Здесь ради торта

ГЛАВА 5

Клейн

— Доберитесь до дома в целости и сохранности, — я постукиваю по капоту белой «Хонды Цивик».

Водитель, Сол, салютует мне двумя пальцами и отъезжает от обочины. Женщина, надежно укрытая внутри, машет мне с заднего сиденья.

«Я хотела бы заказать «Пустынного жука» — это код, означающий «Я на свидании и не чувствую себя в безопасности, пожалуйста, проводите меня».

Это написано на внутренней стороне двери каждой кабинки в женском туалете. Руководство строго приказывает нам бросить все свои дела, независимо от того, чем мы заняты, и помочь человеку выйти к его машине.

Сегодня это случилось со мной уже в третий раз. У женщины, Энни, не было машины, чтобы доехать до дома, поэтому я ждал с ней, пока приедет Uber. К счастью, поблизости был один, и ждать пришлось всего семь минут.

Я возвращаюсь в ресторан, готовясь ответить на замечание Пейсли по поводу «обсасывания лица», и как раз вовремя, чтобы застать ее красивое лицо с нарисованными бровями, вытянутым жестким указательным пальцем и говорящей группе молодых парней: «Отличные одинаковые прически. Знаете, кто еще делает химическую завивку? Ваши прабабушки».

Я делаю паузу, чтобы провести рукой по лицу и отогнать неохотную улыбку, растягивающую губы. Она не ошиблась. Всем пятерым парням, вероятно, исполнилось двадцать один за последний год, и у всех пятерых одинаковые неестественно вьющиеся волосы.

Подбежав к бару, я оказываюсь между возмущенными бровями Пейсли и смертельным взглядом, который она посылает в их сторону.

— Пейс, — начинаю я, но она переводит свой гнев на меня.

— Не называй меня так, — громогласно заявляет она, в ее сине-зеленых глазах зарождается буря. Но в них есть и мягкость, хрупкость, которая будоражит мою грудь.

Я поднимаю руки. Не хочу ее злить. Не больше, чем просто своим существованием.

— Без проблем.

Я торопливо обхожу бар и возвращаюсь туда, где стоял до появления блондинки. Заглянув в счет перед Пейсли, я вижу, что Холстон добавила третий бокал вина.

Ух ты. Ладно. Пейсли, вероятно, сильно пьяна, и я знаю, что она выпила как минимум один личи-мартини за ужином.

Ее руки скрещены, брови сведены вместе.

— Те парни…

Я отмахиваюсь от ее объяснений.

— Они были болтливы с самого приезда. Уверен, они это заслужили.

Опираясь локтями на барную стойку, она трет глаза и признается:

— Я пьяна.

Подавив смех, я говорю:

— Я знаю.

Чтобы занять себя, я беру полотенце и вытираю барную стойку рядом с ней.

Она громко вздыхает и говорит:

— Моя сестра выходит замуж за моего бывшего парня, а я ее главная подружка невесты.

Я прекращаю свою уборку.

— Почему ты согласилась на такое?

Зачем кому-то подвергать себя такому? Неужели в лексиконе Пейсли нет слова «нет»?

— Потому что я пол, — причитает она, драматично вскидывая руку в воздух.

Вау. Она действительно пьяна.

Локоть Пейсли снова ударяется о барную стойку, и она задевает рукой лоб. Пользуясь случаем, я выхватываю у нее бокал с вином и выливаю большую часть того, что в нем осталось, в раковину.

— Может, тебя подвезти домой? — спрашиваю я.

Она выпрямляется и недоверчиво смотрит на меня.

— Куда ты пошел с той женщиной?

Я скорчил гримасу.

— С какой женщиной?

— Грудастая МакГрудестон.

Хорошо. В этой женщине есть что-то помимо вина и мартини с личи. У нее галлюцинации.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Она бросает на меня измученный взгляд.

— Женщина, которая заказала букашку.

Ох-х-х. Нижняя губа Пейсли надувается. Она ревнует?

Грудастая МакГрудестон. Я сжимаю губы, чтобы не рассмеяться в лицо Пейсли. Да, у этой женщины было то, что моя мама назвала бы «пышной грудью», и любой, у кого есть два работающих глаза, мог бы это заметить, потому что это платье особо ничего и не прикрывало.

— Я помогал ей добраться до дома.

— Конечно, — Пейсли скрещивает руки, делая лицо, демонстрирующее, как мало она мне верит. — Ты, вероятно, отвел ее в свою машину для… для… развратных действий.

Она морщит нос при слове «развратных».

Я усмехаюсь, только чтобы скрыть свое сильное желание кататься по земле и смеяться до колик в животе.

— Ты писатель-фантаст? Потому что тебе следовало бы им стать. Ты придумала отличную историю.

Пейсли выглядит так, будто хочет перелезть через барную стойку и ударить меня коленом по яйцам.

— Я бросила писательскую карьеру, так и не начав ее, потому что кто-то стер в порошок мой самый первый рассказ, — она фыркает. — Ты разрушил мою карьеру.

— Что? Это смешно. Я не разрушал твою карьеру. Ты разрушила свою карьеру, когда позволила одному человеку задеть твои драгоценные чувства. Если уж на то пошло, я оказал тебе услугу. Если критика твоего первого рассказа так сильно ранила твои чувства, ты бы никогда не добилась успеха в писательском деле. Тебе нужна не только толстая кожа, Пейсли, но и мозоли. Так что, — я отступаю назад и сгибаюсь в талии, отводя одну руку в сторону и кланяясь, — не за что.

Когда я выпрямляюсь, Пейсли уже стаскивает свою сумочку с барной стойки и сползает с табурета. Она отходит в сторону и шатается.

Черт. Черт, черт, черт. Это было слишком грубо. Плохие новости от Дома заставили меня вести себя неадекватно.

Я резко разворачиваюсь и ввожу в компьютер свой номер сотрудника. Когда я уже выхожу, я кричу Холстон с другой стороны бара:

— Мне нужно проводить кое-кого… — у Пейсли здесь есть машина? Если да, то она не может вести машину. — Кое-куда, — заканчиваю я.

Холстон обходит изогнутую часть бара, брови насуплены, руки прижаты к бедрам.

— Ненавижу закрываться одна. Ты мой должник.

Забавно, но уже второй раз за сегодняшний вечер женщина говорит мне это.

— Навечно, — подтверждаю я, уже догоняя Пейсли.

Когда я подхожу к ней, она уже проходит через парадную дверь ресторана. Со спины она выглядит как мой тип. Длинные светлые волосы, спортивные ноги и задница, от которой хочется локти кусать. Пейсли, похоже, позавидовала размеру груди той другой женщины, но я бы предпочел попку Пейсли…

Нет. Даже не ходи туда. Эти мысли — плохая идея.

Она не знает, что я позади нее, и из-за этого я чувствую себя мерзавцем, пока она не спотыкается, спускаясь по трем бетонным ступеням, ведущим к прохожей части на главной дороге.

Один быстрый прыжок на тротуар — и я уже рядом, ловлю ее, прежде чем она успевает упасть. Пейсли не знает, что это я, поэтому визжит, как банши[xviii], в непосредственной близости от моего лица и пытается ударить меня своей крошечной сумочкой.

Я уворачиваюсь от не слишком точной атаки.

— Успокойся, мисс Рэмбо. Твое лицо чуть не поцеловало асфальт, — я отступаю назад, но продолжаю держать ее за плечи. — Куда ты направляешься?

— В «Агаву», — она прищуривает один глаз и указывает неверное направление. — Это в ту сторону.

Конечно же, она остановилась в «Агаве». Это самый новый и роскошный отель в центре Скоттсдейла. В прошлом году Феникс принимал Суперкубок, и угадайте, где остановилась одна из команд? В «Агаве».

Я поворачиваю ее плечи в нужном направлении и отпускаю.

— Веди.

Она гримасничает.

— Какого черта ты идешь за мной?

— Сопровождаю, — поправляю я.

Положив руку на бедро, покачивая головой, словно маятник, она дерзко отвечает:

— И снова я спрашиваю, какого черта ты идешь за мной?

Эта женщина чертовски упряма.

— Ты пьяна, и я не хочу, чтобы ты шла одна.

— Я не одна. Я иду искать свою сестру, — она достает из сумочки телефон и подносит экран слишком близко к лицу. Прочитав что-то, она хмурится и убирает телефон обратно. — Они вернулись в отель.

Как мило с их стороны, что они оставили тебя.

Я делаю жест открытой ладонью.

— Начинай идти.

Пейсли говорит что-то, чего я не слышу, смотрит на меня целых три секунды, а потом, наконец, уходит.

«Агава» находится совсем рядом, и путь до нее занимает всего три минуты. То, как Пейсли ориентируется на тротуаре, впечатляет, учитывая, что она пьяна и носит каблуки не меньше трех дюймов[xix]. А может, и четырех. Кто, черт возьми, знает.

Она добирается до входа с раздвижной стеклянной дверью, окруженного горшками с пустынными растениями, и поворачивается ко мне лицом.

— Ты должен мне кольцо с мигающим пенисом.

Я бросаю взгляд на подростка-парковщика, чтобы проверить, не подслушал ли он. Он смотрит в сторону, так что я предполагаю, что да. Я порывисто вздыхаю и отвечаю:

— Этого никогда не случится.

— Ты, — Пейсли подходит ближе и тычет мне в грудь, — просто ревнуешь, потому что твой не светится.

Вскинув одну бровь, я смотрю на нее сверху вниз.

— Откуда ты знаешь, что это не так?

Она задыхается и делает шаг назад, резко прижав ладонь к груди.

— Это была шутка, мистер Серьезность?

— Я бы никогда не стал шутить с фаллическими световыми шоу.

Она издает раздраженный вздох.

— Буквально не могу понять, шутишь ли ты, потому что твое лицо выражает сразу десять видов суровости.

— Пейсли, есть только один вид суровости. Суровый. Вот и все, — я поднимаю палец. — Только один.

Она закатывает глаза.

— Ты такой же невыносимый, как и тогда.

На самом деле это больно, но будь я проклят, если покажу это. Мысленное примечание: использовать слово «невыносимый» в моем следующем романе.

Ее подбородок выпячивается, голова откидывается в сторону.

— Я добралась целой и невредимой, так что ура. Пока.

Ее отрешенность нависает между нами. Пейсли не двигается, только скрещивает руки перед собой.

Нет смысла затягивать с этим, предлагать формальную, но благонамеренную просьбу «позвони мне как-нибудь». Она знает, где я работаю. Если я ей нужен, она меня найдет. Не то чтобы я был ей нужен вообще, ни по какой причине, никогда. У нее сложилось впечатление, что я разрушил ее будущее, и зачем стараться разубедить ее в этом? Скорее всего, после сегодняшнего вечера я ее больше не увижу.

Руки засунуты в карманы джинсов, плечи достают до мочек ушей в безмолвном молчании. Здесь ничего не остается делать, кроме как двигаться дальше.

Пейсли не произносит ни слова, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти. Я успеваю сделать еще два шага, как у входа в отель начинается суматоха.

Группа женщин выходит из раздвижных стеклянных дверей. Они одеты в дорогую одежду, переговариваются друг с другом. Одна из них держит телефон в воздухе и строит одно лицо за другим, делая селфи. Другая женщина замечает Пейсли и останавливается, испытывая явное облегчение.

— Где ты была?

Глаза Пейсли устремляются на меня, как и еще пять пар глаз. Все выглядят любопытными, кроме женщины в шляпе «Невеста». Она выглядит восхищенной.

Она подходит, смотрит на меня и дважды хлопает в ладоши.

— Пейс, тебе не обязательно было заказывать мне стриптизера.

То, что она произносит слово «стриптизер» так, будто играет в бродвейском мюзикле, забирает весь ужас этого момента и заставляет меня искать нору, чтобы заползти в нее.

Я жду, что Пейсли поправит эту женщину, которая, как я предполагаю, является ее сестрой, но поправка, должно быть, застряла у нее в горле, потому что она не произносит ни слова. Ее сестра кружит вокруг меня, как львица, готовящаяся наброситься на яремную вену газели.

— Пейсли, как ты думаешь, я смогу повиснуть на его руке, если он согнет ее? Этот парень такой накаченный, — она лапает мою руку, поглядывая на сестру. — Хороший выбор.

— Привет? — я зову Пейсли. Я мог бы и сам исправить ситуацию, но не хочу смущать ее сестру. Она что, только что сжала мой бицепс?

Пейсли ухмыляется, наслаждаясь этим зрелищем гораздо больше, чем следовало бы.

— Привет.

Из меня вырывается тяжелый вздох раздражения, и я качаю головой. Если Пейсли не собирается исправлять ситуацию, это сделаю я. Подняв руки, я отхожу от сестры Пейсли, кровожадной кошки.

— Я не стриптизер, я…

— Он офицер полиции, — кричит одна из девушек в группе, подпрыгивая и указывая на меня. — Он здесь, чтобы арестовать тебя, Сиенна, потому что ты плохо себя вела.

Кто-то еще кричит:

— Берегись длинной руки закона.

Группа женщин гогочет. Я бросаю взгляд на Пейсли. Она прижимает руку ко рту, глаза сверкают так, будто это комедийная сценка.

Отлично. Она хочет оставить меня здесь на произвол судьбы? Нет проблем. Двое могут сыграть в эту игру.

Я осторожно убираю руки сестры со своего предплечья.

— Вообще-то, — говорю я, повышая голос настолько, что это привлекает их внимание. Сокращая пространство между собой и Пейсли, я кладу руки ей на бедра и грубо притягиваю ее к себе. Ее руки ложатся мне на грудь, и, прежде чем она успевает запротестовать, я громко и уверенно говорю. — Я парень Пейсли, и мои стриптиз-шоу рассчитаны на аудиторию из одного единственного человека.

Затем, чтобы еще больше усилить момент, я чмокаю Пейсли в кончик носа.

В ее глазах вспыхивает убийственный огонь, и это должно быть предупреждающим знаком, но меня отвлекает океанский цвет ее радужки. Наверное, они еще красивее, когда не стреляют лучами смерти в мою сторону.

— Пейсли? — женщина в возрасте обходит шокированную группу.

Я отпускаю Пейсли, но только настолько, чтобы она могла повернуться и обратиться к человеку, который, как я предполагаю, является ее матерью.

— Да, мама?

Взгляд женщины перебегает с Пейсли на меня и обратно.

— Это правда?

В любой момент Пейсли начнет переводить все в шутку, так что я просто подожду.

Ее взгляд задерживается на моем лице, и я вижу где-то в этих глазах, что она принимает решение. Она снова смотрит на мать.

— Это правда.

Что? Паника пронзает меня насквозь. Что мне теперь делать?

Я по-прежнему смотрю вниз, на макушку Пейсли, но чувствую, как глаза ее матери прожигают дыры у меня на виске. На моем лице появляется автоматическая улыбка, но она натянута и напряжена.

Почему Пейсли лжет? Честно говоря, я не знал, о чем думал, когда решил взять на себя роль бойфренда, но, видимо, где-то на задворках сознания я предполагал, что Пейсли ни за что не согласится на это. Не то чтобы я так уж много думал или размышлял, прежде чем открыть свой большой рот, но главный вопрос в том, почему Пейсли позволяет этой лжи существовать?

Я мог бы быть настоящим мудаком и сам объявить о лжи, но, вопреки распространенному мнению, я не такой уж и засранец.

Поэтому я улыбаюсь матери Пейсли и протягиваю руку.

— Я Клейн. Приятно познакомиться с Вами.

Ее мать смотрит на меня с подозрением, когда берет мою руку.

— Робин. Почему я только сейчас узнала о вас?

— Это что-то новое, мам, — отвечает Пейсли рядом со мной.

Втискивается ее сестра.

— Я Сиенна. Извини за то, что ласкала бицепс.

Она выглядит иначе, чем Пейсли, несмотря на смутное сходство. Дело в глазах, думаю, и не только в том, что они разного цвета. В глазах Пейсли есть глубина, которой нет в глазах Сиенны.

Мне хочется спросить ее, как она оправдывает брак с бывшим парнем своей старшей сестры, но это неуместно. Хотя не буду врать, мне хотелось бы знать. Моя сестра подробно рассказала мне о правилах женского кодекса, и я уверен, что это противоречит им.

— Не беспокойся, — отвечаю я. — Просто чтобы уточнить, вы ожидаете стриптизера?

Если да, то мне бы очень хотелось отсутствовать на развлекательной части вечера.

Пейсли качает головой. Сиенна выглядит облегченной.

— Фух. Я сказала Шейну, что в эти выходные ничего такого не будет. Он такой собственник.

Она лукаво ухмыляется, давая понять всем, что ей нравится эта грань его личности.

В памяти всплывает жалоба Лекси, высказанная ранее. Она сказала, что невеста не перестает восхищаться женихом. Но теперь я знаю, что жених — бывший Пейсли, а значит, комментарии, подобные тому, что только что произнесла Сиенна, могут быть довольно жесткими по отношению к Пейсли.

Не раздумывая и не отговаривая себя, я просовываю свои пальцы сквозь ее и слегка сжимаю ее руку. Она вздрагивает, словно я застал ее врасплох, затем расслабляется, и я чувствую крошечное давление на свою руку.

Это… приятно.

Как и ее запах, апельсиновая цедра и ваниль, из-за которых Пейсли пахнет чертовски хорошо.

— Мы направляемся в закусочную в паре кварталов отсюда, — говорит мне Робин. — Не хочешь присоединиться к нам?

— Он не может, — поспешно говорит Пейсли. — Ему нужно вернуться на работу.

Я не говорю ей, что закончил смену. Какой в этом смысл?

— О? — Робин поднимает брови так сильно, как только может. Ее лоб напряжен. — Чем ты занимаешься на работе?

Очевидно, это тест, чтобы узнать, достаточно ли я хорош, чтобы встречаться с ее дочерью. Это смешно, учитывая, что последние десять минут были сплошной ложью. На мгновение я задумываюсь о том, чтобы сказать ей, что работаю клоуном в цирке, но решаю этого не делать, потому что, скорее всего, это только смутит Пейсли. И хотя я начал все это с целью смутить ее, в данный момент мне становится жаль Пейсли.

— Я бармен.

Робин отрывисто кивает.

Если бы я действительно встречался с ее дочерью и заботился о том, что она думает, это было бы неприятно.

Но меня это раздражает, поэтому я добавляю:

— Я занимаюсь этим, пока жду, когда мой агент продаст права на публикацию моего романа.

Взгляд Пейсли упирается мне в затылок. Учитывая, что она считает, меня виноватым в разрушении ее будущей писательской карьеры, она, вероятно, не очень рада услышать, что я написал роман.

Робин, похоже, не впечатлилась.

— Хм. Голодающий художник. Как это… художественно.

Какого черта? Я не собираюсь красить камень в красный цвет и называть это шедевром. Я годами корпел над этой рукописью. Я пропускал светские мероприятия, печатал сцены с затуманенными глазами в два часа ночи только для того, чтобы удалить их восемь часов спустя, когда проснусь.

Группа молчит, и это, кажется, дает Робин понять, что она вела себя грубо. Она быстро приходит в себя и спрашивает:

— Ты работаешь с маркетинговой фирмой Пейсли?

Маркетинговая фирма? Вот это уже интересно. Маркетинг — это то, в чем я разбираюсь хуже всего. Мне больно от того, что я могу написать все эти слова, но не знаю, как о них рассказать.

— Мы прорабатываем детали, — отвечает Пейсли с таким видом, будто не может дождаться конца этого разговора. — В любом случае, Клейну нужно вернуться на работу. А на тарелке в закусочной лежат луковые кольца с вашими именами.

Группа машет на прощание, но Сиенна оборачивается, складывает руки рупором и кричит:

— Увидимся на острове Болд-Хед, Клейн.

Я чешу затылок двумя пальцами и пытаюсь понять, о чем говорит Сиенна. Но ничего не получается. Глаза Пейсли огромные, как блюдца, что говорит о том, что она в ужасе от сказанного сестрой.

Пейсли смотрит, как группа исчезает на улице.

— Очевидно, она не собирается встречаться с тобой на острове Болд-Хед.

Я пожимаю плечами.

— Я даже не знаю, что такое остров Болд-Хед.

Пейсли бросает на меня яростный взгляд.

— Это место.

— Существительное, в любом случае.

Уголок ее рта кривится, но она прогоняет крошечное подобие ухмылки.

— Я с ног валюсь. Мне нужно немедленно снять эти туфли на высоких каблуках и упасть в постель, — она показывает на свои ноги. — Если только ты не хочешь подняться наверх и, продолжая играть роль бойфренда, помассировать мне ноги.

Звучит ли это привлекательно для меня? Да, звучит.

Я не любитель ног, но я также не являюсь не любителем ног. Признаюсь, идея ухаживать за Пейсли меня заинтриговала. Но, думаю, она пошутила. Конечно, шутила.

Поняв намек, я говорю:

— Увидимся, Пейсли.

Она отходит, в ее глазах появляется озорной блеск.

— До встречи, Клейн-стриптизер.

Смех подкатывает к моему горлу. Мне нравится ее сухое, дразнящее чувство юмора.

Она исчезает в шикарном отеле, а я остаюсь на тротуаре и качаю головой.

Эта ночь должна быть самой запутанной за последнее время. Возможно, за все время.

Еще больше меня смущает переполняющее грудь странное чувство потери.

Пейсли никогда не была моей.

Тут не было что терять.