Здесь ради торта

ГЛАВА 14

Клейн

Клейн: Как ты смотришь на то, чтобы пойти на футбол к Оливеру в следующие выходные? Ты сможешь познакомиться с ним и моей сестрой.

Пейсли: Ты хочешь, чтобы я познакомилась с большей частью твоей семьи? Тебе не кажется, что мы слишком торопимся? Мы в фальшивых отношениях всего несколько недель.

Клейн: Ты боишься?

Пейсли: Не-е-е-т.

Клейн: Не надо меня успокаивать, Ройс. Это для правдоподобности. Оливер — важный человек в моей жизни. Будет выглядеть странно, если ты никогда его не встречала. Что скажешь?

Пейсли: Один вопрос… стоит ли мне взять с собой мой проверенный временем поролоновый палец?

Пейсли приходит на игру за десять минут до ее начала. На ней рваные джинсы, лавандовая футболка с V-образным вырезом и кроссовки. Как бы я ни ценил ее рабочий наряд и каблуки, которые она предпочитает, мне нравится ее повседневный образ. Она замечает меня, стоящего в траве возле парковочного места, и машет мне рукой.

Я иду в ее сторону, а она — в мою. На ходу она лезет в сумочку и достает белую бейсболку, которую надевает на голову.

Я едва ли не упал и не свернул шею. Я всегда считал, что бейсболки на девушках — это мило, но на Пейсли? Это совершенно новый уровень, и на этом высоком уровне ключевое слово уже не «мило». Это сексуально.

Чертовски сексуально.

Охуительно сексуально.

Сексуально, как если бы она стояла передо мной в чем-то кружевном и едва заметном.

Она останавливается передо мной. На ее лице улыбка, никакого макияжа, насколько я могу судить, и два золотых обруча, свисающих с мочек ее ушей. Нежно-фиолетовый цвет ее футболки заставляет зеленый оттенок глаз выделяться больше, чем голубой.

Загнув палец, я постукиваю им по козырьку ее бейсболки.

— Хорошая кепка. Не тот вид спорта.

Может быть, легкомысленное поддразнивание удержит меня от того, чтобы сказать, какой привлекательной я ее нахожу.

— Нет такой вещи, как футбольная кепка, — трепещет она.

Она… нервничает? Не может быть. Только не Пейсли.

Моя рука сжимает ее локоть. Я тут же жалею о том, что не выбрал менее асексуальное место. Я мог бы хотя бы коснуться ее плеча. Слишком поздно, но я все равно мысленно пинаю себя.

— Я рад, что ты пришла, — говорю я, надеясь, что мои внутренние муки не отражаются на лице.

Она моргает и смотрит на меня.

— Я же говорила, что буду здесь.

Я отпускаю ее локоть и делаю шаг назад.

— Я знаю. Но это детский футбольный матч, — теперь это я нервничаю. Неужели я пригласил ее на футбольный матч моего племянника? Что за болван. Пейсли, наверное, привыкла к гораздо лучшим, хорошо спланированным свиданиям. — Уверен, у тебя есть много других дел, которыми ты могла бы занять свое утро.

— Да, — говорит она, наклоняя голову. — Но это тоже важно. Правдоподобность, и все такое.

— Точно, — киваю я. — Правдоподобность.

— Дядя Клейн!

Мы одновременно поворачиваемся в сторону Оливера. Одетый в темно-синюю форму с красной подкладкой вокруг воротника и красные носки до колен, он бежит на меня на полной скорости.

Я легко ловлю его, разворачивая. Иден отстает на несколько шагов.

Она подходит к Пейсли и протягивает руку.

— Ты, должно быть, Пейсли. Я Иден, старшая сестра Клейна.

Я ставлю Оливера на ноги. Иден протягивает руку и приглаживает его волосы.

— Этот дикарь — мой сын, Оливер.

— Приятно познакомиться с вами обоими.

Оливер снимает рюкзак с плеча Иден.

— Мне пора. Я не хочу опоздать на разминку. Тренер строгий. Он говорит, что я теперь в клубной команде и должен вести себя соответственно.

Я хмурюсь. Этим детям по десять лет. Что значит «вести себя соответственно»? Как только Оливер скрылся из виду, я говорю Иден:

— Думаю, мне придется потратить некоторое время на то, чтобы сделать эту модель из социальных сетей менее привлекательной в области лица.

Иден разражается смехом.

— Боюсь, кривой нос придаст ему опасные черты, и знаешь, дамы любят опасных мужчин.

Мое хмурое выражение лица переходит в угрюмое.

— Предысторию, пожалуйста, — подает голос Пейсли.

Я провожу рукой по волосам, жалея, что не промолчал.

— Новый тренер Оливера — начинающий фитнес-инфлюенсер, — даже я слышу презрение в своем тоне.

— Клейн ревнует, — поддразнивает Иден, ущипнув меня за щеку.

— Неправда, — заявляю я, углубляя тембр своего голоса, чтобы рассмешить сестру.

Пейсли смотрит на поле, ее взгляд останавливается на тренере, который ведет у пятнадцати десятилетних мальчиков разминку. Мышцы его бедер напрягаются на фоне шорт, а рукава футболки, кажется, задыхаются от бицепсов. Неужели у него нет подходящей одежды?

— Ладно, ладно, — говорит Пейсли. — Мне понадобятся доказательства.

Иден достает свой телефон. Меньше чем за семь секунд она находит профиль футбольного тренера в социальных сетях.

— Вау, Иден, — ворчу я. — Тебе даже не пришлось искать его. Ты держишь его в быстром поиске?

Она подносит телефон к лицу Пейсли, но ее глаза стреляют в меня лучами смерти.

— Имей хоть каплю уважения. Ты говоришь о будущем папочке Оливера.

Пейсли окидывает взглядом экран, указывая на видео, на котором он демонстрирует растяжку бедер.

— Я думаю, может, тебе стоит сделать его своим папочкой.

— Вот и все, — бормочу я, раздраженный ее открытой признательностью. — Ты выбываешь из игры, Пейсли.

— Не может быть, — вмешивается Иден. Она обхватывает Пейсли, притягивая ее к себе. — Пейсли — моя новая лучшая подруга.

Я потираю виски.

— Я должен был догадаться, что знакомить вас двоих — плохая идея.

Раздается свисток судьи, означающий начало игры.

Я указываю на телефон Иден.

— Если вы двое закончили пускать слюни на него, начинается игра.

Иден отводит Пейсли в сторонку, пока я достаю стулья с заднего сиденья машины сестры. Я возвращаюсь с двумя, расставляю их и жестом предлагаю Пейсли сесть.

— А где твой? — спрашивает она.

— Клейн не сидит во время игр, — отвечает Иден. — Он слишком напряжен.

— Тренеры не сидят, — сообщаю я сестре.

— Бывшие тренеры, — поправляет Иден.

Пейсли широко ухмыляется, слишком уж ее забавляют ответы моей сестры.

Следующие сорок пять минут я трачу на то, чтобы показать Пейсли, что именно имела в виду Иден, говоря о том, что я напряжен.

— Ты можешь успокоиться? — спрашивает она, поворачивая шею, чтобы посмотреть на меня, пока я вышагиваю позади нее.

Я гневно вскидываю руку, жестикулируя по полю.

— Тренер — идиот. Почему он не скажет им, чтобы они перестали пасовать в центр?

Иден смотрит на меня с упреком.

— Может, он сказал им что-то, пока они были в стороне, но ты не слышал, потому что тебя там не было? Потому что ты больше не тренер Оливера?

— Может, мне и следовало бы им быть, — рычу я в ответ.

Иден поднимает брови.

— Что, теперь ты собираешься найти третью работу?

— Подождите, — Пейсли поворачивает голову к моей сестре. — Третья работа? Ты имеешь в виду, потому что он бармен и еще писатель?

— Может, мне следовало сказать «четвертая работа», — говорит Иден. — Добавь к этому списку реконструкцию дома.

На лице Пейсли появляется замешательство.

— Реконструкцию дома?

Меня охватывает раздражение. Я хочу, чтобы моя сестра замолчала.

— Владелец «Упрямой дочки» сейчас занимается перестройкой своего дома. Я помогаю ему то тут, то там.

Пейсли поправляет кепку, чтобы лучше меня видеть.

— Теперь ты архитектор?

Я скрещиваю руки.

— Нет, я хорошо умею размахивать кувалдой и сбивать все дерьмо на своем пути.

Она смотрит на меня, поджав губы.

— Что? — я смотрю на нее сверху вниз. Она, наверное, ломает голову над тем, как объяснить матери, что ее парень — также любитель кувалд. Может, она жалеет, что не наткнулась на какого-нибудь другого парня с лучшей родословной, чтобы тот стал ее фальшивым кавалером? От этой мысли в моей груди поселяется тоска, а сверху — слой презрения. — Тебе не нравится, что у твоего фальшивого парня мозоли на руках? Ты сомневаешься, стоит ли выставлять меня перед своей семьей?

Она обиженно выдыхает.

— Я не это сказала.

— Боже, Клейн, — вмешивается Иден. — Тебя выкинут из поезда любви не из-за твоих мозолей, а из-за твоего плохого отношения.

Пейсли скрещивает руки и смотрит на меня.

— Она права.

В центре поля судья смотрит на часы и замедляет шаг. Он подносит свисток к губам и дует в него, сигнализируя об окончании игры.

Взрослые хлопают, крича:

— Молодцы, ребята, все в порядке, вы выиграете следующую.

Облом. Разочарование, которое я испытываю, схоже с разочарованием Оливера и его товарищей по команде, уходящих с поля.

— Один шарик, Клейн, — предупреждающе произносит Иден.

Я отказываю ей, покачав головой.

— Сегодня день двух шариков, Иден, и не пытайся говорить мне обратное.

— Ладно, — ворчит она.

Для Пейсли она объясняет:

— Клейн берет Оливера на угощение после футбола. Победа или поражение — неважно.

Оливер уходит с поля, рюкзак отягощает его и без того сгорбленные плечи. Его взгляд встречается с моим, и его нижняя губа вздрагивает.

Я обнимаю его, не обращая внимания на запах пота, исходящий от него.

— Ты хорошо играл. Гордись этим.

— Мы проиграли, — раздраженно говорит Оливер.

— В проигрыше есть свои уроки.

— Дядя Клейн, сейчас я просто не могу понять, в чем они заключаются.

Я киваю, прищурив глаза, словно глубоко задумался.

— Ты веришь, что двойной шарик мороженого поможет тебе это понять?

Одна сторона рта Оливера кривится в улыбке.

— Только если сверху будут плавленые зефирки и крошеные «Орео».

Иден хмыкает.

— Если ты настаиваешь на том, чтобы дать ему весь этот сахар, ты забираешь его днем.

Я похлопываю Оливера по плечу.

— Я же говорил, что смогу уговорить ее разрешить тебе прийти ко мне потом и съесть угощение размером с твою голову.

Оливер сияет. Проигранный футбольный матч остался позади, а мороженое теперь в его обозримом будущем. Он шлепает меня по ладони с такой силой, на какую только способен.

— Дядя Клейн, ты лучший.

Через голову Оливера я показываю на себя и говорю Иден:

— Я лучший.

Иден менее чем нежно шлепает меня по центру груди.

— Лучшие дяди помогают строить диорамы. Для которых у нас нет материалов, — она делает вид, что трясет помпонами. — Ура.

Оливер стонет и раскачивается всем телом, как будто это худшая новость, которую он мог получить.

Я подмигиваю ему.

— Хорошо, что я получил двойное высшее образование: по творческому письму и строительству диорам.

Взвалив на каждое плечо по сложенному стулу, я веду его через травянистое поле к парковке.

— Мой младший брат играл в футбол, — рассказывает Пейсли Оливеру. — Я помню, как ходила на его игры. Ты намного лучше, чем он.

— Спасибо, — он прищуривает один глаз и смотрит на нее. — Ты девушка дяди Клейна?

— Пейсли — моя подруга, — отвечаю я.

У Оливера уже готов следующий вопрос.

— Ты когда-нибудь смотрела, как он играет в футбол?

— Не-а, — она выделяет звук «а».

— А надо бы. Он действительно хорош.

Я ухмыляюсь Оливеру. Можно подумать, у нас с ним договор, где он должен меня так нахваливать.

Мы доходим до машины Иден, и я укладываю стулья в багажник. Обращаясь к Пейсли, я спрашиваю:

— Ты хочешь мороженого?

Она качает головой.

— Я дам вам, ребята, немного времени побыть в кругу семьи. Кроме того, мне нужно работать.

Оливер гримасничает.

— В субботу?

Она ухмыляется.

— Боюсь, что так.

— Ты должна хотя бы съесть мороженое перед работой, — уговариваю я, растягивая последнее слово.

Она поднимает на меня взгляд.

— А разве лакомство не должно быть после окончания тяжелой работы?

— Нет, — в унисон говорим моя сестра, Оливер и я.

Пейсли смеется, а Иден машет рукой на прощание.

— Было приятно познакомиться с тобой, — она бросает на меня пристальный взгляд. — Надеюсь, скоро увидимся снова.

Иден обходит внедорожник сбоку, Оливер идет следом.

— Увидимся там, дядя Клейн, — кричит он и машет рукой.

Я провожаю Пейсли до ее машины, припаркованной неподалеку.

— Ты должна поехать с нами.

Из ее горла доносится «хм».

— Для правдоподобности? Чтобы я могла сообщить своей семье о любимом вкусе мороженого твоего племянника?

Мы остановились у заднего борта ее машины. Моя рука просовывается между нами, тянется к ней, и тут я осознаю, что делаю, и опускаю ее. Мне придется быть осторожным. С Пейсли слишком легко забыть, что все это понарошку. Мы слишком хорошо умеем шутить, подтрунивать, ладить друг с другом.

Вынужденно улыбнувшись, я пожимаю плечами и говорю:

— Потому что хочу, чтобы ты пошла.

Она нервно теребит зубами нижнюю губу.

Как бы мне хотелось отказаться от своего приглашения. Зачем я вообще что-то сказал? Пойти на футбольный матч Оливера, чтобы она могла познакомиться с ним и поговорить о нем — это одно, а съесть мороженое с моей семьей просто ради того, чтобы провести с ними время, — совсем другое. Мы не вместе, и, будем честны, я не тот парень, которого она бы выбрала.

В ее взгляде читается извинение.

— Клейн, я…

Мои губы сжимаются в жесткую линию.

— Я понял. Не беспокойся об этом, — я делаю шаг, увеличивая расстояние между нами, потому что мне нужно пространство. Я не могу быть так близко к ней сейчас. Это больно.

Она протягивает руку, но меня нет рядом, и ее руки безвольно падают на бок.

— Мне кажется, ты не понимаешь.

— Я прекрасно понимаю, — я сохраняю ровный голос. — Это, — я делаю жест между нашими телами, — строго бизнес. Никаких дружеских отношений сверх необходимого.

Она хмурится.

— Дело не в этом.

Надежда, настойчивая и раздражающая, искрится в моей груди.

— В чем же дело?

Она открывает рот, но из него ничего не выходит, а ее выражение лица переходит в тихую панику.

Надежда погасла.

Пейсли издает звук разочарования, придушенный крик, и я без раздумий тянусь к ней, хватая за предплечье. Она смотрит вниз, на то место, где я прикасаюсь к ней, и резкий вздох вырывается из ее горла.

Мои мозоли.

На этой неделе я трижды помогал рушить стены. Мои мозоли очень заметны, даже больше, чем когда я прикасался к Пейсли раньше.

Она испытывает отвращение. К моему прикосновению.

Оно разрушает меня.

Словно ее кожа — горячая плита, я отдергиваю руку. Вот оно, снова смущение, прикрытое гневом.

— Как я смею прикасаться к тебе своими мозолистыми руками, — в голосе нет злости, только неуверенность.

Пейсли морщит нос, губы сжимаются, как гармошка, а брови складываются галочкой.

— Эти руки, — она указывает на меня прямым пальцем. — Перестань говорить об этих руках, как будто они отталкивают. Они почетный знак, трофей, эмблема честного человека, выполняющего тяжелую работу. То, что ты считаешь, будто я думаю иначе, оскорбительно.

Она хватает меня за руки, просовывая их под футболку. Я вздрагиваю от ощущения ее теплой, гладкой кожи, впадинки ее пупка под подушечкой моего среднего пальца. Она проводит руками по своему животу, в ее сине-зеленых глазах горит огонь.

— Я выгляжу так, будто меня заботят твои мозоли?

Шок сковывает меня, но вскоре я двигаюсь самостоятельно, проводя руками по ее бокам, обхватывая поясницу. Чувствую тело Пейсли. Она дрожит. У нее… мурашки.

Может ли это быть? Ей нравятся мои грубые прикосновения?

Мои руки остаются на ее спине, застыв, лишь большие пальцы нежно поглаживают ее мягкую кожу.

— Пейсли, — мой голос срывается на глубокий и хриплый шепот.

— Да? — ее голос негромкий.

— Мне жаль. Я…

— Болезненно реагирующий? — она приподняла бровь.

— Да. У меня небольшой груз обид. У нас было немного, пока мы росли, и… — мой голос прерывается. Есть вещи, которые я ей не рассказывал. Воспоминания, которые я предпочитаю не ворошить.

— Не волнуйся об этом, — заверяет она, отстраняясь и заставляя мои руки упасть с ее футболки. — У нас все хорошо?

Уже второй раз нам приходится убеждаться, что у нас все хорошо. Я начинаю задумываться, не является ли слово «хорошо» заменой слову «друзья».

Я сдерживаю вздох.

— У нас все хорошо, Ройс.

Она идет к двери своей машины и, открывая ее, дарит мне неуверенную улыбку.

— Скоро увидимся, Мэдиган.

Она забирается в машину, а я иду к своей. Я уверен, что Иден и Оливер уже почти добрались до кафе-мороженого.

Что касается меня, то я по-прежнему чувствую кожу Пейсли на своих руках.