачиваюсь — никого. И так пару — тройку раз.

— Эй, вы, выходите! — ору на них. Но никто не показывается.

Только когда сажусь в поезд в метро, немного расслабляюсь. Никто из них, тех, кого я посадил себе на хвост, не поедет со мной до дома, однозначно, проблемы никому не нужны, тем более, настоящим бандитам.

Зато мне нужно обязательно добраться до дяди Вити и серьезно поговорить. Для этого я пригласил его на выходные на рыбалку.

Еду из столицы домой, это недалеко всего сто пятьдесят километров, но при моей занятости — учеба, игра в Остапа Бендера, тренировки по боксу — едва удается вырваться.

Поезд, скрипя тормозами, медленно вкатывается на перрон столичного вокзала.

Вечерпятницы, ребята в общежитии гуляют, празднуют день рождения одного из сокурсников, а мне не до гуляний. Проблемы так и дышат в спину. Гонят вперед. И я как гончая бегу, не сбавляя хода, чтобы поскорее освободиться от ярма, сбросить тяжесть, которая капитально гнет мне спину.

«Не по Сеньке шапка», — вспоминаю любимую поговорку бабушки, впервые примеряю к обстоятельствам.

Обычно я такой выдержанный и берущийся за решение проблемы своими руками и мозгами, решаюсь на этот раз обратиться к дяде Вите.

Чую, он мне поможет, у него есть то, что мне нужно. Сам-то я с улицы не могу прийти в органы, заявить, что я знаю очень много и собрал досье на всю банду.

Стою на платформе, цепко сжимая в руках билет на поезд дальнего следования, как если бы этот клочок бумаги был тем мостом, что ведет из моих обычных, выхолощенных будней обратно в реальный мир, где каждый шаг имеет значение.

Дорога домой — всего-то сто пятьдесят километров, но для меня она всегда длиннее. Не в километрах дело, конечно. Это время, которого никогда не хватает. Учёба поджимает со всех сторон, деньги тают, как снег в марте, хотя на улице еще февраль, да и заработать лишнюю копейку всегда удается больше в стиле Остапа Бендера — то есть из ничего и фантазии. Деньги полученные от реализации икры я складываю на книжку в сберкассу.

А еще тренировки по боксу, где ты словно в капкане на каждой встрече с грушей, со скакалкой, с собственными врагами борешься. Всё это держит меня в постоянном напряжении, а тут — рыбалка с дядей Виктором.

Если разговор сильно не напряжет, хоть расслаблюсь.

Но именно поэтому я и вырвался — потому что мне нужно с ним серьезно поговорить. Не просто обменяться парой шуток, не просто посмотреть, как поплавок качается на воде. Нет. Хотя это — тоже.

Дядя Виктор — человек, со связями и мозгами. У меня уже давно накопились вопросы, на которые никто другой мне не ответит, кроме него. Я помню как первого января он мне всё время на что-то намекал.

Сажусь у окна в поезде, гляжу на вечерний город, который будто мелькает картинками из рекламных журналов в моем мозгу — в нём всё идеально, кроме настоящего, которое я желаю немного подправить.

Поезд дергается, выходит из депо и плавно набирает скорость. Еду домой, еду на встречу с тем, кто всегда был для меня моей совестью.

Поезд прибывает в два ночи, с частником еду до дома.

Мама и бабушка встречают меня среди ночи, как только я открываю дверь. Хотя за окном ночь, они не спят. Лампа в коридоре горит тускло, бросая мягкий свет на их встревоженные лица. Они обе молчат, но взглядом — тревожным, цепким — цепляются за меня, словно стараются понять, откуда я и с чем пришёл, с хорошими вестями или с дурными.

Я вздыхаю, натягиваю улыбку спокойствия, стараюсь показать, что всё нормально.

— Не надо беспокоиться, я сам. Ложитесь спать.

— Что ты сынок, мы соскучились, — мама тянется, целует в щеку.

— У меня всё хорошо. На рыбалку приехал.

Так уж и на рыбалку, — мама смотрит с упреком. Не верит, похоже, или чересчур много волнуется, живя вдали.

— Макар, сынок, ты в беду не попал? Бледный какой-то.

— Нет.

Продолжает смотреть на меня с недоверием.

Я сижу на кухне в своем любимом углу, бабуля сидит напротив, а мама наливает нам чай. Ставит на стол чашки и заварной чайник, баранки и пиалу с клубничным варением, которое сама варила.

Бабушка молча наливает чай по чашкам, тихо, сосредоточенно. В этой тишине что-то зловеще знакомое — как в детстве, когда я мог натворить что-то, а они пытались понять, что именно.

— Мам, бабуль, — устало говорю я, — давайте спать, ладно? Я просто на рыбалку приехал, вот и всё. Никаких приключений, никаких проблем. У меня всё в полном порядке- на учебе долгов нет, одни пятерки, в боксе расту, девочка появилась, с которой вместе работаем.

Мама хмурится, недоверчиво наклоняется ближе, в глазах бесконечная тревога.

— На рыбалку, говоришь? — она прищуривается, смотрит внимательно. — Почему тогда среди ночи? Почему ни словом не обмолвился, что приедешь?

— Спонтанно вышло, — пытаюсь я объяснить, пожимая плечами. — Просто решил — и поехал.

Бабушка тихо ставит передо мной чашку, тёплую и пахнущую мятой, её рука слегка дрожит. Она не говорит ни слова, но в её взгляде я чувствую ту же волну беспокойства.

— Может, ты попал в беду, а? — продолжает мама, её голос мягкий, но настойчивый, как будто она допрашивает меня о чём-то крайне важном. — Ты ведь знаешь, мы всё поймём. Макарушка, скажи…

Я отмахиваюсь, стараюсь сделать вид, что меня забавляет её подозрительность.

— Мам, ну правда, просто хотел сменить обстановку. — Я стараюсь звучать уверенно, но от её взгляда мне становится не по себе.

Она смотрит пристально, словно пытается найти в моём лице то, что я скрываю. Я отвожу взгляд. Чай обжигает губы, и я молча морщусь, глядя в чашку.

— Ты не похож на себя, — наконец тихо говорит бабушка, будто слышит мои мысли. — Что-то тебя гложет, но ты молчишь. Это хуже всего — не доверять близким тайны.

Мой ответ застревает в горле. Я смотрю на них, и что-то во мне сжимается. Мне жалко их, и впервые за все время, что я здесь, чувствую к этим женщинам щемящее чувство, оно зарождается внутри у меня в груди, но втягивать в свои дела я маму и бабушку не намерен.

Картина зимней рыбалки с дядей Витей и его другом Аркадием начинается на рассвете, когда мы выходим из тёплого дома в морозный, хрустящий воздух.

— Готов прокатиться с ветерком?

Киваю.

Разглядываю новенькую красную машину ВАЗ −2106, которая вышла с конвейера в 1976 году. Шестерка смотрится очень привлекательно, хромированные элементы придают ей блеска, а облик не похож ни на один автомобиль, который я видел здесь.

Аркадий — товарищ дяди сам светится весь и пышет гордостью за свой автомобиль.

Садимся, Аркадий включает магнитолу, и оттуда льется песня Пьехи.

В теплой машине добираемся до места.

— Выходим, — как всегда командует дядя.

Всё вокруг покрыто инеем, и от дыхания разлетается пар. На улице чуть светло, серо-синее небо только начинает окрашиваться розовым светом от восходящего солнца.

Лёгкий снег потрескивает под ногами, а вдалеке виднеется белое покрывало реки, где нас уже ждёт рыбацкое приключение.

Народу к реке ползет немерено!

Мы гружёные — дядя Витя тащит на санках рыбацкий ящик, где лежат бур, термос с горячим чаем и закуски.

Аркадий идёт рядом, прижимая к себе удочки и небольшой топорик для льда. Он в своей шапке-ушанке, с которой никогда не расстается, а на шее тёплый шерстяной шарф — подарок от бабушки, как он сам выразился.

Наконец, мы доходим до реки.

Под ногами скрипит твёрдый лёд, и дядя Витя уверенно шагает вперед, слегка постукивая ледобуром.

Придя на место, он с присущей ему сноровкой начинает сверлить первую лунку. Молча, ничего не обсуждая. Деловито, будто от этого действия зависит всё.

Бур вращается в его руках, из-под него вылетает мелкая ледяная крошка, сверкая на свету.

— Вот тут самое место, — говорит дядя Витя, прищурившись. Аркадий в это время уже поставил табуретку, присел и начал осторожно разматывать леску.

— Лунки готовы.

Я и сам вижу, что готовы, только вот я не готов пока общаться с дядей на важную тему, потому что здесь посторонний — Аркадий.

Устраиваемся поудобнее, пристраиваем свои удочки и накидываем мормышки.

Лёд под нами слегка поскрипывает, но дядя Витя уверенно хмыкает, мол, здесь проверено, держит.

Тишина вокруг звенящая — только редкий звук ветра да тихий треск льда. Несмотря на то, что вокруг многолюдно как на демонстрации.

Мы сидим и ждём.

Дядя Витя вполголоса рассказывает истории о своих прошлых рыбалках, а Аркадий кивает, периодически кидая фразы вроде

— Ну, в тот раз нам повезло больше! Тогда такой карась пошёл — а потом твоя женка пожарила, и только пальчики облизывали все.

С собой у нас бутерброды с салом и рыбными котлетами, и время от времени кто-то берёт горячий термос и разливает чай, который греет пальцы через варежки.

Постепенно, начинается клёв.

Первая поклёвка у дяди Вити — он подёргивает удочку, вытягивает, и вот на леске извивается серебристая плотвичка.

Аркадий одобрительно кивает и возвращается к своему поплавку, который начинает медленно уходить под воду.

На рыбалке время словно останавливается. Удочки покачиваются, лёгкий ветер доносит запахи зимнего леса, а вокруг — только бескрайние просторы белого льда и неба.

И я совсем забываю о том, зачем сюда приехал.

Проходит незаметно целых два часа, как мы тут на морозе лясы точим ни о чем, да рыбку ловим.

Внезапно Аркадий — седовласый мужчина под шестьдесят поднимается со стульчика, говорит:

— Отъеду на часок. Здесь деревня неподалеку, куплю внуку сметану и молоко, такие, чтобы ложка стояла!

На льду становится всё тише — Аркадий ушёл, и нас с дядей Витей окружает только морозящее до костей молчание реки. Наконец, дядя вдруг поворачивается ко мне и, щурясь от солнца, говорит серьёзным, низким голосом:

— О чём ты хотел поговорить, Макар?

Я невольно замираю, оглядываюсь, будто кто-то притаился за белыми сугробами. Но нет, здесь пусто, как и раньше, и сугробов поблизости нет, только на берегу. Вокруг же снег нетронут, только наш след от санок до сих пор виден.

— Здесь никого постороннего, — спокойно отмечает дядя. — Аркадий ещё до твоего приезда всех проверил. Ты же знаешь, сюда чужаков не пускают. Это место годами одни люди знают.

Да, Аркадий — старый волк. Мент до мозга костей, несмотря на пенсионный возраст.

— Ну, так что у тебя?

Я глубоко вдыхаю морозный воздух и, ощутив его до самых лёгких, решаюсь. Рассказываю, как ввязался в одно «рыбное» дело, как называем его мы — я и еще один человек, представившийся майором Рытвиным из КГБ.

— Так он из КГБ?

— Нет, аферист.

— Зачем тогда ты с ним связался?

— Говорю же, что это нужно было, чтобы внедриться и всю цепочку раскрутить, кто –поставщики, кто-покупатели узнать, — и желательно так, чтобы потом каждого разговорить, «расколоть», как говорится.

Дядя Витя смотрит на меня пристально, не перебивает. Он только кивает — едва заметно, будто в знак понимания, но не облегчения.

— Зачем? — его вопрос сух, почти отчуждён. — Я же звал тебя в милицию, чтобы ты под контролем работал, свой дар используя.

На мгновение даже хочется передумать рассказывать, но я продолжаю, чувствуя, что другого момента, возможно, не будет.

— Чтобы всю цепочку взяли, — отвечаю чётко. — Кого можно — посадили, кого нужно — уговорили работать с нами. Я хотел сам! Без чужого контроля.

— А ты уверен, что сам не загремишь? — в голосе дяди Вити слышится забота, которую он старается скрыть за суровым тоном.

Я только киваю:

— Да. Потому что раньше следующего года дело не завершится.

— С чего ты так уверен? — дядя не отводит глаз, прищурившись и, кажется, продумывая всё, что я сказал.

— Я знаю. Это не тот случай, когда спешить надо, дядь Вить. А вот ты мне скажи… поговорим на чистоту?

— Говори.

— Мне нужно, чтобы ОБХСС подключилось, — я смотрю ему прямо в глаза. — У тебя ведь там есть друзья, связи? Ты же крутой⁈

На мгновение дядя Витя только внимательно слушает, молча кивает. Потом в уголке его рта мелькает едва заметная улыбка, и он, чуть насмешливо, отвечает:

— Всё-таки решил не разменивать талант на журналистику, а занялся нормальным делом, да? С твоим-то талантом!

— Талант? — не удержавшись, усмехаюсь я. — Какой у меня талант, дядь Вить? Я просто лезу всё время на рожон, мне так нравится жить, ходить по лезвию, потому что раньше я жил по правилам…

И тут я делаю паузу, вздыхаю, заметив, грозный взгляд дяди.

— Талант попаданца! — выдавливает он едва слышно. — Такими вещами, Макар, не шутят и не размениваются!

Я оторопело уставляюсь на него, не веря своим ушам. Мороз будто крепчает, от удивления я даже забываю, что где-то рядом ещё бурчит моя удочка.

— Дядь Вить… ты книжек начитался, что ли?

— Макар я тоже попаданец. Дядя Витя не выжил тогда, когда его пырнули. Он ушел и на его место пришел я. Я умер в 1984 году в Афганистане. Бой в ущелье Хазара стал роковой ошибкой для наших войск. В ущелье мы столкнулись с моджахедами, я входил в 1-й батальон 682-го мотострелкового полка 108-й мотострелковой дивизии.

Это был знойный и тихий день в ущелье Хазара, словно сама природа затаила дыхание перед грядущей трагедией.

Наш 1-й батальон 682-го мотострелкового полка получил приказ зачистить местность от моджахедов, которые, по разведданным, залегли в глубине узкого ущелья. Ущелье с его высокими каменными стенами давало идеальные позиции для засад, и нас предупредили об этом.

Нас уже ждали, чтобы принять, оказав горячий прием.

Но приказ — есть приказ…

— Стоп, — обрываю его. — Эту историю я уже слышал однажды из уст майора Рытвина. Один в один.

Есть у тебя фото Рытвина?

Киваю, у меня много материалов собрано на шайку жуликов за два месяца.

— Покажи!

Достаю из внутреннего кармана черно-белую фотокарточку, протягиваю дяде.

— Понятно, Вадим Казарин, — попаданец, ни стыда, ни совести. Был мелким жуликом в начале двадцатого века, стал крупным. Посещал несколько лет собрания попаданцев, записывал все истории. После пропал. Вот снова всплыл. Я ведь так и думал, что он что-то замышляет.

Я ещё несколько секунд смотрю на дядю Витю, пытаясь осознать всё, что он только что сказал.

— Значит, ты такой же, как я? — произношу, словно сомневаясь, что услышал его правильно. Протягиваю руку, зачем-то качаюсь его плеча.

Он кивает, чуть улыбнувшись, но в его глазах видна серьёзность, словно это не просто шутка или сказка, рассказанная на льду.

— Нас много? — спрашиваю тихо, чувствуя лёгкий трепет.

— Не так много, чтобы мир изменить или спасти, — отвечает дядя. — Но, знаешь, чуточку лучше сделать можем. Когда знаешь историю и будущее, — он пожимает плечами. — Главное — не мешать ходу вещей, но, если шанс есть, помогать, где можем. Поэтому наши люди идут в милицию, в военные, ты — первый, кто решил стать журналистом. Я бы против, но ребята на собрании просили меня обождать с резкими решениями, дать тебе время. Они верили в тебя.

Я киваю, переваривая его слова. Кажется, весь этот снежный мир вокруг, ледяная гладь, бескрайние поля — всё становится немного другим, когда осознаёшь, что здесь, на этом простом зимнем льду, ведётся разговор совсем не о рыбе, а о высших материях.

— Значит, у тебя есть друзья в генеральной прокуратуре и в ОБХСС? Чтобы положить конец этому беспределу? — спрашиваю, снова чувствуя азарт. Теперь-то я точно уверен, что могу доверять дяде Вите, что он поможет завершить «рыбное дело» и «показать» материалы нужным людям.

— Не волнуйся, племянник, — спокойно отвечает дядя Витя, не отводя взгляда от воды. — Всё сделаем как надо. Положим конец «рыбному делу», — и, наклонившись ко мне, добавляет с хитринкой, — будут советские люди кушать кильку, а не красную икру.

Он весело хохочет, но тут же осекается, резко поднимает руку.

— Клюёт.

Он тянет удочку, и прямо в этот момент слышу шаги — возвращается Аркадий. Как ни в чем ни бывало садится на свой стульчик и обводит нас взглядом, будто пытается уловить о чем мы говорили.

А я теперь думаю о другом — возможно, он один из «наших», и знает больше, чем остальные, или всё же он просто обычный, нормальный советский человек, совершенно не догадывающийся, какие разговоры только что здесь велись.

— Не гадай, — обрывает мои мысли дядя, — пока я не дам тебе имена остальных. Это будет решаться на общем собрании.

— Но я же доказал, что годен! –спорю с ним.

— Вот. Именно это качество в тебе меня бесит — я не знаю тебя и не могу просчитать твои следующие шаги. Ты бываешь непредсказуем.

— Ну прости.

— Забудем.

Дальше едем в полной тишине.

— Я дам тебе контакт своего человека, введешь его в курс дела, — говорит дядя, едва копейка Аркадия останавливается у моего дома. — Завтра утром подъеду. Поезд во сколько?

— В обед.

— Успею.

Дядя Витя приезжает в обед, сияет самодовольно. Тебя встретит мой человек завтра вечером на Старом Арбате в двадцать ноль-ноль. Всё ему расскажешь, передашь материалы и свободен. В смысле, можешь новым делом заняться.

— Идет! — жмем друг другу руки.

Мать и бабушка смотрят со стороны и мне кажется, они чувствуют, что между нами с дядей установились новые отношения.

Теперь мы больше, чем родственники, мы — попаданцы, и у нас есть цель.

От автора:

Вот не желал я этого, а попал в тело пацана семи лет! На дворе 1918 год, страна в разрухе, идет война. И пусть я сын рабочего, зато в голове куча идей…

https://author.today/reader/373190/3447783