За час до рассвета

Глава 17

Гленнис сидела на широком подоконнике и крутила на пальце серебряное колечко. Весь ее вид выражал недовольство: и прищуренные глаза, и поджатые губы, и наклон головы.

— Ты покалечишься! И как мы тогда пойдем на званый вечер? Напоминаю, до него осталось десять дней! Я не хочу идти туда с перебинтованным женихом.

Кеймрон лежал, глядя в белоснежный потолок зала в родительском доме, куда временно вернулся из-за гостьи. Скрыть, чем он занимался по вечерам, не вышло ни от отца с матерью, ни от слуг, ни от Гленнис. Ради его опытов из торжественного зала вынесли всю мебель, все предметы искусства и даже сняли шторы — остались только стены с росписью в виде леса у озера, и барельефы под потолком.

— Гленнис, ты видишь на мне хоть один синяк? — Кеймрон сел и посмотрел на подругу. — Не переживай за мой облик, все будет в порядке.

— Да я не за облик переживаю, а за тебя, — надулась она, качнула ногой в изящной туфельке. — Столько лет прожил спокойно, а теперь вздумал летать научиться! Зачем?

Кеймрон пояснил:

— Потому что в городе появился монстр, которого невозможно уничтожить и поймать. Я хочу хотя бы проследить за ним. Где-то же есть у него логово. Или хозяин.

— А что, другого способа нет?

— Обученные псы отказались брать его след. Они боятся.

— Но за твоими тренировками невозможно наблюдать! Подстелил бы хоть мягкое что-то на пол…

— И оно будет летать вместе со мной, — отказался Кеймрон и встал. — Если не можешь наблюдать, то уходи, Гленнис.

— Ну, нет! Должен же кто-то позвать помощь, если ты тут сломаешь что-то себе! — и она вцепилась в подоконник, выражая намерение оставаться в зале до конца.

— Ты так и будешь сидеть в доме? Если ты боишься, я мог бы выйти в город вместе с тобой.

— Боюсь, — потупилась она. — И с тобой в город не пойду. Только на званый вечер. Знаешь, меня полностью устраивает жизнь затворницы! Тем более твоя мама — прекрасная собеседница. Она даже показала мне свой альбом со стихами и рисунками. Очень мило.

— Ты первая, кто так отозвался о ее творчестве, — усмехнулся Кеймрон. — Ладно, оставайся, если хочешь.

Кеймрон поднялся и вышел в центр зала. Стихия воздуха открылась у него первой, и она же покорялась ему хуже остальных. Он не мог вызвать слабый ветерок, не мог осторожно приподнять им предмет — всегда получался ураганный порыв, сносивший все на своем пути. Сейчас Кеймрон вспоминал со страхом академию — каким только чудом он никого не покалечил тогда? Сколько раз он мог промахнуться мимо крыш домов! Его обидчики могли умереть буквально из-за одного неосторожного слова…

Кеймрон выдохнул, закрыл глаза. Вокруг загудело, его дернуло вверх, и он в последний момент выставил руки, оттолкнулся от потолка, попал в вызванный самим собой же воздушный вихрь, перевернулся в нем несколько раз и, наконец, ударился о пол.

Спина ныла и просила пощады.

— Знаешь, чего я не понимаю? — он услышал голос Гленнис совсем рядом и открыл глаза. Она стояла прямо над ним, со скрещенными руками. — Чего ты над собой издеваешься? Попробовал бы для начала какой-нибудь предмет!

Кеймрон молча смотрел на нее снизу вверх.

— Поднять что-то и поднять себя — это две большие разницы.

— И что? Начни с предметов! Сможешь контролировать их полет, значит, потом и с собой справишься. И тренироваться сможешь чаще.

— И в кого ты такая умная? — он сел, потер спину.

— Точно не в отца, — она закатила глаза. — В бабушку? В дедушку? Не знаю!

Тут в двери раздался стук.

— Господин Олден, прибыл посыльный из Шестого отделения!

Кеймрон немедленно вышел к нему, а, выслушав, тут же оделся и уехал.

В темном здании горела пара окон.

— Доброй ночи, господин Олден! Вас ждут в подвале, у камер, — доложил дежурный.

Кеймрон повернул налево, прошел весь темный коридор, и только в его конце светила лампа у тяжелой металлической двери, возле которой стояла охрана.

Кивнув на их приветствие, Кеймрон по широкой лестнице спустился в подвал, где по обе стороны прохода находились камеры за массивными дверьми с окошками. Напротив одной сидел худенький, похожий на подростка мужчина с бородкой-клинышком, скалился однобоко и точил друг о друга ножи.

— О, господин Олден! Я вам подарочек принес! Уж простите, нет у вас больше доверенного лица в доках. Он меня заподозрил, решил завалить по-тихому, ну, а я почуял все да усыпил его. Скоро очнется!

Кеймрон открыл окошечко, заглянул в камеру. Там на полу лежал мужчина с деревянным протезом вместо руки.

— И как тебе все это удается?.. — спросил он своего тайного агента. — Только он догадался? Или тебя лучше отправить в другой город?

— Последнее было бы кстати. В Лендейле зуб на меня точит уже слишком много плохих ребят, — и он поднял нож так, что лезвие поймало отблеск, ослепивший Кеймрона.

— Как скоро он очнется?

— Ну, часок, наверное, еще будет без сознания… Такая туша! Боялся, что малая доза не возьмет.

— Поговори с бароном Олденом, вместе подберете город, куда ты отправишься. Спасибо за службу.

— Все для Его Величества императора, солнца нашей империи! — и, поднявшись, он раскланялся и ушел.

Необходимость закрывать глаза на доки пропала, и Кеймрон звонками разбудил нужных людей, велел незамедлительно установить скрытое наблюдение, дождаться сбора революционеров и захватить всех, кого удастся.

Через час он спустился в подвал. Как и было сказано, мужчина с протезом очнулся, сидел в камере, обхватив голову.

— Будет лучше, если ты начнешь сотрудничать с нами, — сказал Кеймрон.

В ответ он выслушал отборную ругань.

— Вижу, настроение плохое. Дам тебе время подумать, на чьей ты все же стороне. На стороне законного императора или на стороне предателей.

Возвращаться домой не было смысла, и он поднялся в кабинет. Требовалось подумать, кому лучше доверить допрос такого типа. Он явно будет держаться до последнего. Или получится найти ключ к нему, найти то, что его сломит? У каждого человека ведь есть то, ради чего он может поменяться в один миг…

Кеймрон сел за стол, достал из ящика новую свечу, поставил в подсвечник и зажег. Он положил перед собой чистый лист, взял ручку, а потом сам не заметил, как уснул.

Заняться мужчиной с протезом он не смог — пришла следующая партия посетителей «Либери», и они с Айри потратили весь день на допросы, а после, устав и охрипнув, попрощались кивками и разошлись по домам. Только на полпути Кеймрон вспомнил, что возвращаться ему следовало в родительский особняк.

Трехэтажный огромный дом сиял и сверкал, демонстрируя благополучие семьи. Вежливые слуги открыли двери, забрали верхнюю одежду. Поскольку к ужину он опоздал, попросил принести еду в комнату, но перед этим Кеймрон нашел Гленнис. Она сидела в кресле у эркера и читала книгу при свете лампы, которая вместе с вазочкой с фруктами стояла на миниатюрном столике.

Услышав шаги, она вздрогнула, стала оглядываться, и книга с хлопком упала на пол, закрылась.

— Это ты, Кеймрон… — прошелестела Гленнис и подняла книгу, прижала к груди. — Представляешь, такую страшную историю нашла!..

Он посмотрел на золотые буквы на обложке.

— В истории Белого рыцаря нет ничего пугающего. Гленнис, что ты скрыла? Что с тобой сделал этот Тарлок, раз ты боишься каждого шороха? Или не он? Твой отец?

— Нет-нет! — она помотала головой, — Нет… Я не знаю, как объяснить, Кеймрон. Я не знаю! — и она закрыла лицо дрожащей рукой. — Никто не верит, все назвали это глупыми женскими страхами!

— Я поверю.

— Хорошо. Я расскажу тебе все с самого начала…

Гленнис часто видела Тарлока. Он приходил в гости к ее отцу, и каждый раз они запирались в кабинете на несколько часов. Порой все было чинно и мирно, а порой дом содрогался от криков — к этому Гленнис привыкла. Но однажды, когда в доме было как-то особенно тихо, как бывает перед страшной бурей, Гленнис позвали в кабинет.

— Вот, Гленнис, познакомься. Господин Тарлок. И он делает тебе предложение, — сказал ее отец.

Как воспитанная девушка, Гленнис присела в реверансе и дрожащим голосом ответила:

— Приятно познакомиться, господин Тарлок.

А он смотрел на нее, пожирал взглядом, и Гленнис не выдержала этого, сбежала сразу же, и вслед ей раздался смех мужчин — ее испуг приняли за робость.

С того дня Гленнис всегда, когда приезжал Тарлок, брала стакан и шла подслушивать в соседнюю комнату, туда, где была особенно тонкая стенка. У ее отца мало что осталось из имущества, и Тарлок уговаривал заложить земли и вложить в его судно, обещал огромную прибыль с товаров, которые оно привезет.

— Меня пугало то, как говорил этот Тарлок. Вкрадчивый, словно змей, он шипел и шипел, сулил золотые горы, рисовал моему отцу картины несметного богатства. Он упомянул, что в его судна регулярно вкладываются герцог Эклан и граф Нойтарг, называл и другие имена, но первые два — постоянно.

Гленнис обняла себя за плечи, ее тонкие брови болезненно искривились. Кеймрон насторожился.

— Вот скажи мне, Кеймрон, зачем Тарлоку мой нищий отец, когда с ним сотрудничают герцоги и графы⁈ А еще в моем городе всем известно, что Тарлоку принадлежит каравелла «Золотая дева», но в разговорах с отцом он упоминал и другие корабли… Как так? Почему тогда о них никто не говорил? И сами его слова… И его взгляды на меня! Я испугалась, Кеймрон. Я боюсь, что отца склоняют к чему-то незаконному, но что я могу сделать⁈ Я женщина, а женщину никто не будет слушать! И я нашла только один выход… Я приехала в Лендейл, к тебе. Я боялась, что и здесь… И здесь мои страхи посчитают вздором… Так считает отец. И слуги. И мои друзья! — и Гленнис, не выдержав, расплакалась.

Кеймрон положил руку ей на плечо.

— Нет, Гленнис, я не посчитал бы твои слова выдумкой. Стоило сразу обо всем рассказать.

Кеймрон думал. Многие знатные мужчины вкладывались в судна. Владельцы кораблей брали у них деньги на сбор команды, на провиант, на закупку товаров, после начиналось долгое плавание. Кому-то везло — корабль возвращался, нагруженный удивительными и уникальными товарами, продажа которых не только окупала вложенные средства, но и приносила огромную прибыль. А другим не везло — на корабль могли напасть пираты, он мог попасть в шторм и затонуть, и тогда средства пропадали, а вложившие их проклинали день и час, когда связались с изменчивым морем.

Но Кеймрон никогда не слышал, чтобы герцог Эклан и граф Нойтарг хотя бы интересовались кораблями, ведь никто не станет вкладывать огромные деньги в то, о чем не имеет представления. Корабль для вложений изучали придирчиво, проверяли десятки раз историю его плаваний, искали те судна, где была постоянная, сплоченная команда и опытные капитаны. Такое тяжело скрыть. Если плавание было успешным и вложивший получал большие деньги, об этом тоже всегда становилось известно. Каждый вернувшийся корабль — чудо, радость, о которой говорили все вокруг.

— Гленнис, ты уверена, что Тарлок называл фамилии Нойтарга и Эклана?

Гленнис застыла, стерла слезы с глаз.

— Уверена!

— А что в твоем городе говорили о каравелле Тарлока? Много ли у нее успешных плаваний?

— Я как-то не интересовалась. Не затонула она — это точно! И денег принесла мерзавцу достаточно, чтобы его дом был, как у герцогов!

Кеймрон встал у окна. Силуэт Гленнис в отражении качнулся. Снаружи уже была непроглядная ночь. Опять зарядил косой дождь, и капли ударялись о стекло, сбегали по нему ручейками.

— Гленнис, ты права, тебе лучше быть осторожной. Возможно, ты сообщила мне кое-что очень важное. А возможно, это будет ложный след. Но лучше не рисковать.

— Хорошо, Кеймрон. Спасибо и за помощь, и за то, что поверил мне.

Дни закрутили его. Кеймрон и его отец не отходили от телефонов. Им требовалось узнать все, что было известно о Тарлоке в родном городе Гленнис, также обзвонили они и все порты на юге, чтобы узнать о его суднах.

Агенты в разных городах сбивались с ног, выполняя приказания. Первым фактом стало то, что Тарлоку принадлежала вместе с другим человеком только каравелла «Золотая дева», а о других кораблях ничего не было известно. Далее им сообщили, что «Золотая дева» еще несколько лет назад неудачно зашла в порт и села на мель, с тех пор корабль стоял у причала и покрывался зеленью. Однако Тарлок рассказывал всем о ее удачных плаваниях и не беднел ни на грош.

Все эти факты Кеймрону пересказал отец, пригласивший его в свой кабинет. Был поздний вечер, и здание опустело, затих топот за дверью, перестали трезвонить телефоны. Барон Олден сидел за столом, серьезный, застывший, как статуя.

— Придется проверять владельцев всех кораблей нашей империи. Видимо, какие-то будут оформлены на подставные лица или на несуществующих людей. А может, будут и несуществующие корабли, — сказал он. — Большая предстоит работа. Но, я уверен, мы справимся с ней к твоему возвращению из путешествия. И за Гленнис я присмотрю, обещаю.

— Еще бы знать, к чему все это, — Кеймрон наклонил голову к плечу. — Может, Тарлок — мошенник, который отправлял в плавание несуществующие корабли, а деньги присваивал. Тогда понятно, почему ни герцог, ни граф ничего не говорили о своих вложениях.

— Если бы он присвоил себе деньги этих двоих, давно уже сам бы оказался на дне морском. У них обоих репутация свирепых людей, — возразил барон Олден.

— Мне не хочется заранее праздновать победу, но кажется, что мы наконец-то нашли что-то очень важное.

— Время покажет. Завтра я свяжусь с нужными людьми, отдам приказы, и мы будем ждать результатов проверок. Пока отдохни, Кеймрон.

Кеймрон вышел в коридор, где наполовину убавили свет. Длинные тени от колонн легли на пол, скрестились, как мечи древних рыцарей. Он пришел в свой кабинет и с удивлением обнаружил там Айри, которая, зевая, что-то читала и писала.

— Почему ты еще не ушла?

— Ты явно что-то обнаружил. Не хочешь рассказать? — спросила она и отложила ручку.

— Это касается герцога Эклана и графа Нойтарга. Они давали огромные деньги одному человеку, и мы пока не можем выяснить, зачем.

— Вот как, — и Айри прищурилась. — Кеймрон, мне не нравится, что у нас до сих пор нет ни одного подозреваемого в деле лендейлского палача.

— Мне тоже не нравится. Но не можем же мы наугад выбрать его? Магическое принуждение не оставляет после себя следов.

Айри упрямо напомнила:

— И все же виконт Нойтарг в двух случаях присутствовал на месте убийства.

— Мы можем только ждать. Если случится и третий раз, тогда уже можно будет идти к нему и задавать вопросы. Я понимаю тебя. И я помню о виконте. Меня он тоже беспокоит. Но что ты предлагаешь делать? Граф Нойтарг — человек. А он — его сын.

— А его ли он сын? Точно ли родной? И кто его мать? Если драконы женились на обычных людях, то почему этого не могли сделать феи? Кто мать виконта? О графе нам известно, а с ней что? Где графиня?

Вопросы сыпались из Айри, она выстреливала ими, не позволяя перебить ее или ответить. Когда вопросы закончились, она жадно вдохнула закончившийся в легких воздух и пристально посмотрела на Кеймрона. Он отошел к своему столу, присел на него.

— Графиня Нойтарг пропала много лет назад. Она уехала в путешествие и не вернулась из него. Доподлинно установить, сбежала она сама или же с ней случилось какое-то несчастье, не удалось.

Айри выслушала Кеймрона, сделала пометки в блокноте. Он добавил:

— Графиня точно была беременна, родила мальчика. Слухов о том, что она могла изменить графу, не было, так что нет оснований полагать, что виконт не родной сын графа.

— Хорошо, — кивнула Айри. — Тогда что с семьей графини? Кто она? Из какого рода?

— Это мне неизвестно, — ответил с заминкой Кеймрон. — Но Нойтарги ненавидели фей на протяжении всей своей истории. И вряд ли граф взял бы в жены безродную девушку, а наша знать всегда плохо относилась к смешению крови с другими расами.

— И все же, Кеймрон, нам необходимо разузнать о графине Нойтарг все, что только можно. Надеюсь, ты согласишься со мной?

Айри выглядела непоколебимой, уверенной, даже жесткой. Она давила, настаивала до последнего. Она, словно пес, взявший след, была готова идти по нему до самого конца, невзирая на преграды.

И в этот момент она была по-настоящему прекрасна.

— Согласен, — кивнул он. — Но это нам придется поручить барону Олдену.

— Кеймрон, мне кажется, тут лучше действовать тайно, а не официально.

— А я считаю, что лучше искать и так, и так.

— Ладно. Хорошо. Я поручу Миду и Рэту разузнать что-нибудь о ней.

На этом Кеймрон предложил закончить рабочий вечер, отправиться поужинать куда-нибудь.

Погода с мерзкой моросью и порывистым ветром не располагала к прогулкам, и Айри, как только вышла, ухватилась за воротник шинели. Кеймрон снял с себя шарф и набросил ей на плечи.

— Ты замерзнешь, — проворчала она, отведя взгляд.

— Нет. И ты знаешь, почему.

Айри обернула шарф вокруг шеи, спрятала в нем нос и свое недовольство.

— Сегодня я не буду тебя утешать, — услышал он глухой ответ.

— И не нужно, ведь я ничего не сказал, — улыбнулся он и легонько стукнул костяшкой пальца по козырьку ее фуражки.

Айри вздрогнула, сжала его руку и отвела в сторону.

— Не делай так!

— Прости. Привычка взяла верх.

И они рассмеялись. Прежде Кеймрон всегда так делал, когда Айри слишком погружалась в мысли. И она всегда отводила его руку в сторону, точно как сейчас. Ее небольшая ладонь сжала запястье, и он ощутил холод от пальцев.

— Ты, как и прежде, сильно мерзнешь, — и Кеймрон взял руку Айри в свою. — Я сегодня без запасных перчаток, так что пойдем так.

И он убрал их соединенные руки в карман своего пальто.

Козырек фуражки раздражал — из-за него не было видно лица Айри. Однако она двинулась следом за ним, и ее рука сжала его руку.