Здесь ради торта

ГЛАВА 7

Клейн

На что, черт возьми, я согласился?

Со всех сторон, как бы я ни рассматривал эту идею, она кричит о том, что скорее всего провалится. Как именно мы с Пейсли собираемся провернуть фарс такого масштаба?

С тех пор как я покинул «Упрямую дочку» и поехал на футбол к племяннику, я не мог думать ни о чем другом. Настолько, что я отвлекся от игры, которая проходила передо мной. Отбросив смутное чувство, что меня обманом заставили согласиться (спасибо, Холстон), я заставляю себя сосредоточиться на игре.

Оливер несется по футбольному полю, принимая мяч, когда его товарищ по команде впервые передает ему его.

— Нанеси удар, Олли, — кричит тренер с боковой линии.

— Почему тренер кричит на моего племянника? — я ворчу, хотя он все правильно говорит.

На лице моей сестры, Иден, появляется ухмылка.

— Этот тренер — будущий отчим Оливера.

Я качаю головой.

— Будь реалисткой.

После бывшего мужа-придурка Иден, она заслуживает самого лучшего. Футбольный тренер Оливера, скорее всего, не такой. Не спрашивайте меня, откуда я знаю. Это чувство.

— Зацени это, — говорит Иден низким голосом.

Она достает свой телефон, нажимает и смахивает, затем протягивает его мне.

На экране молодой парень выполняет подъем на бицепс в обтягивающей майке, а его мышцы вздуваются и напрягаются. Я хмурюсь, глядя на это кошмарное зрелище.

— Какого черта ты мне это показываешь?

Она показывает через поле.

— Это тренер Оливера.

Я смотрю на чувака, который стоит рядом со скамейкой команды, хлопает в ладоши и выкрикивает указания детям, а затем возвращаюсь к парню на экране.

— Серьезно? Зачем он это делает?

— Он работает над тем, чтобы стать фитнес-инфлюенсером.

Я разражаюсь громким смехом. Иден шлепает меня по руке.

— Заткнись, — шипит она.

— Ты знала, какой будет моя реакция, еще до того, как показала мне это.

Она делает вид, что закатывает глаза, а затем убирает телефон в задний карман.

— Дом позвонил мне сегодня утром. Он сказал, что без социальных сетей ты в пролете, — она делает паузу, чтобы ткнуть пальцем мне в грудь, — поэтому я пытаюсь показать тебе, что есть и другие люди, другие парни, такие же, как ты, которые выставляют себя на всеобщее обозрение.

— Дай угадаю. Дом попросил тебя образумить меня.

Это было бы очень похоже на нашего кузена. Всегда говорил моей старшей сестре, когда я в чем-то упирался. Так было всю мою жизнь.

Она кивает.

— Именно так.

— Иден, у меня отрицательный процент вероятности того, что я опубликую видео, где я поднимаю тяжести.

— Ну, конечно. Ты бы сделал что-то, связанное с твоей сферой деятельности. Например, прочитаешь отрывок из своей книги или…

— Этого никогда не случится, — перебиваю я.

Она делает грустный взгляд, который показывает, как ей жаль меня.

— Прекрати это делать, — я машу рукой перед ее лицом. — Теперь я вполне способный читатель.

В детстве у меня была настолько сильная дислексия[xxiv], что в итоге я оказался в школе, специально созданной для детей с таким диагнозом и обучающей методам преодоления неспособности к обучению. Но не раньше, чем меня начали дразнить в моей первой школе, где я зажимался и заикался, когда наступала моя очередь читать вслух.

— Тебе должно быть приятно узнать, что я собираюсь завести аккаунт.

Глаза Иден расширяются, в светло-карем оттенке пляшет волнение.

— Но я не буду им управлять, — добавляю я.

Ее брови сдвигаются в замешательстве.

— За меня все сделает маркетинговая фирма.

Я думаю. Верно? По позвоночнику пробегает дрожь. Я не до конца понимаю, во что ввязался. Я узнáю больше в понедельник на встрече, на которую Пейсли пригласила меня вместе со своей командой.

— На какие деньги? — спрашивает Иден.

Мама Пейсли попала в точку, когда назвала меня голодающим художником.

— Ну, дело вот в чем… — отрезаю я, и каждый мускул моего тела напрягается, когда Оливер получает мяч.

Он делает один удар. Потом два. Обманывает защитника приемом, которому я научил его в прошлом сезоне.

Он разворачивается, бьет по мячу, и тот влетает в сетку, оказавшись вне досягаемости вратаря.

Мы с Иден прыгаем вверх-вниз, размахивая руками и крича. Оливер смотрит на нас и сияет. Он показывает на меня и повторяет движение.

Сложив руки вокруг рта, я кричу:

— Молодец, приятель!

Игра возобновляется в центре поля, и Иден спрашивает:

— Ты что-то говорил?

— Никаких денег, — отвечаю я, сердце все еще стучит в груди, а волнение утихает. — Владелец маркетинговой фирмы — мой знакомый по колледжу. Мы работаем по бартеру.

Брови Иден взлетают вверх.

— По бартеру? Что ты мог предложить? Я очень сомневаюсь, что кому-то нужна твоя коллекция оловянных статуэток «Властелина колец».

— Ха-ха, — произношу я без особо энтузиазма.

Иден пристально смотрит на меня.

— Выкладывай. Что ты предложил этому человеку?

— Свои… — мой мозг лихорадочно подбирает нужное слово. — …услуги.

Я морщусь. Это был неудачный выбор слова.

Лицо Иден искажается от ужаса.

— Как любовник?

Закатив глаза на сестру, я качаю головой.

— Нет. Я…

Она поднимает руку.

— Не бери в голову, я не хочу знать.

— Бывший парень Пейсли женится на ее младшей сестре, шутка вышла боком, и теперь ее семья считает меня ее парнем, так что я собираюсь стать ее притворным кавалером на неделю, пока она будет заниматься маркетингом моей книги, — я объясняю ей логистику и местоположение.

Иден уставилась на меня.

— Это либо очень умно, либо очень глупо. Я не уверена, что именно.

— Я в курсе.

Иден легонько бьет меня по руке.

— Какая она, Пейсли? Может, тебе стоит попробовать встречаться с ней по-настоящему, а не понарошку?

Скрестив руки, я говорю:

— Я ей вроде как не нравлюсь.

Иден качает головой, как будто неправильно меня расслышала.

— Ты собираешься провести неделю на острове, притворяясь, что тебя привлекает кто-то, кому ты вроде как не нравишься? — она вскидывает руки вверх. — Что может пойти не так?

Сарказм сочится из каждого слова.

— Это больше похоже на плохую идею, чем на хорошую, Клейн.

Я пожимаю плечами, изображая безразличие. Плохая идея или нет, но я заключил сделку. Кроме того, я ни за что не прикоснусь к социальным сетям.

— Низкий риск, высокая награда. Я хочу воплотить в жизнь свою мечту стать автором. Все, что мне нужно сделать, — это перелететь через всю страну и провести неделю на острове, наблюдая за свадебными махинациями богачей. Там наверняка будет много алкоголя высшего сорта и вкусной еды.

Иден постукивает себя по подбородку, обдумывая мои слова.

— И торт, — добавляет она, принимая участие в разговоре. — Ты ведь любишь вкусный торт.

Я киваю.

— Именно так.

В нашей семье ходит шутка, что в детстве я был первым в очереди за куском торта на День рождения, даже если он был не мой.

— А девушка, для которой ты это делаешь? Пейсли?

Что-то в моей груди сжимается при упоминании ее имени.

— Я делаю это для себя, — напоминаю я Иден. — Ради моего будущего. Ради моей мечты стать опубликованным автором.

Но так ли это? Мысль о том, что Пейсли будет страдать на свадьбе в одиночестве, поглотила меня после того, как я оставил ее вчера вечером. Если бы Холстон не была блестящим мозгом, стоящим за этой схемой, я, возможно, вызвался бы поехать с Пейсли безвозмездно.

Иден отмахнулась от моего напоминания.

— Верно, верно. Но для Пейсли это тоже выгодно.

Не настолько, как для меня, на мой взгляд, но что я знаю? Может, появление парня для нее имеет такое же значение, как для меня моя карьера.

— Конечно, да. Пейсли это выгодно.

— Ты уверен, что там ничего нет? Между вами двумя? Ты говоришь, что ты ей не нравишься, но она не стала бы тащить тебя через всю страну и знакомить со своей семьей, если бы ты действительно был проклятьем ее существования.

Я уже качаю головой, прежде чем она заканчивает фразу.

— Ни за что.

— Значит, нет никаких шансов, что вы окунетесь в атмосферу знойного острова, счастливой жизни и влюбитесь?

— Вероятность — ноль процентов.

— Почему ты говоришь это с такой уверенностью?

— Она была на моем первом занятии по творческому письму в колледже. Нам поручили анонимно раскритиковать рассказ сокурсника, и мне достался рассказ Пейсли. Я не знал, что это ее рассказ, и разорвал его в клочья.

Сестра бросает на меня взгляд, который говорит: «Ты такой тупица».

— Это было ужасно. Она догадалась, что это я. Я понял, что это она. Она плакала. И она до сих пор ненавидит меня за это.

Иден скрещивает руки.

— Это еще не все.

Я хмурюсь.

— Как это?

— Если только она не самый злопамятный человек в мире, есть что-то еще. Причина, по которой это причинило ей такую глубокую боль.

— А может, это именно то, на что похоже.

Иден закатывает глаза.

— Не будь таким чуваком, Клейн, — она похлопывает меня по голове. — Используй свой мозг.

Хм. Может ли такое быть? Может, дело не только в смущении? Эта мысль будоражит мое воображение, подталкивая меня к размышлениям. Когда я разрабатываю персонажей, я накладываю на них слои эмоций, начиная с поверхности и прорабатывая глубже. Гнев — это не просто гнев, а реакция на эмоции, лежащие в основе.

Возможно, Пейсли не только смутилась.

Вот, блин.

На другом конце поля тренер Оливера объявляет перерыв на воду. Когда мальчики собираются вокруг него, он разговаривает и одновременно растягивает подколенные сухожилия.

— Тренер Поцелуйчик набирает форму для своей следующей фотосессии.

Иден ухмыляется.

— Ты имеешь в виду будущего отчима Оливера.

Я качаю головой.

Иден прекращает разговор о Пейсли, и мы сосредотачиваемся на оставшейся части игры. Несмотря на гол Оливера, его команда проигрывает с разницей в два мяча.

Племянник уходит с поля, подавленный. Когда он доходит до меня, я глажу его по голове, приглаживая копну каштановых волос.

— В следующий раз, — говорю я, пытаясь поднять ему настроение, хотя знаю, что в этот момент мало что получится.

— Конечно, дядя Клейн. Спасибо, что пришел посмотреть на меня. Прости, что все было напрасно.

Он сдвигает свой черно-белый рюкзак футбольного клуба, и я снимаю его с него, перекидывая через плечо.

— Я пришел не посмотреть, как ты выигрываешь, Оливер. Я пришел посмотреть, как ты играешь.

Он смотрит на меня, в его глазах светится благодарность.

— А еще, — добавляю я, не удосужившись взглянуть на сестру, потому что она попытается сказать мне «нет», — мне нужно, чтобы кто-нибудь разделил со мной один из этих нелепых молочных коктейлей.

Оливер улыбается.

— Таких, в которые кладут цельные сладкие батончики?

— И шоколадные трубочки.

Иден раздраженно выдыхает, но я делаю вид, что не слышу ее. Она жалуется, что я нагружаю Оливера сахаром, а потом ухожу как раз к тому моменту, когда сахарный кайф действительно начинает действовать. Но, эй, для чего нужны дяди?

Оливер едет со мной в «Шугар Шоп», а Иден встречает нас там. Она съедает одну-единственную ложечку клубники, а мы с Оливером выпиваем по большому молочному коктейлю Mud and Worms[xxv] с воздушными зефирками, хрустящим печеньем и жевательными червяками.

История повторяется, когда вскоре после этого я ухожу. Оливер пинает свой стул, когда я уже на выходе из магазина, а Иден произносит одними губами: «Пошел ты».

Через десять минут на мой телефон приходит сообщение от Иден: Я рассказала маме о твоих фальшивых отношениях. Жди ее звонка.

Я стою на красном светофоре, поэтому позволяю своей голове удариться о руль. Дерьмо. Моя мама.

План, который мы с Пейсли разработали, приведет ее в восторг. Она любит романтику. Она любит любовь. Она обожает любовные романы и носит футболку с надписью «Парни из книг сделают это лучше».

Она даже…

Звонок!

А вот и мой телефон. Остается только догадываться, кто это.

Я нажимаю на кнопку и отвечаю на звонок по громкой связи.

— Привет, мам.

— Иден мне рассказала.

Как называется то, что она делает со своим голосом? А, точно. Трель. Звук наполняет мою машину.

— Это было очень мило со стороны моей старшей сестры — рассказать тебе о моем фальшивом свидании, прежде чем у меня появился шанс.

— Пф-ф. Ты не собирался мне рассказывать.

— Конечно, собирался.

Она игнорирует мою ложь.

— Не будь таким редукционистом, Клейн. Это не фальшивое свидание. Это недельная инсценировка на острове.

О, Боже. По тому, как нарастало волнение в ее голосе, чем дольше она произносила последнее предложение, я понял, что меня ждет.

— Я хочу с ней познакомиться, — объявляет она.

— Нет, мам.

— Да, Клейн.

— В этом нет смысла.

— Ты собираешься лететь через всю страну на маленький остров у побережья Северной Каролины и жить у людей, которых я никогда не видела. А что, если они серийные убийцы и все это — тщательно продуманная ловушка?

— Ты действительно в это веришь?

— Ни секунды. Ты знаешь, что на острове запрещены машины? Только машины для обслуживания и тому подобное. Все ездят на гольф-карах.

— Мам, как…

— И там есть аллигаторы!

Как быстро у моей мамы работают пальцы во время поиска? Я представляю ее сгорбленной над клавиатурой, все дымится от ее оперативных интернет-запросов.

— Клейн, я хочу, чтобы вы поужинали здесь в среду вечером. Посоветуйся со своей подругой и убедись, что это совпадает с ее графиком. Иден сказала мне, что она большая шишка в маркетинге, так что ты должен быть уверен, что она не занята маркетинговыми штуками.

Я смотрю на телефон, оскорбленный.

— Ты забыла спросить, свободен ли я.

— Ты свободен?

Я раздраженно выдыхаю.

— Да.

— Прекрасно. Спроси свою подругу и…

— Пейсли.

— Пейсли, — повторяет моя мама. — Как узор[xxvi]. Мне нравится.

— Я обязательно передам ей, что тебе нравится ее имя.

— Не будь язвительным, Клейн. Это неприлично.

Я смеюсь. Моя любовь к словам досталась мне от мамы. Именно благодаря ей у меня был большой словарный запас в детстве, даже когда я не умел читать.

— В среду, — вторит мама. — Спроси Пейсли и дай мне знать.

— Обязательно.

— Люблю тебя, Клейн.

— Люблю тебя, мам.

Связь прекращается.

Остаток дня я провожу за чтением об острове Болд-Хед и онлайн-шопингом. Мне нечего надеть на свадьбу и почти нечего на неделю на пляже.

Я быстро устаю от онлайн-шопинга, потому что, в общем, ненавижу его. Я забегаю в продуктовый магазин, а затем готовлюсь к сумасшествию субботнего вечера за барной стойкой.