Глава 36

Неважно, правильно или неправильно, ты должна воспользоваться моментом.


Секунды проходили в тишине, глаза Рота превратились в бесконечные колодцы скорби. То самое чувство, которое я видела в своем отражении после смерти мамы. Хотя я примирилась с тем, что произошло, сожаления все еще преследовали меня, призраки, решившие караулить меня везде, куда бы я ни пошла.

Будут ли призраки прошлого вечно преследовать короля?

Он пришел сюда, чтобы узнать что-то конкретное. Но что? Конечно, он знал, что я спрошу о его намерениях, и, конечно, уже подготовил ответ. Если только я не заставила его пересмотреть свою стратегию?

Он побледнел и сказал:

— У меня нет желания убивать тебя, Эверли.

— Но?

— Но я сделаю все необходимое, чтобы защитить свою семью и свое королевство. Все.

Саксон однажды предупреждал меня об этом… казалось, уже целую жизнь назад. Мое глупое сердце взбунтовалось, будто впервые услышало эту новость.

Недопустимо! Я не стану снова переживать об этом парне.

— Ты имеешь в виду мое королевство.

Его лицо… было безэмоциональным. А руки… побелели от того, как сильно он сжимал ручки кресла. Его не оставила равнодушным тема нашего разговора.

— Королевы по браку не правят королевством. Правят потомки.

Он протянул руку, чтобы отодвинуть одного из своих солдат, но я вцепилась в его запястье и остановила.

— Твой ответ неясен, а ясность важна, — сказала я. — Ты будешь защищать свое королевство. Это понятно. Значит ли это, что мои действия могут переубедить тебя, или что ты убьешь меня независимо от того, что я сделаю?

Он пристально посмотрел на меня, и я съежилась.

— После возвращения я встречался с семью разными оракулами. У них было одно и то же видение. Как только ты освободишься, вы с Фаррой начнете войну, но только одна из вас останется в живых.

Я! Я! Это буду я.

— Отпусти меня сейчас, и я забуду о твоей семье. Мы положим конец этой ненависти. Если ты оставишь меня здесь, пророчество рано или поздно сбудется. Ведь, когда Фарра нападет на меня, а она нападет, я нанесу ответный удар.

Он покачал головой.

— Ты останешься здесь, где я смогу охранять тебя, где у тебя не будет нужды сифонировать и причинять боль другим.

— Я никому не причиню вреда! Обещаю.

— Ты не можешь это гарантировать. — он вздохнул. — Не знаю, что делать с тобой, колдунья, но ты можешь быть спокойна в одном. Я сообщу тебе о своем решении, как только приму его, чтобы у тебя было время подготовиться.

Я отпустила его запястье и мгновенно лишилась тепла его тела. «Глупая!»

Рот подвинул игрока ближе к моему. Значит, сказал правду. Значит, был честным, по крайней мере, в этом; я могу сотрудничать с честными.

— У тебя остался парень в мире смертных? — спросил он.

Почему его это волновало? Он не думал об этом, когда обнимал меня при свете костра или целовал, крадя мое дыхание. Может, он хотел использовать этого парня против меня?

Внимательно наблюдая за ним, я сказала:

— Я бросила своего парня, Питера. Он стеснялся меня, и мы расстались. Видимо, все мужчины в моей жизни страдают от такого недуга. — я подвинула солдата. — Ноэль сказала, что твой отец будет жить, если ты найдешь Яблоко Жизни и Смерти. Что ж, ты нашел меня, но он умер. Почему не сработало? И почему ты ей доверяешь?

— Я спросил ее об этом. Она сказала мне, что король Севона будет жить, но не говорила, что именно король Чаллен. Ты убила одного короля и спасла другого… меня. Наполовину смерть, наполовину жизнь.

Так, так. Вот и лазейка. «Приятно было знать». Но когда я спасла Рота? В битве с троллями?

— Как этот Питер завоевал тебя? — спросил он, отступая назад.

Ох. Он все еще об этом? Мне нужно было сменить тему и быстро, пока его вопросы не заставили меня хотеть плохих, плохих вещей. Например, больше поцелуев.

Стараясь говорить раздражительно, я сказала:

— Почему тебя это волнует? Хочешь пройти прослушивание на роль моей второй половинки?

— Ответь на вопрос, колдунья. — его язвительный тон привел бы меня в восторг при других обстоятельствах. — Хотя, нет. Я бы предпочел узнать, почему он стеснялся тебя. Сомневаюсь, что он знал, что ты колдунья.

Мои щеки вспыхнули. Я никогда не чувствовала себя такой беззащитной. Желая укрепить свою защиту, позволила своей мстительной стороне ответить.

— Я отвечу на два вопроса по цене одного. Потому что я очень щедрая. Во-первых, он завоевал меня тем, что писал милые записки и придумывал предлоги, чтобы приехать ко мне. Он не сажал меня в тюрьму, не мешал мне искать пропавшую сестру и не сводил на нет мою магию металлическим ошейником. Во-вторых, он стеснялся меня, потому что я отличалась от нормальных людей. — я показала кавычки. — Я могу часами смотреться в зеркало, поэтому, конечно, тщеславная. Я не всегда улыбаюсь, поэтому, конечно, ворчливая и холодная. Меня не всегда волнует, что обо мне думают другие, поэтому, конечно, я сноб.

Рот почесал челюсть, ничем не выдавая себя.

Расстроившись, я подвинула игрока.

— Однажды ты признался, что ненавидишь свою магию. Расскажи мне, почему.

Он собрался и признался:

— Мой младший брат, Доминик, следовал за мной повсюду. Однажды меня ранили во время тренировки. Я хотел отдохнуть, хотел тишины и покоя, но Дом оставался рядом и говорил без умолку. Оглядываясь назад, я понимаю, что он беспокоился обо мне и надеялся, что мне станет легче. Но мне было больно и все злило, и я сорвался. Я сказал ему не говорить больше ни слова, уйти и никогда не возвращаться. Казалось бы, безобидные слова. Я даже не подозревал, что у меня проявилась способность внушения. Он действительно ушел и не вернулся. Мы нашли его тело несколько недель спустя. Его убила стихия.

Рот говорил без каких-либо эмоций, но готова поклясться, что почувствовала его мучения.

— Мне очень жаль. — хоть он и не спрашивал, но я все-равно призналась: Знаю, каково это — случайно причинить вред тому, кого любишь. Я осушила свою мать. Если бы не я, она была бы жива. Я уже забыла о своем горе, но мое сердце по-прежнему покрыто шрамами.

— Шрамами. Да, — прохрипел он, продвигаясь вперед. — Эти шрамы — постоянное напоминание о самой страшной ошибке, которую я когда-либо совершал.

Я кивнула.

— Я до сих пор продолжаю надеяться, что в будущем меня ждет только лучшее. Но увы.

Его щеки покраснели от чувства вины.

— Какая у тебя природная магическая способность? Та, с которой ты родилась.

И снова у меня возникли противоречивые желания. Я не хотела говорить ему, но и проигрывать игру тоже не хотела.

— Зеркала. Я научилась видеть вещи, когда умерла моя мать. — я позволила своему солдату преследовать его. — Ты знал, что наши сестры были влюблены?

— Да.

Когда он больше ничего не сказал, я запротестовала.

— Ты не должен продвигать солдата за односложный ответ.

— Тогда задай другой вопрос.

Я долго думала, а затем сказала:

— Если бы ты не был членом королевской семьи, то кем бы ты был?

— Солдатом, — сказал он без колебаний. — Война — это то, что я знаю, то, в чем я хорош. — Рот выдвинул вперед того же солдата, что и раньше, затем указал на мой живот. — Как ты поранилась? Точнее, из-за чего ты ушибла ребра?

Мне была интересна его реакция, поэтому я ответила:

— Можешь поблагодарить Аннику, которой ты доверяешь больше других. Она любит бить меня метлой.

Он затих, напрягшись еще больше, чем прежде.

— Я позабочусь об этом.

Его голос… Кажется, я никогда не слышала от него такой угрозы. Мне стало почти жаль Аннику. Почти.

— Может быть, я лгу. — я еще не передвинула солдата, так что он не знал точно. — Может быть, я специально навредила себе, надеясь завоевать твое сочувствие.

— Я бы хотел, чтобы ты приняла мое сочувствие. Вместо этого ты только обзываешь меня. Особенно когда я делаю что-то хорошее.

Правда? Может быть, ему это… нравилось?

— Клянусь, — добавил он, угрожающим голосом. — Анника больше не причинит тебе вреда.

Ох. И что же он планировал сделать?

— Я не буду благодарить. — я задрожала, когда сделала еще один ход на доске. — Ты когда-нибудь вспоминаешь наш поцелуй?

Молчание затянулось, и мне показалось, что он откажется отвечать. Затем Рот сказал:

— Постоянно.

Я задрожала сильнее.

— А ты вспоминаешь о нашем поцелуе? — спросил он, и я готова поклясться, что он затаил дыхание. — Ты вообще думаешь обо мне?

Я не была ни такой глупой, ни такой смелой. Поэтому обошла этот вопрос, говоря:

— Я думаю о тебе… иногда. — я думала о нем время от времени, часто, ладно, постоянно.

Свет в его глазах померк. Я причинила ему боль.

Прекрасно!

Но сейчас мне хотелось плакать.

Мы передвинули наших солдат, и я заметила, что он получил доступ к большему полю. Мне нужно сосредоточиться на игре!

— Какова истинная причина, по которой ты захотел сыграть со мной в Инквизицию? — спросила я. — Что ты хочешь узнать?

Не отводя взгляда, он сказал:

— Мне нужно принять решение относительно тебя. Твое присутствие здесь… мучает меня. Я подумал, что игра поможет. — он постучал пальцем по клетке, и его солдат переместился, ближе к моему. — Тебе понравилось быть королевой?

Опустим его комментарий о том, что его мучает мое присутствие? Ладно.

— И да, и нет. Мне нравится быть главной. Не могу этого отрицать. Я люблю власть и ценю силу. Но даже когда я использовала свою власть и силу, чтобы сделать жизнь своих подданных лучше, получала критику и угрозы смерти.

Он слушал и напрягся.

Я последовала его примеру и коснулась клетки. Мой солдат придвинулся ближе к его солдату.

— Ты знаешь, что Трули — моя сестра и родственница колдуна, — сказала я. — Ты планируешь навредить ей?

— Нет. Я запру ее в камере, перестраховавшись, но не накажу ее. Ты не уйдешь без нее. Ты не причинишь вреда моей сестре, пока у меня будет твоя. А королева Вайолет не нападет на королевство, пока ее дочь здесь.

Рот сделал еще один ход на доске, и меня захлестнуло облегчение. Он говорил правду.

— Я удивлена, что ты не запер ее в башне вместе со мной.

— И позволить вам двоим спланировать побег? Нет.

Умно.

— Расскажи мне о своем детстве.

— Ты уже знаешь основные моменты. Я второй сын Чаллена, короля Севона. Я рано начал свою военную подготовку. Потерял мать, мачеху и двух братьев. Мне девятнадцать лет, и я несу ответственность за миллионы жизней.

Чем больше я узнавала Рота, тем старше он казался. Девятнадцать? Я бы дала ему тридцать. Решила, что все трудности жизни могут так повлиять на человека. Я уже чувствовала себя старой. Словно мне было сорок!

Он отодвинул солдата от меня и сказал:

— Расскажи мне о своем детстве.

Что можно было рассказать, а что оставить при себе?

— В младенчестве меня отправили в мир смертных, потому что мой отец хотел меня убить. Меня вырастила моя тетя. Меня любили и ненавидели. После смерти мамы я узнала, что вся моя жизнь была ложью. Я узнала о Вайолет и Трули, и мне так хотелось с ними познакомиться. Когда впервые встретила Трули, я решила не рассказывать ей, кто я такая. Верила, что мы с Вайолет расскажем ей вместе. — я старалась говорить легкомысленно. Но в моем голосе звучала печаль. — В тот день, когда ты проводил меня во дворец, она приказала своим стражникам убить меня. — «это неважно, неважно».

Он становился все более напряженным.

Я ввела в бой своего самого грозного солдата и сказала:

— Ты жалеешь, что встретил меня?

Тишина. Прошла минута, вторая, каждая секунда была более душераздирающей, чем предыдущая.

— Это простой вопрос, Рот. Просто ответь на него.

Он побарабанил пальцами по столу.

— Все было бы проще, если бы мы никогда не встретились. В этом я уверен.

Ауч.

— Но нет, — сказал он и вздохнул. — Я не жалею, что встретил тебя. — не дав мне возможности ответить… да я и не знала, что ему сказать… Рот спросил:

— Я знаю, что ты можешь делать иллюзии и видеть людей. Какими еще магическими способностями ты обладаешь?

Перевод: Скольких людей ты высушила до смерти, Эверли?

Слишком много.

— Пас, — сказала я. Пусть гадает, что еще я могу сделать. Возможно, он начнет бояться меня, как и другие. Тогда дважды подумает о том, чтобы обращаться со мной плохо. А то, что желание рыдать усилилось? Ну и что?

Он выгнул бровь и передвинул одного из своих солдат, интрига вновь зажгла свет в его глазах.

Моя очередь.

— Что ты знаешь о превращении королевы Вайолет из любимой матери в маньяка-убийцу?

Он пожал плечами.

— Она была четвертой женой твоего отца. Трое других не зачали наследника в течение первого года брака, и король их казнил. Всякий раз, когда я посещал Эйрарию или наша семья посещала Севон, Вайолет была тихой и подавленной, напоминая мне вулкан, который вот-вот взорвется. От нее исходило напряжение, и она резко отвечала людям.

— Этот закон — варварство.

— Согласен. С тех пор Вайолет отменила его в Эйрарии, и я так же отменил его здесь.

— Нет, — сказала я, покачав головой. — Я отменила его здесь.

Он ухмыльнулся.

— Да, я слышал о твоей поправке. Женам разрешено убивать своих мужей в любое время, если они будут ими недовольны.

— Что сказать? Расплата — отстой.

Рот слегка улыбнулся, но улыбка быстро померкла.

— Мне пришлось отменить твой закон. Но я отвлекся, — сказал он. — Самые большие изменения в Вайолет произошли после того, как она убила твоего отца. Возможно, потому, что она сделала первый шаг по очень темной дороге.

— Каждое путешествие начинается именно так. Наш выбор определяет нашу дорогу. — намек, намек. «Ты сама идешь по очень темной дороге, принцесса».

Можно ли сказать то же самое обо мне?

— Чем ты увлекалась в мире смертных? — Рот переместил солдата… который затем застрелил одного из моих.

В порыве гнева я чуть не смахнула осколки на пол. Я. Ненавидела. Проигрывать.

— Я ходила на занятия. Научилась танцевать, плавать и фехтовать. Я читала романы и тренировалась в самообороне. Раз в неделю мама заставляла нас садиться перед камином и вязать. Пока я оставалась со своей семьей, я была счастлива. — я бы все отдала за еще один час с моими близкими… ну, хотя бы одну минуту.

Он рассмеялся.

— Я не могу представить спицы в твоих руках… они созданы ни для чего другого, кроме как для нанесения ударов противнику.

— У меня неплохо получается. — я взъерошила волосы. — Я вязала шапку, похожую на мозг, носки, украшенные танцовщицами у шеста, и чехол для парня… ну, ты понимаешь. — мама всегда с ужасом ждала мои работы.

Он снова рассмеялся, но быстро собрался. Неважно. Сила ударила мне прямо в голову. Даже будучи запертой и носящей титул «бывшей мачехи», я влияла на него.

Я передвинула центрального игрока к остальным, чтобы он выполнял роль стражника, и задала следующий вопрос.

— Чем ты увлекаешься?

— У меня нет на это времени. Я провожу совещания, заключаю сделки, препятствую союзу других королевств, обучаю и контролирую споры между гражданами. Раньше мне нравилось собирать пазлы.

— Почему сейчас нет? Они помогали мне успокоиться после долгого дня правления.

Он закрыл глаза, от него исходило восхитительное напряжение.

— Я знал, что ты останавливалась в моей спальне. Твой запах пропитал каждый сантиметр.

Я опять задрожала.

— Не за что.

Он заметил это, и я гадала, что он чувствует по этому поводу. Его глаза пылали жаром.

— К твоему сведению, ты удивила меня. Ты сделала то, чего я долго добивался.

Я еще раз взъерошила волосы.

— Отвечая на твой вопрос, — сказал он, — я перестал собирать пазлы, когда обнаружил, как весело проводить время с девушками.

Я фыркнула.

— Ну, конечно же.

— Ты удивила меня и в другом. Ройцефус зачитал мне стенограммы твоих встреч. Ты мастерски вела переговоры.

Комплимент меня ошеломил.

— Спасибо.

Он усмехнулся, делая следующий шаг. Черт! Он зажал нескольких моих солдат.

Несмотря на успех Рота, он посерьёзнел. Затем мрачно сказал:

— Расскажи мне, колдунья. Нравится ли тебе убивать?

— Нет, — сказала я. — Ты шутишь? Я разделилась на две части, одна половина — горе, другая — печаль. — «слишком много откровенности. Нужно скрывать свои уязвимые места».

Мой солдат выстрелил, убив одного из своих.

— Ты винишь меня в смерти своего отца? — спросила я.

Наступила гнетущая тишина. Затем он сказал:

— И да, и нет.

— Это не ответ.

— Но это единственное, что я могу предложить, — сказал он.

Оказалось, что его ответ был достаточно хорош, чтобы переместить солдата на клетку, только что освобожденную мертвым солдатом, но недостаточно хорош, чтобы сделать ответный выстрел.

— Если бы я освободил тебя сегодня, что бы ты сделала?

Думал ли он над тем, чтобы освободить меня? Надежда горела ярко, одинокая звезда в бескрайней тьме. Такая глупая надежда.

— Я бы вернулась в лес. Мне там нравится. Я бы искала Хартли и преуспела там, где другие потерпели неудачу.

По какой-то причине мое признание разозлило его; он с силой погладил свою челюсть. Он не мог смириться с мыслью, что может меня потерять? Неужели я, даже не попытавшись, поселилась в его голове и теперь живу там бесплатно?

— Твоя мать пыталась убить тебя, — сказал он. — Почему бы не сместить ее и не править Эйрарией?

— Потому что я глупая и все еще надеюсь на примирение? Потому что я люблю Трули? Потому что горожане отнесутся ко мне так же плохо, как и здесь? Выбирай сам. — но… моя жадная сторона все равно хотела это сделать. Сначала мне нужно было взвесить все риски и выгоды. — По твоей логике, я должна забрать Севон у тебя и Фарры.

Вот так просто гнев сменился чувством вины.

У нас был полный багаж, каждое место было забито до отказа.

Я передвинула игрока к пустой клетке, ближе к его линии обороны. Он как завороженный уставился на мои пальцы, и меня охватила какая-то злость.

Я ласково спросила:

— Хочешь прикоснуться ко мне, Рот?

Он громко сглотнул.

— Пас.

Рот уже признался, что думал о нашем поцелуе. Почему бы не признаться в желании большего?

Я поставила своего солдата прямо перед его солдатом. Малыш сделал убойный выстрел, и я ощутила проблеск триумфа. Нужно побеждать чаще.

Рот спокойно воспринял потерю, поглаживая двумя пальцами свой подбородок.

— Ты считаешь себя злой, Эверли?

Это был грубый вопрос, из всех, что я когда-либо слышала.

— Вот что я думаю. Моя мать… женщина, которая меня воспитала… говорила мне, что зло — это знать, что правильно, но все равно делать то, что неправильно. Забудь обо мне на минуту. Вы с Фаррой ведете себя так, будто есть хорошие времена для совершения ужасных поступков… но только для того, чтобы спасти себя. Хочешь не хочешь, но ты оправдываешь свои действия тем, что спасаешь невинных, уничтожая при этом других невинных. Но ведь все ради высшего блага, верно?

— Эверли…

— Нет! Колдунья еще не закончила говорить. — забыв о игре, я огрызнулась, — пока я не оказалась в неприемлемой ситуации, моим единственным преступлением было воровство силы, которую, я знала, ты вернешь. Но я — зло? Потому что у меня в роду есть колдун? Потому что я не согласна с твоими методами и мотивами? Пусть будет так. Если вы герои, то я бы предпочла быть злодеем. Что означает, да. Да, я считаю себя злом. Это значок, который я всегда буду носить с гордостью. — Злая Королева? Полный вперед. — Но я не могу не задаться вопросом, как вы с Фаррой отреагируете, когда все перевернется, и некая колдунья сделает с вами ужасные вещи, чтобы спасти себя или кого-то, кого она любит.

Его лицо стало каменным. Челюсть напряглась, а вены на шее вздулись. Он расправил плечи, словно ставил стену между мной и остальным миром.

Я знала, что достучалась до него.

Наконец, он сказал:

— Фарра росла без матери из-за меня. Потому что я не был достаточно силен, чтобы остановить колдуна. Она несовершенна, да, но то же самое можно сказать и обо всех нас. Мы совершали ужасные поступки, да, но и ты тоже. В глубине души я знаю, что мы все сделаем намного хуже, чтобы защитить тех, кого мы любим… а это значит, что пророчество сбудется. Ты причинишь боль принцессе… на какое-то время. Потом она уничтожит тебя. Я уничтожу тебя. Я не хочу этого, я буду ненавидеть себя, но, в конце концов, добро победит зло.

Как легко он говорил о моей гибели. Я добилась его, но не смогла завоевать.

Изображая уверенность, даже когда меня охватило отчаяние, я сказала:

— Ай-ай-ай. Если ты доверяешь пророчеству больше, чем своему сердцу, то это ты его исполнишь, Рот, а не я.

Загрузка...