Глава 27

На следующий день Лендейл сошел с ума, и началось все ранним, ясным, пронзительно-свежим утром, когда чумазые мальчишки побежали по улицам с газетами и печатными листками.

Лендейлский палач зарезал очередного человека, а монстр — убил другого ночью. Напуганные люди кидались оскорблениями в патрульных, мешали им совершать обходы, и над кварталами полетели опасные, нехорошие речи о бессилии власти, о нежелании императора защищать простых людей.

Айри и Кеймрона тоже отправили на улицу — помогать патрульным, которые не справлялись. Гнев народа выходил народными же методами: бились стекла, организовывались поджоги, на одного нападали толпой и избивали. Гремели пожарные колокола, выли трубы.

Вскинула голову революция, и с ее подачи громче, еще громче зазвучала речь о смене власти, зазвенела металлом ножей и оружия, загремела взрывами.

Начался пожар без огня и дыма — горели души и сердца людей, которые всего лишь хотели защиты, хотели жить без страха. Тюрьмы переполнялись быстрее, чем это можно было представить, и каждый задержанный кричал, что несправедливо обвинен, что не его нужно сажать за решетку.

— Ага, конечно, только сейчас не лендейлский палач стекло разбил и бросил зажигалку в магазин, а ты, — сказала очередному крикуну Айри. — Страх не оправдывает твое преступление!

— Легко тебе говорить! Тебя же убить нельзя! — и этот крик пощечиной ударил Айри.

— В камеру его, — сухо приказала она охране и передала им задержанного.

Пока она уходила, он все кричал и проклинал такую несправедливую судьбу, которая одним давала защиту, а других оставляла беспомощными.

К вечеру все устали, выплеснули ярость, сбросили гнев, и возгласы с погромами сменились недовольным ропотом, шепотом по домам, за спинами друг у друга. Недовольство затлело углями под сухой травой, и оно грозило вот-вот разгореться пожаром — достаточно лишь маленькой искры.

Достаточно лишь еще одной жертвы.

Айри и Кеймрон стояли у здания Шестого отделения и слушали город. Откуда-то доносился слабый гул голосов, ветерок принес запах гари, где-то рядом звенели осколки, подметаемые дворником. Бежал по улице запыхавшийся доктор с чемоданчиком.

— Айри, боюсь, я не смогу проводить тебя к виконту, — сказал Кеймрон, посмотрев на часы.

Она повела головой.

Верно.

Она все еще детектив и героиня Айри Вэнс, а он — агент Шестого отделения. Их чувствам и встречам нет места в Лендейле. Они расслабились, забылись — и поплатились за это.

Лендейл в своей жестокой, беспощадной манере все расставил по местам.

Она прикрыла глаза.

— Дело прежде всего, Кеймрон, — и ее слова белесым облачком вырвались изо рта, полетели к небу, застыли в нем блестящими льдинками. — Все правильно. Иди. Я справлюсь.

И она сделала шаг назад. Кеймрон хотел что-то сказать, добавить, но пришел бледный барон Олден и увел его. Темные двери за ними закрылись.

Айри сделала еще шаг назад, отступала, удалялась от здания, а потом развернулась и побежала. До девяти часов оставалось мало времени, а ей нужно было найти и улицу Понд-Атре, и лиловый особняк, в котором преступник готовился давать собственный спектакль по одному ему известной пьесе.

С подсказками патрульных Айри легко нашла и улицу, и дом, и успела прибежать к воротам за пять минут до девяти. Кованые створки были приоткрыты, она вошла через них, подошла к дому, постучалась.

— Проходите, — открыл ей угрюмый слуга Нио.

Внутреннее убранство особняка настолько не подходило виконту, что это вызывало удивление. Нежный, воздушный интерьер с бантиками, розочками, с его пастельными оттенками стен и мебели подошел бы маленькой девочке, но никак не взрослому мужчине. Угрюмый слуга забрал у нее шинель, показал, куда нужно идти.

В большой гостиной, воздушно-светлой, как и коридоры, собралась небольшая компания из числа тех людей, кого Айри помнила по званому вечеру. Они расселись на диванчиках и в креслах, смеялись, переговаривались, а вдоль свободной стены создали подобие сцены: поставили стулья, столик, поставили подставки с цветами, большую ширму.

— О, Айри, ты пришла! — Нио поднялся навстречу ей, раскинул руки.

Он выглядел непривычно и неряшливо: две пуговицы рубашки расстегнуты, воротник помят и чем-то испачкан, а на расшитой, модной куртке… Не хватало пуговицы. Необычной пуговицы с насечками по всей поверхности.

— Прости меня за такой вид, Нио. Лучше мне было бы прийти не в форме, но день выдался не из простых, — сказала она, сглотнув, и все никак не могла отвести взгляда от нитки, торчавшей на месте пуговицы. — Ты пуговицу потерял.

Нио опустил голову, оттянул полу куртки.

— И в самом деле! Где это могло случиться?.. Или это слуги обнаглели и принесли мне такую негодную одежку⁈ Что ж, раз хозяин позволяет себе такой вид, то с гостей тогда и спроса нет, — и он ослепительно, ярко улыбнулся. — Так что проходи, не стесняйся!

В их с Нио сторону лениво поворачивались головы других гостей, кто-то морщился, увидев Айри, остальные просто продолжали беседовать.

— Ну, все в сборе! Пора и спектакль смотреть! — объявил Нио.

Слуга погасил большую часть ламп в помещении, и яркий свет остался только там, где должны выступать актеры.

Сам Нио сел в кресло возле какой-то сильно накрашенной женщины, расположился в нем вальяжно, взял в руки бокал и, чуть наклонив голову, ждал начала.

Раздалась музыка, вышел первый актер, начал читать монолог, но Айри не слушала его. Она следила за Нио. Наблюдала. Выжидала. Каждый поворот головы, каждый взмах рукой, каждое едва уловимое движение пальца — она не пропускала ничего, совершенно ничего! Она была напряжена, была готова в любой момент выпрыгнуть вперед, чтобы остановить Нио, чтобы помешать ему.

Появилась Фели в образе милой хохотушки. Айри застыла и, кажется, не дышала.

Однако спектакль шел своим ходом, Нио о чем-то общался с соседкой, беззаботный, расслабленный, та отвечала ему, остальные гости тоже порой обменивались мнениями… Пахло пчелиным воском, духами, шуршали платья дам и актрис, звучали полные радости и горя слова.

Айри не заметила, как все закончилось. Просто в какой-то момент раздались сдержанные аплодисменты, а актеры замерли в поклонах. Гости быстро собрались и стали расходиться, актеры тоже скрылись, чтобы переодеться и покинуть особняк, а Нио подошел к Айри.

— Давай прогуляемся? Я хотел показать тебе одно очаровательное место.

Она согласилась. На задворках дома у отдельного выхода начиналась каменная дорожка, сбегавшая в низину, где находился небольшой пруд, поросший камышом с одной стороны, и с песчаным берегом — с другой.

— Мне показалось, тебе не понравился спектакль. Неужели знаменитые актеры не смогли тебя удивить? — спросил Нио, когда они вышли на песок.

— Почему? Они великолепны, — сдержанно ответила Айри.

Зачем она пришла сюда следом за Нио? Вода с тихим шелестом набегала на песок, оставляла темный след. Шумел, шуршал камыш. Ночь с тонким серпом бледной луны скрывала от глаз практически все, и тем острее становились чувства.

Айри ощущала интерес со стороны Нио, его нетерпение, его желание подразнить.

— Особенно прекрасна твоя сестра, — слова Нио камнем упали в душу Айри, и круги тревоги разошлись по воздуху.

— Да, Фели очень талантлива, — сдержанно согласилась Айри.

В ней все напряглось, и тревожно где-то в вышине загудел ветер.

— Хм, кажется, я слышал, что их труппа вскоре будет выступать в императорском театре. Многие актеры и не мечтают о таком, а твоя сестра попадет на главную сцену всей Хейзер.

Вода в пруду пошла рябью от ветра, мелкой, некрасивой, похожей на гримасу.

— Верно, — ровно ответила она. — Фели мечтала однажды выступить в императорском театре.

Нио подошел ближе и тихо, вкрадчиво спросил:

— Так это мечта всей ее жизни? За такую мечту не жаль и умереть! — он отступил, рассмеялся, запрокинув голову.

Айри сжала руки в кулаки.

— За мечту никто не должен умирать. Фели еще много раз выступит на сцене императорского театра, я уверена.

Она замолчала, молчал и Нио. Он замер, а потом наклонил голову в одну сторону, в другую, и Айри не увидела, а скорее даже почувствовала его обычную издевательскую улыбку.

Они оба чувствовали, что один знает все о другом. Слова потеряли смысл — они были лишь звоном, пустым, недостаточным выражением того, что бушевало внутри. Нио знал, что Айри его подозревала. Айри знала, что он все понял.

Слова закончились.

Осталось лишь их молчаливое противостояние, и последний этап его был назван.

Императорский театр.

— Ты же пойдешь со мной на спектакль в театр, Айри? — сладко спросил Нио. — Это будет лучшее представление для моей любимой героини!

— Пойду, — ответила она.

После этого они вернулись в дом, Айри забрала шинель, оделась и ушла, убедившись перед этим, что все актеры покинули особняк. За воротами, пританцовывая от холода, ее ждала Фели.

— Айри, давай скорее! Ох, я околела тут уже! Идем, за поворотом нас ждет экипаж. Пора домой!

Раскрасневшаяся Фели в свете фонаря выглядела очаровательно, и Айри улыбнулась ей. «Ты будешь жить, Фели, и все твои мечты исполнятся. Я сделаю все для этого», — сказала она самой себе, когда села в экипаж.

А Фели уже делилась впечатлениями от особняка виконта, от публики, от спектакля, и Айри слушала ее звонкий, полный счастья голос.

— Айри, ты слышишь, что я говорю? — спросила она недовольно. — Кажется, твои мысли где-то далеко.

— Нет, тебе показалось, Фели, — отозвалась она с заминкой.

Они приехали к дому, вошли в тепло, где пахло специями и тестом, и Айри не могла поверить, что все это может исчезнуть, пропасть.

Что может пропасть ее Фели, ее прекрасная, талантливая сестра.

— Фели, ты не можешь отказаться от спектакля в императорском театре? — спросила Айри, заранее зная ответ.

— Нет! Я должна выступить там! — ответила она уже откуда-то сверху.

Айри постояла внизу, в темноте и тоже поднялась в свою комнату, сняла форму. На душе стало тяжело. Ее маленькая комната показалась жуткой тесной каморкой. На подоконнике за шторой все время лежал игрушечный медвежонок, и Айри достала его, взяла в руки. Черные глазки-бусинки блеснули в свете лампы.

Этого медвежонка ей подарила Фели, много-много лет назад. Шерсть у него уже местами свалялась, местами вылезла, и медвежонок уже скорее был драгоценным воспоминанием, чем любимой игрушкой.

Айри убрала его обратно за штору, села на кровать, согнулась. Она знает, кто станет следующей жертвой лендейлского палача и когда. А значит, это шанс для нее с Кеймроном схватить преступника.

Только как обезопасить Фели? И как разоблачить Нио?

Рисковать сестрой было страшно — намного страшнее, чем собой, но был ли другой выход?

Не сумев успокоиться, Айри пошла в комнату к Фели. Она еще не спала, расчесывалась у зеркала.

— Айри, ты белее снега. Что случилось? — спросила она, отложив расческу, подошла к ней, взяла за руки. — И холодна, как мертвец. Да что происходит? Что не так с этим твоим Нио? Все ведь из-за него?

Айри кивнула.

— Фели, я не хочу, но я должна попросить тебя… Об очень опасной вещи. Очень. И ты вправе отказаться, потому что все это происходит из-за меня.

И Айри рассказала о лендейлском палаче, о своих подозрениях, поделилась предположениями. Фели слушала Айри, только иногда сжимала крепче ее руки, и постепенно лицо ее наполнилось решимостью, огонь уверенности загорелся в глазах:

— Еще я не удирала из города из-за всяких преступников! Я верю тебе, Айри, и поэтому не откажусь от своего выступления в театре. У тебя с господином Олденом все получится. Вы придумаете, что делать. Время еще есть.

И Айри, наклонившись, обняла сестру.

Загрузка...