Здесь ради торта

ГЛАВА 32

Пейсли

— Чт… — начинаю произносить я, но меня прерывает рука, слегка прижимающаяся к моему рту.

— Ш-ш-ш, Ас.

Я улыбаюсь, глядя на ладонь Клейна. Он отпускает меня, и я шепчу:

— Почему ты здесь? — мои глаза еще не адаптировались, и в комнате слишком темно, чтобы я могла что-то разглядеть. — Подожди. Сиенна здесь? Ты нашел ее?

— Нет, — шепчет он. — Здесь только мы с тобой и наша маленькая игра.

Я скрываю свой смех.

— Как ты узнал, что это я, когда схватил меня?

— Я знаю твою походку.

— Будь правдивым, — я игриво толкаю его.

— Ладно, правда в том, что я смотрел под полудюймовым пространством внизу двери. Я увидел твои туфли.

— Ты ждал.

— Я знал, что ты скоро придешь. Черника в шоколаде — твоя третья любимая еда после тако и ковбойских спагетти.

— Я никогда тебе этого не говорила.

— Чтобы научиться чему-то, Ройс, не обязательно, чтобы тебе это рассказали. Достаточно просто наблюдать.

Мои руки находят его грудь, бегут вверх и вверх по твердым плоскостям, пробираются к шее.

— Чему еще ты научился, наблюдая?

— Ты шевелишь пальцами ног на песке, потому что тебе нравится ощущать тепло между ними. Ты заботишься о своей семье, — его руки переходят на мои бедра, пальцы впиваются в кожу. — У тебя есть только одна скоростная передача по утрам: ленивец. Твоя семья и этот придурок удивлены, что ты забавная, и я все еще не могу понять, почему ты не показываешь им свое чувство юмора.

— Это твоя вина.

Его смех щекочет мне макушку.

— Как это?

— Ты делаешь меня забавной. Ты пробуждаешь это во мне.

Он крепче прижимается к моим бедрам.

— Значит, я пробуждаю твое чувство юмора, а ты подарила мне «бонус для парня». Ройс, я думаю, что, возможно, нравлюсь тебе.

— В этом-то и проблема, Мэдиган. Я знаю, что ты мне нравишься.

Его большие пальцы поглаживают мои бедра.

— И в чем же проблема?

— Я не доверяю себе в отношениях с мужчинами. Последний, кого я выбрала, оказался точной копией моего отца. На случай, если ты спал во время ужина с ним, это не комплимент.

— На случай, если ты спала с того дня, как встретила меня, то я совсем не похож ни на одного из этих людей.

Я знаю, что это не так. Я знаю это так же точно, как знаю, что солнце взойдет и прорвется сквозь мои шторы примерно через восемь часов. Но дело не в нем. Дело во мне. Мне нужно разобраться с эмоциональным багажом, чтобы двигаться дальше.

Рука Клейна покидает мое бедро и ложится на лоб. Он проводит подушечкой пальца между моими бровями.

— Сдвинуты, — тихо сообщает он. — Держу пари, если бы я потрогал твои губы, они были бы сжаты.

Я заставляю свои губы расслабиться.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он опускает руку, проводя большим пальцем по моему рту. Мой рот слегка приоткрывается, я захватываю его большой палец и прикусываю. Воздух с шипением вырывается у него сквозь зубы.

Я отпускаю его, и он опускается ниже, к моему подбородку, зажав его между двумя пальцами. Он поднимает мое лицо, и его губы находят мои.

Поцелуй не просто хорош.

Он приносит удовлетворение, которого у меня никогда не было, но всегда хотелось. Он целует меня так, будто отчаянно хочет меня. Не только мое тело, но и мои губы.

Он откидывает мою голову назад, поддерживая за затылок, и пробует меня на вкус. Этот мужчина изголодался по мне, и я думаю, что, возможно, я сгораю от желания к этому чувству. К нему.

Я зарываюсь в него, прижимаясь к его груди так сильно, как только могу. Я ненавижу эту одежду. Ненавижу эту кладовку. Ненавижу находиться в этом доме именно в этот момент.

Рука Клейна покидает мое бедро и скользит к передней части тела. Вверх по грудной клетке, огибая выпуклость груди. Я выгибаюсь в его сторону, прося его руки. Он улыбается мне.

— Такая пылкая.

— Для тебя, — говорю я так тихо, как только могу.

— Правда? — в его тоне звучит самодовольство, и мне это нравится. — Давай узнаем, так ли это.

Он касается подола моего платья, его пальцы проникают под него. Они скользят по внутренней стороне моего бедра, поднимаясь выше.

Выше.

Выше.

Останавливаясь прямо между ног. Он проводит рукой по ткани.

— О, Пейсли, — говорит он, его тон игриво-насмешливый. — Что у нас тут?

— Рай, — отвечаю я таким низким и горловым голосом, что не могу поверить, что он принадлежит мне.

Он сдвигает тонкую ткань в сторону, проводя по мне пальцами.

— Так и есть, не правда ли?

Его сплющенная ладонь накрывает меня, оказывая давление. Его рука сползает вниз, и в этот же момент средний палец проскальзывает внутрь.

— Ах, — задыхаюсь я, удивленная таким приятным дополнением.

Нос и лоб Клейна прижимаются к моему, горячее дыхание смешивается с моим собственным.

— Я обнаружил Шангри-Ла[liv] между твоих бедер, Пейсли, и я хочу ее.

— Она твоя, — задыхаюсь я, пока он работает медленно, мучая меня неторопливым ритмом, как будто мы не прячемся в кладовке и у нас есть все время в мире.

— Моя, — шепчет он, увеличивая темп.

Оказывается, собственнический Клейн нравится мне не меньше, чем самодовольный.

Обхватив его за плечи, я вжимаюсь лицом в его шею и вдыхаю чистый аромат, задерживаясь, пока сердце гулко стучит в груди.

— Так. Близко, — мой напряженный шепот согревает его шею.

— Я знаю, — мурлычет он мне в волосы, в его тоне слышится что-то сродни благоговению.

На кухне уже слышны звуки, голоса, громкие напоминания о том, где пряталась Сиенна.

Меня охватывает тревога.

— Ты сжимаешься вокруг моих, — он добавляет второй палец, — пальцев. Не концентрируйся ни на чем, кроме этого. Ты. Я.

Его темп увеличивается, ритм создает сгусток тепла у основания моего позвоночника. На кухне кто-то произносит мое имя. Другой человек откликается, говоря, что он не знает, куда они ушли.

Мои ногти впиваются в руки Клейна. Прижавшись губами к моему уху, он шепчет:

— Ты можешь кончить тихо. А можешь закричать и выдать наше местоположение. Я с гордостью приму любой из этих вариантов.

Его слова опрокидывают меня в пропасть, и, когда по ту сторону незапертой двери оказываются люди, я рассыпаюсь под его рукой, кусая его за плечо, чтобы не шуметь.

— Это моя девочка, — говорит он, его слова грохочут возле моей головы. Бицепс на его правой руке продолжает напрягаться, когда он замедляется, но не останавливается, медленно спуская меня с пика.

— Пейсли? — говорит он.

— М-м-м? — мои бедра дрожат, и голос тоже.

— В следующий раз, когда ты кончишь, я хочу, чтобы свет был включен, чтобы я мог наблюдать, как твои великолепные глаза закатываются к затылку, — его пальцы, все еще находящиеся внутри меня, сгибаются и разгибаются, чувствительность заставляет меня выгибаться.

— Да, — соглашаюсь я, когда его пальцы исчезают.

Я поправляю платье, волосы, провожу рукой под глазами. У меня нет ни малейшего представления о том, как я сейчас выгляжу.

На кухне снова тихо. Идеально. Все куда-то ушли, и мы можем выйти из кладовки незамеченными.

Клейн поворачивает ручку, и появляется дуга света, когда он медленно приоткрывает дверь на дюйм.

— После тебя, Ас. Или, может, мне стоит начать называть тебя сиреной.

Я смотрю на него в тусклом свете, освещающем его черты. Его щеки раскраснелись. Он выглядит счастливым. Довольным.

— Сирена?

— Ты зовешь меня, как сирена, заманивающая моряка.

— У меня нет намерения утопить тебя.

— И все же, похоже, собираешься.

— Утопить тебя?

— Разве ты не знаешь, Пейсли? — Клейн опускает быстрый поцелуй в уголок моего рта и задерживается там, чтобы сказать:

— Ты опасная женщина.

— Я в этом сомневаюсь.

— Ты представляешь угрозу для каждой частички меня.

Мое сердцебиение сбивается. Неужели он говорит всерьез?

— После тебя, — он наклоняет голову.

Открыв дверь, я вхожу в кухню, моргая от резкого верхнего света. Клейн выходит за мной, его грудь касается моей спины.

Мои глаза адаптируются, затем расширяются.

— Привет, — пищу я.

Шейн стоит напротив нас, небрежно прислонившись спиной к прилавку, скрестив одну лодыжку над другой. Он чистит апельсин, что кажется мне странным на фоне острова, уставленного тарелками с готовой едой.

— Похоже, я нашел одну из пропавших пар, — ухмылка на его лице быстро исчезает. — Хоть кто-то здесь трахается.

Уголки моих губ опускаются.

— Это всего лишь на неделю до брачной ночи, — моей сестры здесь нет, чтобы защитить свое решение, поэтому я сделаю это за нее.

— Верно, — сухо говорит Шейн. — Вам двоим там было весело? — его губы подергиваются, словно он борется с усмешкой. — Похоже на то.

Он подманивает меня. Подманивает Клейна. Подстрекает к драке или хотя бы к реакции. Клейн не очень хорошо знает Шейна, но, похоже, он уже догадался об этом. Он игнорирует Шейна, хватая горсть черники в шоколаде. Он берет мою руку и переворачивает ее, формируя чашку и опуская сладкое угощение в мою ладонь.

— Я знаю, какой она может быть, — говорит Шейн, не переставая.

Клейн встречает мой взгляд, и я медленно качаю головой, предупреждая. Я даже не могу выразить гнев по поводу безрассудства Шейна, потому что он выглядит чертовски жалко.

Шейн продолжает, медленно чистит апельсин, опустив глаза на свою задачу.

— Когда Пейсли решит, что готова, тебе лучше перейти к делу, верно? — он тихонько хихикает, как будто знает, помнит, он пришел туда первым и оставил свой призрак, чтобы сохранить место.

Шейн хочет внимания, хотя я не могу понять почему. Он же жених. Разве он не в центре всеобщего внимания, уступая лишь своей невесте? Моей сестре. В этот момент я бы с радостью и от всей души послала Шейна на хуй прямо в лицо. Но не ради себя. Ради Сиенны. За то неуважение, которое он выказывает ей и их отношениям.

— Эй, Шейн, — говорит Клейн, бесстрастно бросая в рот несколько ягод черники, — будешь продолжать так говорить о Пейсли, и я сломаю тебе челюсть, — он берет меня за руку. — Пойдем.

Мы оставляем Шейна на кухне, не оглядываясь назад. Моя сестра и остальные гости толпятся на крыльце. Один из шаферов подносит косяк к губам, затем передает его парню рядом с собой.

— Мы собираемся уходить, — говорю я Сиенне. — Кто-нибудь может отвезти тебя, когда ты будешь готова?

— Да, — говорит она пренебрежительно.

Я понятия не имею, чем я ее расстроила, и мне неинтересно это выяснять. Сейчас у меня на уме гораздо больше.

— Всем пока. Увидимся завтра.

Мы с Клейном отправляемся в обратный путь. Он ведет гольф-кар, а я сижу рядом с ним, положив его руку себе на колени. То, что произошло в кладовке, было незаконным и восхитительным, но в то же время правильным. Как будто руки Клейна — это единственные руки, которые я хочу видеть на себе.

Я не знаю, что это значит для наших соглашений. Может быть, это не должно ничего значить. Может, это просто мы, на этом острове, развлекаемся, потому что реальная жизнь как будто существует в другом месте?

Мы тихо проходим через дом. Свет проникает из-под двери, когда мы проходим мимо комнаты мальчиков, и, насколько я могу судить по звукам, они играют в видеоигры.

Клейн ведет меня в нашу комнату. Он тихонько закрывает за нами дверь и смотрит на меня горячим взглядом.

И я как бы… как бы… теряю самообладание.

Я бросаюсь на него. Он легко ловит меня, мои ноги обвиваются вокруг его талии, а его руки обхватывают мою задницу.

Я опускаю лицо, и он поднимает свое. Мы оказываемся нос к носу, дышим одним и тем же пропитанным похотью воздухом.

Прикусываю его нижнюю губу. Провожу языком по месту укуса. Затаив дыхание. Клейн ухмыляется, лениво, высокомерно и дразняще.

— Тебе было недостаточно в кладовке, Ас?

Мои пальцы пробираются сквозь его волосы. Не думаю, что мне когда-нибудь будет достаточно тебя. Глупая мысль, и еще глупее было бы признать ее вслух.

— Я хочу тот оргазм при свете, который ты мне обещал.

Клейн подстраивается под нашу разницу в росте, опуская меня на свое тело, а затем захватывает мой рот в коротком поцелуе.

— Тогда, думаю, мне лучше доставить его тебе. Не могу же я иметь в своем послужном списке невыполненное обещание, верно?

— У меня такое чувство, что ты не нарушаешь обещаний.

— Никогда, — звучит его глубокий голос на фоне моего.

Что-то в его словах, произнесенных четко и уверенно, говорит о том, что он мужчина, который подразумевает то, что говорит. Одно это заставляет меня чувствовать. Я хочу его так, что это меня шокирует. Я никогда не была такой раньше. Клейн не мой парень. Мы не более чем временные партнеры, пока занимаемся взаимопомощью. И все же в нем что-то есть. Что-то первобытное, фундаментальное, манящее. Я… хочу его. Не слишком ли все просто? Недостаточно многослойно? Может ли все быть так легко?

— Слишком много размышлений, — бормочет он, потирая подушечкой большого пальца меж моих бровей. — Что там происходит? Тебя мучают сомнения? — теперь его брови нахмурились. — Ты можешь сомневаться. Ты ведь знаешь об этом, верно? Ты можешь передумать в любой момент, даже если мы уже… — он осекается.

Я зарываюсь в него.

— Дело не в этом. Вовсе нет. Просто… тебе не кажется, что это слишком просто?

Клейн прищуривает один глаз, пытаясь понять.

— Ты спрашиваешь меня, хочу ли я, чтобы ты играла в недотрогу?

Я улыбаюсь.

— Нет. Несмотря на то, что мы здесь разыгрываем чертов спектакль, я не люблю играть в игры, когда речь заходит об отношениях, — обхватив его ногами, я скольжу одной рукой по его спине, а другой провожу по его волосам и за ухом. — Я и ты. В физическом плане это так легко. Когда я сегодня опустилась на тебя, это было не только смело с моей стороны, но и я сама этого хотела, и я это сделала, и больше ничего не было. В ментальном плане это тоже легко. Разговаривать с тобой, шутить, смеяться — я не привыкла, чтобы все было просто. Непринужденно. Это как… сидеть с лучшей подругой и никогда не терять тему для разговора.

— Так было в первую ночь нашего знакомства. Ты помнишь?

— Я предполагала, что дело в большом количестве пива, но дело было не в этом.

— Я сразу почувствовал глубокую связь с тобой, Пейсли. Как будто твои изгибы соответствовали моим, и я дополнил твои неглубокие части.

— Как будто мы подходим друг другу.

Он кивает.

— Да.

Мы смотрим друг на друга, оба с болью осознавая, что танцуем на невидимой линии. Физически мы уже пересекли ее. Но эмоционально? Мы все еще играем в безопасную игру.

Может быть, это нормально. Может быть, это то, что нам обоим сейчас нужно.

В ужасе и волнении от чувств, наши рты встречаются и расходятся. Небольшой поцелуй, а затем нечто более глубокое. Наши языки танцуют, затем сталкиваются.

Когда мы останавливаемся, я говорю:

— Мы стали гораздо лучше целоваться друг с другом с момента нашего первого поцелуя.

Он приподнимает меня выше.

— Я помню каждый момент того поцелуя.

— Каждую плохую секунду?

— Даже самый плохой поцелуй становится лучшим, если он с тобой.

Моя улыбка дрогнула.

— Клейн-писатель.

Мышцы на его челюсти напрягаются.

Я смотрю в его зеленые глаза.

— Хочешь, чтобы я перестала так говорить?