Здесь ради торта

ГЛАВА 2

Пейсли

— Знаешь, в чем твоя проблема? — Палома, моя лучшая подруга и заместитель в моей фирме цифрового маркетинга, смотрит на меня с расстояния четырех футов[ix]. Она поднимает брови, положив одну руку на бедро, а другую протягивает, чтобы придержать свою сторону майларового фотофона, который мы крепим к стене гостиничного номера.

— Нет, — ворчу я, с непропорциональной силой вдавливая в стену кнопку и морщась от тупой боли, которую она вызывает. — Но я уверена, что ты мне расскажешь.

Она сдувает с лица прядь черных волос.

— Ты пол.

Я хмурюсь, зажав подушечку большого пальца между зубами.

— Я пол?

— Люди вытирают об тебя ноги.

Я сдерживаю улыбку. Палома переехала сюда из Бразилии, когда ей было восемнадцать. У нее почти идеальный английский, но идиомы и фразы вызывают у нее затруднения.

— Я тряпка, — поправляю я.

Это правда. Когда дело касается моей семьи, мне чертовски сложно заявить о себе. Гораздо проще позволить им проходиться по мне, чем решить наши проблемы. Я рассматриваю это как концепцию «вознаграждение за риск». Хочу ли я сказать своей семье, что у меня есть мысли, чувства и мнения, и бороться с ними, или я хочу продолжать жить на другом конце страны и притворяться, когда приезжаю в гости? Я за то, чтобы делать трудные вещи, но, возможно, не сейчас. Сейчас я сосредоточена на том, чтобы пережить свадьбу.

Палома взмахивает рукой, постукивая накрашенными красным ногтями.

— Неважно. Не будь тряпкой, Пейсли. Скажи своей сестре, что не хочешь быть ее главной подружкой невесты. Скажи ей, что ты вообще не хочешь участвовать в ее свадьбе.

Это было бы идеально. При таком раскладе я могла бы и не присутствовать. Это избавит меня от другого вынужденного исхода, которого я не хочу: встречи с нашим отцом. На свадьбе его будет не избежать, если только я не решусь рвануть в Западную Европу, самостоятельно переплыв Атлантический океан. Наши отношения так и не восстановились после того, как я объявила маркетинг своей специализацией после недолгого увлечения творческим письмом. Теперь я вижусь с ним, когда приезжаю в гости по большим праздникам, где мы делим поздний ужин в ресторане для снобов после его ухода из офиса. Во время нашей трапезы он отпускает замечания, которые скорее агрессивны, чем пассивны, а когда приносят блюда, я считаю минуты до окончания ужина.

Я пообещала себе, что больше не соглашусь на такой ужин, но знаю, что этого не будет. Я не слабый человек и не мазохистка, но боюсь, что произойдет, если я порву ту непрочную нить, которая связывает нас вместе.

Кивнув, чтобы успокоить Палому, я вставляю последнюю кнопку на место. Мы отступаем назад, чтобы осмотреть нашу работу. Мерцающие нити стекают по стене к корзине с реквизитом для фото и надувными игрушками. Через несколько часов моя сестра и ее команда подружек невесты будут здесь, позируя перед майларом, пока шипучее шампанское искрится в их бокалах.

Палома подталкивает меня плечом.

— Ты ведь не собираешься ей говорить, да?

— Не на ее девичнике.

Глаза Паломы сужаются.

— Того, что ты устраиваешь ей.

— Они хотели приехать сюда, — кротко возражаю я.

— В Роли нет ни одного бара? Или в Шарлотте[x]? В Саванне[xi]? Во Флориде?

Резкая боль пронзает виски.

— Я бы хотела напомнить, — говорю я, резко смахнув упаковочный мусор с кофейного столика, — что была по-своему бунтаркой.

Палома берет надувной пенис из корзины с реквизитом и ухмыляется.

— Отчасти, да. Ты могла бы быть гораздо более дьявольской, чем это.

Я бессовестно улыбаюсь, довольная своим поступком. Беглый взгляд по сторонам подтверждает правильность моего коварного плана.

Пенисы повсюду.

Сиенна сойдет с ума. У нее было только одно указание на девичник, и оно состояло из трех слов.

Сделай это стильно.

Вот что услышала я: «Сделай это стильно с пенисами».

Палома щелкает кончиком фаллической надувной игрушки и бросает ее в мусорное ведро.

— Чего бы я только не отдала, чтобы остаться здесь и увидеть лицо твоей сестры, когда она войдет.

Палома не очень хорошо знает мою сестру, но она слышала достаточно моих историй, чтобы понять, что Сиенна гордится своей элегантностью. Но она не знает, что, хотя моя сестра склонна к тщеславию и самолюбованию, она также может быть милой и доброй.

— Ты можешь быть моим «плюс один», — напоминаю я Паломе, но мы уже проходили через это. Дважды я умоляла ее стать моей сопровождающей на этом показушном девичнике, но сегодня у ее отца шестьдесят пятый день рождения. Ей строго-настрого предписано быть на видеосвязи с семьей в восемь вечера. Кроме того, она не хочет уходить, и, в отличие от меня, Палома отлично умеет устанавливать границы и добиваться их соблюдения.

Она берет свою сумочку с тумбочки возле двери гостиничного номера, игнорируя мое предложение, и вместо этого наносит мне двойной удар.

— Кстати, о «плюс один», тебе нужна пара на свадьбу.

Я качаю головой, прежде чем она заканчивает фразу.

— Кто будет моей парой на свадьбе на другом конце страны? На острове. На неделю?

Палома хмурится, признавая, что мне предстоит нелегкая битва.

— Ты в заднице.

— Именно. Поэтому я поеду одна, — и тут же внутри все съеживается, — и буду изображать из себя независимую женщину. Я владею процветающей маркетинговой компанией, которая недавно была включена в раздел «Компании, на которые стоит обратить внимание» журнала «Молодой предприниматель». В прошлом году я купила дом. Я ношу высокие каблуки каждый день, черт возьми.

Палома фыркнула и рассмеялась.

— Высокие каблуки?

— Когда я была моложе, думала, что если ты носишь высокие каблуки на работу, это значит, что ты кто-то важный.

— Стриптизерши носят высокие каблуки на работу.

— Заткнись, — стону я, но тут же смеюсь.

— Хорошо, Мисс Независимость, — Палома открывает дверь и выходит, целуя меня на ходу. — Присылай фотографии себя и надувного члена.

Дверь захлопывается, и моя лучшая подруга исчезает, унося с собой всю добрую энергию.

Тяжелый ужас поселяется во мне. Палома права. Я худший вид тряпки — из тех, кто знает, в чем их проблема, но не исправляет ситуацию. Моя работа — делать так, чтобы все в моей семье были счастливы, потому что я часть причины, по которой мои родители больше не вместе. Я не сдержала ложь отца, и это стоило нашей семьи.

Как бы я ни чувствовала себя ответственной за общую атмосферу в моей семье, этот девичник был не моей идеей.

Это мама договорилась, что я буду организатором, и удачи всем, кто столкнется с Робин Ройс. Она может уговорить кого угодно на что угодно. Она возьмет ваш аргумент, который вы раньше считали весомым, и разнесет его в клочья, пока вы сами не поймете, от чего отказывались. Все, что потребовалось — пятиминутный телефонный звонок, в котором моя мама сокрушалась, что я пропущу девичник из-за расстояния, а затем заявила, что Скоттсдейл недавно был назван самым популярным местом для проведения девичников, и Сиенна была бы просто счастлива устроить его здесь. Трам-бам, спасибо, мадам.

Сиенна позвонила позже тем же вечером и рассказала, как мило, что я предложила ей спланировать эпический уик-энд блаженства будущей невесты. Затем она прислала мне фотографию кредитной карты нашей мамы. Ее наставления о том, чтобы все было стильно, прошли через мою пропитанную обидой систему фильтрации слуха, и… вот мы здесь.

Город членов, детка.

Тема — «Последнее родео, но пусть оно будет фаллическим». На столе в общей зоне выстроились розовые пушистые ковбойские шляпы, одна из которых в центре украшена стразами с надписью «Невеста». На большом блестящем баннере на фоне коровьего принта написано «Погнали, девчонки». Шесть бокалов в форме ковбойских сапог с шестью соломинками в форме пениса. Баннер над майларовым фоном гласит: «Один и тот же пенис навсегда».

Честно говоря, удивительно, что можно найти в Интернете.

После того как бар был готов (коктейль «Роза», шампанское, водка и миксы без сахара), я принимаю душ и привожу себя в порядок. Меня трясет то ли от недостатка еды, то ли от стресса, поэтому я съедаю протеиновый батончик, который положила в сумочку перед тем, как выйти из дома сегодня утром.

Мне удалось проделать хорошую (заметьте, отличную) работу, чтобы притвориться, что вся эта ситуация меня устраивает. Мои актерские способности были достаточно хороши, чтобы довести свою семью до такого состояния. Если бы я хоть раз честно рассказала о своих чувствах по поводу того, что моя сестра встречается с моим бывшим, я бы не сидела в этой ванной комнате с испанской плиткой и зеркалом, сдерживая слезы, пока наношу больше подводки, чем обычно. Моя оливковая кожа не была бы такой бледной. Слава богу, что есть бронзер и румяна.

Ухватившись за край мраморной столешницы, я смотрю на свое отражение и вижу рядом с собой Сиенну. У нас одинаковый оттенок светлых волос, хотя ее волосы выделены ярче, чем мои. Цвет глаз у нас разный: у меня — сине-зеленый, у нее — карамельно-карий. У нее круглое лицо моего отца и выдающиеся брови. У меня лицо в форме сердца, прямой и острый нос, подаренный мне бабушкой по материнской линии.

Мы с Сиенной похожи, но есть и различия. Так я чувствую себя немного лучше. Шейн не встречается с моей точной копией.

Я не люблю Шейна до сих пор, но когда-то верила, что люблю. Он расстался со мной, потому что сказал, что я не подхожу ему (его слова). Не то, что мы не подходим друг другу. Я не подхожу ему.

Для меня это было неожиданно. Он сказал, что хотел этого уже пять месяцев. Я была потрясена. Он поддерживал со мной отношения в течение пяти месяцев, не желая на самом деле быть со мной в этих отношениях? Это было хуже, чем если бы он понял, что я ему не подхожу, и сразу же сорвал пластырь. Я чувствовала себя жалкой.

Вскоре после этого ему предложили работу в моем родном городе, Роли. Он переехал. Я зарылась с головой в работу и с тех пор почти не поднимала глаз. И мне есть чем похвастаться. По крайней мере, в профессиональном плане. Моя личная жизнь напоминает пустыню, в которой я живу.

И теперь, поскольку моя сестра не обладает полноценной лобной долей, а я лишена хребта, скоро Шейн станет моим шурином.

Моя мама, Сиенна и ее стайка из трех подружек невесты приезжают ровно в пять вечера. Я слышу, как они в холле вставляют ключ-карту и перетаскивают свой багаж. Две подружки невесты — подруги детства, одна — соседка по комнате с колледжа, и со всеми я хотя бы раз встречалась, но не помню в подробностях. Я старше Сиенны на четыре года, но, когда мы росли, мне казалось, что разница исчисляется в световых годах. Она перешла в старшую школу, а я из нее выпустилась. Она начала учиться в колледже, а я недавно его окончила. Для моего брата, родившегося через три года после Сиенны, разница еще больше. Иногда Спенсер кажется мне дальним родственником. Я живу на другом конце страны почти половину его жизни. Это очень много, если учесть, что он не помнит свои первые пять лет.

Я жду в нескольких футах в гостиничном номере, когда дверь распахивается. Первой входит Сиенна, которая выглядит так, словно только что с подиума, а не после четырехчасового перелета. Ее недавно высветленные блондинистые волосы закручены в самый удручающе идеальный беспорядочный пучок. Ее черный шелковый ромпер, вероятно, мягкий, но также не позволяет воспользоваться туалетом в самолете. На белом поясе, обмотанном вокруг ее тела, золотыми буквами написано «Невеста».

Стильно.

Моя мама и остальные члены команды подружек невесты входят следом за ней. Мы обнимаемся, целуемся в щеки, заново знакомимся (Рен, Марен и Фархана), а затем я с затаенным дыханием наблюдаю, как Сиенна входит в гостиную. Из окон номера открывается вид на гору Кеймелбек и заходящее солнце, но она смотрит на декор. Этот момент — ужас, смешанный с отвращением, можно снять на камеру, но я оставила телефон в спальне. Палома будет злиться, что я не запечатлела эту реакцию, чтобы она могла над ней посмеяться.

Сиенна приходит в себя, тяжело сглатывает и заставляет свои губы оттенка лепестков роз улыбнуться.

— Пейсли, — говорит она, — я должна была догадаться, что ты так занята работой, что поручишь подготовку другому человеку.

Она обнимает меня, и мне кажется, что это объятие призвано утешить, как будто она говорит: «Ты не виновата, что это место выглядит как фестиваль голых сосисок. Это все те надоедливые извращенцы, которых ты наняла».

Не знаю, что такого в этих объятиях, а может, это и не объятия вовсе. Может, дело в том, что я пол, а она стоит на мне в этих сандалиях от Гуччи, но я открываю рот и признаю:

— Это моих рук дело.

Она отступает назад, осматриваясь широко раскрытыми карими глазами, и я почти чувствую себя неловко из-за этой штуки со стилем с пенисами. Она поднимает левую руку, чтобы убрать прядь волос с глаз, и грушевидный бриллиант размером с каплю слезы мифического великана ослепляет меня своим блеском.

Неважно. Никаких сожалений.

Я жестом обвожу комнату, смотрю на подружек невесты и маму, которые стоят сбоку гостиной и ждут, когда сестра подаст знак.

— Сегодня работа уходит на второй план. Эти украшения созданы благодаря тебе. И маминой кредитной карты, конечно же.

Этот прямоугольный кусок пластика с пятнадцатизначным кодом также оплатил номер в отеле и уже указан в счете за ресторан «Упрямая дочка», где мы заказали столик на вечер.

Это модный ресторан с красивым изумрудно-зеленым кафельным полом, фактурными стенами цвета слоновой кости и медными акцентами. Место с живой музыкой, здесь также подают полноценный ужин из высококлассной комфортной еды. Наблюдать за людьми тут очень интересно, и это моя любимая часть. Если я не увижу шестидесятилетнего миллионера, разбирающего группу двадцатилетних девушек, в поисках своей следующей бывшей жены, я захочу вернуть свои деньги. Позже, когда наши животы будут набиты, мы перейдем во второе место, чтобы выпить еще и потанцевать, если Сиенна этого захочет.

Моя мать берет соломинку в виде пениса и смотрит на меня. Я сдерживаю ухмылку. Не знаю, почему это так сильно ее оскорбляет. Фаллические фигуры есть во всех уголках повседневной жизни.

Например, кхм, самолет, на котором она прилетела в Скоттсдейл на выходные.

Ее глаза расширяются, обвиняя меня, как будто она говорит: «Ты знала, что делала».

Мой рот открывается, привычное извинение застревает в горле, но я проглатываю его. Я сжимаю челюсть, когда слова Паломы проносятся в моей голове, и понимаю, что не хочу извиняться. Я не хочу быть тряпкой. Я хочу пережить эти выходные, потом неделю на острове Болд-Хед и уехать обратно через всю страну, где мне придется видеться с сестрой и Шейном только по большим праздникам. Может быть. Я слышала, что Сент-Джон[xii] прекрасен на Рождество.

Сиенна приходит в себя и радостно улыбается.

Я чувствую облегчение, когда она воспринимает все спокойно. Я не стремилась испортить ее девичник, а лишь слегка надавить на ее кнопки.

Она достает надувной пенис из корзины с реквизитом и делает вид, что целует его.

— Правило номер один на эти выходные: не выкладывать мои фотографии с этой штукой!

Напряжение спадает. Подружки невесты покидают нас, чтобы сложить багаж в свои комнаты на том же этаже, а моя мама и Сиенна заселяются в другой номер люкс.

Я сижу на кровати и смотрю, как они распаковывают вещи.

— Как Бен? — спрашиваю я маму. Сиенна закатывает глаза за спиной у мамы.

Бен — парень моей мамы, на пятнадцать лет младше ее. Она склонна делать неуместные комментарии об их сексуальной жизни, и Сиенна, вероятно, слышит об этом больше, потому что они живут в пяти минутах езды друг от друга и проводят с ней больше всего времени.

Улыбка озаряет мамино лицо.

— Он лучший. Милый, добрый, щедрый, — ее брови идеальной формы приподнимаются, — если ты понимаешь, о чем я.

Мышцы моих щек работают сверхурочно, чтобы не скорчить гримасу.

Сиенна закатывает глаза во второй раз, бросая на меня взгляд: «Ты знала, что так будет».

Я ухмыляюсь. Она тоже. Что-то в моей груди разрывается. Мне нужно было это общение, эта доза сестринской связи. Я создала ее в своей голове как жену бывшего, но она все еще моя младшая сестра.

Сиенна достает два платья из маленького шкафа, куда недавно повесила их, и протягивает мне.

— Какое?

Это проверенная временем женская традиция — спрашивать совета о моде как способ определить климат в отношениях. Это говорит: «Я не представляю угрозы, а ты?»

Я показываю на то, которое слева.

— Очевидно, белое.

Она радостно кивает. Сестринское тепло возвращается, и внутри меня зарождается надежда. Может быть, выходные окажутся не такими уж плохими.

Марен, Рен и Фархана возвращаются из своих номеров посвежевшими и одетыми в вечерние наряды.

Они милые, но ясно, что я нахожусь на задворках. Они знают Сиенну так, как не знаю я, и поэтому никак не могу побороть зависть в своем сердце. Если бы я никогда не уезжала из Северной Каролины, упрямо отказываясь идти по пути, проложенному моим отцом, были бы мы с Сиенной ближе?

Моя мама играет в бармена. Она протягивает мне бокал с шампанским, и я заставляю себя делать глотки, когда мне хочется захлебнуться. К тому времени, когда мы готовы отправиться на зарезервированный ужин, все уже подвыпили и потягивают шампанское из соломинок в форме пениса.