Утром следующего дня двадцать четвертого июня на этот раз на другой стене, Азовской, сотни казаков напряжённо всматривались в даль. На горизонте с самым рассветом появились крохотные точки вражеских кораблей. Вместе с поднимающимся светилом вырастали вширь и в высоту грозные турецкие суда. Отсюда, со стены, хорошо было видно, как тяжёлые галеры, опасаясь зацепить дно неглубокого Дона, выстраивались рядами на взморье, а малые вражеские суда мошками сползались с морской волны в Донское устье, выстраивались в колонну и одно за другим неудержимо вваливались в реку, напрягая весла против настойчивого течения.
— Как к себе домой прибывают, чтоб им перевернуться! — сплюнул столетний дед Черкашенин, который тоже, несмотря на слабое здоровье, не усидев в курене, вместе со всеми, хоть, и с трудом, поднялся наверх.
Под синим небом, озаренным на противоположной, восточной, стороне яркими красками рассвета, медленно, но неотвратимо вырастали в размерах припозднившиеся корабли, вслед за мачтами поднимались из ярко-зеленой волны крутобокие корпуса, придавливая тяжёлым днищем встречную донскую волну. Снизу, из толпы, собравшейся между котлов, пирамид с ядрами, бочками с горючей смесью и дровяными кучами, то и дело спрашивали:
— Ну, чего там, скоко их? Все войско пожаловало?
Наверху пытались считать корабли, но каждый раз сбивались. Однако постепенно цифры росли. То крикнут сто, то стопятьдесят, а то уже и двести. Уже горячим утром, когда густокрасное солнце выскочило из-за дальней стены крепости, последний счетовод сбился на двести восемьдесят девяти. И суда продолжали заполнять жуткими буквицами, словно строчку в древней книге, узкую, светлую полоску, соединявшую небо с водой. Первые корабли, а это были шустрые, хорошо знакомые казакам весельные карамурсали, прицелились носами в береговую линию Дона, не приближаясь к городу, верстах в трёх. Подальше от казачьих ядер и пуль. И тут же голос Осипа взревел над Водяной башней, из бойницы которой он и выглядывал:
— А ну, какие лишние, убирайтесь со стены! Пора к бою готовиться.
Народ начал неторопливо, чтобы, не дай Бог, не оступиться, может, в самый важный момент жизни, спускаться по ступеням, съезжать на ногах по земляным накатам. Люди собирались на плоских крышах приземистых турецких мазанок, приклеенных к городским стенам. На некоторых, что повыше, мостили груды ядер и мешки с порохом, вежливо, а когда и не особо вежливо выпроваживая посторонних. Народ не сопротивлялся, казаки и их жёнки живо прыгали на землю, лестницы скрипели и качались под грузом многих людей. Человеческие разноцветные ручейки бойко потекли по узким улочкам крепости — каждый из бойцов знал место, где будет воевать, и теперь спешил занять позицию.
Всё войско — все четыре с половиной тысячи казаков, Осип распределил примерно поровну, на каждую из четырёх стен. Усиленные отряды поставил на угловых и стеновых башнях, откуда тоже выглядывали жерла пушек. Четыре сотни бойцов, в основном необстрелянных парней да мальчишек, приставленных в помощь взрослым, отрядил на работы внизу — подавать заряды, ядра, бадейки с кипятком и человеческими испражнениями, что тоже польются сверху на головы штурмующих. Им же палить костры, таскать продукты из подвалов, кормить закрытых во дворах лошадей и прочую скотину, следить, чтобы не загорелись деревянные постройки города. Дел внизу, на улицах подготовленного к длительной осаде города, хватало всем.
К парням вскоре присоединились и все семьсот женщин — казачьих жёнок, сестёр и сиротинок. Для обеспечения бойцов, растянувшихся двойным рядом на широких, вытянутых неровным прямоугольником стенах, народу не казалось много. Наоборот, Осип переживал, как начнется штурм — успеют ли нижние помощники и бабы своевременно подавать заряды верхним казакам? Да под обстрелом?! Не сдрейфят ли? И тут же откидывал ненужные мысли. Чтобы молодые казачки да казачьи жёнки, да спужались? Да ни в жизнь такого не было! И не будет! И вроде бы всё заранее просчитали, а всё равно что-то беспокоит — сделали ли полностью, что задумали, не упустили ли чего?
Турки продолжали выгружаться. С каждым часом их становилось всё больше и больше, словно огромное разноцветное море выплеснулось на донской берег, заполонив его чуть ли не до окоема. Где была степь чистая, там стали люди многие, что леса темные. Казалось, от той силы и от скока конского земля под Азовом прогнулась и из Дона-реки вода выплеснулась, как в паводок. Ржали лошади, гремели цепи, скрипели колёса пушек и арб, на разные голоса кричали толпы турецкие. Они уже заполнили берег и разливались грозною рекой дальше вверх по реке, тесня татарские орды. Осип, ещё раз вглядевшись из-под ладони на суетящихся вдалеке турок, решил спуститься вниз, намереваясь обойти позиции. Но только сделал несколько шагов по насыпи вниз, как позади на стене вдруг закричали:
— Смотри, чайки[28]!
— Ты глянь, и вправду! Откуда они?
— Запорожцы никак!
— Они, черкасы!
— Атаман! — Иван Косой окликнул обернувшегося на голоса Осипа. — Смотри, что деется. Никак подмога прибыла. Не успеют же.
Осип Петров почти бегом заскочил обратно. Казаки вытягивали руки в сторону устья Дона, оглядывались на атамана.
— Ты посмотри, чё творят!
Уже потом стало известно. Рулевые чаек, внезапно оказавшихся на виду турецких судов, в первый момент растерялись. Многие поднялись на ноги, пытаясь углядеть атамана, сидящего на первом судне. Опытный Андрий Контаренко мгновенно принял единственно верное решение: "Делать вид, что так и должно быть". Команда мгновенно облетела чайки, и запорожцы постарались выполнить её так, как и положено выполнять распоряжение батьки — без сомнения. Вёрткие суда, лавируя меж турецких галер и мелких шпанок, двигались уверенно, не дергаясь и не тормозя. Запорожцы улыбались туркам, некоторые приветливо махали руками. К их счастью, никто из врагов не заметил, как напряжены хлопцы, как гладят ладони приклады заряженных ружей, как хищно рыскают взгляды, высматривая тайные действия неприятеля. Но турецкие командиры так и не вышли из расслабленного состояния, усыплённые небывалой мощью приданного им войска, которому, по их мнению, не рискнут сопротивляться даже дикие казаки.
Наконец, остроносые чайки запорожцев уткнулись в прибрежный размытый песок. Всего в десятке саженях от них качалась на поднятой волне узкая сарбуна, рядком выстроились карамурсали. Рядовые турки в нерешительности поглядывали на выпрыгивающих из лодок запорожцев. А те, продолжая улыбаться, быстро собирались в походный строй. Оружие не доставали. Может, это и сыграло злую шутку с турецкими военачальниками — они долго не могли сообразить, зачем сюда явились эти славные воины. И правда, предположить, что твои извечные враги на твоих же глазах, нагло ухмыляясь, высаживаются на берег, чтобы влиться в ряды осажденных азовцев, буквально между полков сипахов, которые разбирали уставших после дальнего плавания лошадей, — не каждый сможет. Вероятно, кто-то из пашей решил, что с черкасами удалось договориться, и только что прибыла подмога туркам. А что? В этот день несчитанное количество разных языков устраивали лагеря на берегу Дона по призыву славного султана. Почему бы и одной тьме запорожцев не продать своё воинское умение за золотые червонцы? Они бы продали.
А может, турки, с недоумением поглядывая на собирающихся в строй черкасов, мысленно крутили пальцем у виска, договорившись пропустить их, поскольку верили, что те идут на верную смерть. Так чего мешать самоубийцам? Всё равно с ними или без них казачьей крепости осталось жить считанные часы, в лучшем случае дни. Разве устоит жалкая горстка казаков против такой силищи? Можно только догадываться, что пришло в тот момент в сановные головы, обвязанные тюрбанами. Но факт оставался фактом — турки казаков не тронули.
Играла труба, черкасские флаги хлестали и ярились на крепком ветру. На одном стяге плыл по ветру красный корабль, и над ним летали ангелы. На другом — гордый казак с мушкетом на плече строго смотрел на столпившиеся рати врагов, словно говорил: "Ужо я вам!" Запорожцы, будто подражая гербу на флаге, закинули ружья на плечи, и только широченные шаровары захлопали на ветру, когда они мощным шагом двинулись к крепости.
"Под тысячу, мабудь, чуток меньше — мельком отметил для себя Осип Петров. — Неужто пройдут?"
Турки, окружали их со всех сторон. Явно не ожидавшие такого напора и наглости, они невольно расступились перед русскими богатырями. Некоторые даже отбежали в испуге подальше. Черкасы, не обращая внимания на врагов, смотревших на них во все глаза, но ничего не предпринимавших, невозмутимо шагали к городу. Со стен им уже махали казаки, летели ободряющие крики. Осип бросился вниз. Надо открыть ворота!
Но его опередили. Три неразлучных Ивана: Подкова, Утка и Босой, дежурившие у выхода, сноровисто распахивали тяжёлые створки. За их спинами быстро росла толпа любопытных. Осип, расталкивая плечами казаков и жёнок, выбрался под арку, выводящую за ворота. Донцы уже толпились перед стенами. Щурясь на яркое утреннее солнце, поднимающееся за рекой, они с тревогой разглядывали быстро приближающихся черкасов. Уже видны были усмехающиеся лица их, покачивались в такт шагам длиннющие усы, скрывая радостные улыбки. Некоторые запорожцы засунули шапки за широкие кушаки, и на ветру взлетали флажками их длинные оселедцы на выбритых головах. Музыканты, прячась в глубине строя, наяривали что-то весёлое, боевое. Вот они вышли из окружения турок, так и не решившихся напасть на отчаянных храбрецов. Им оставалось пройти саженей сто.
Неожиданно за спиной атамана застучали сотни сапог, и мимо Осипа бегом проскочили вооружённые казаки. Впереди всех мчались близнецы Лукины. Оба сжимали ружья. Весело скалясь, что-то кричали товарищам. Атаман сразу понял: решили встретить своих братьев за воротами и в случае чего прикрыть огнём. Осип, не задумываясь, присоединился к ним. И так быстро рванул, что моментально догнал братьев.
— Атаман, — узнал его Борзята, — давай встречу организовывай, царскую…
Черкасы, нахально ухмыляясь, приближались широким шагом. Яркие солнечные лучи просвечивали плотную ткань разноцветных знамен. Их не преследовали. Не добежав до запорожцев с десяток саженей, донцы остановились. Замерли и запорожцы. Вперёд выступил Осип. Навстречу ему шагнул плечистый чаркас в широких шароварах с двумя пистолетами за кушаком. Атаманы степенно приблизились друг к другу. Осип раскинул обе руки. Товарищ его тоже раскрыл объятия. Позади у крепости закричали:
— Любо! Любо запорожцам!
Черкасы отвечали своим громогласным: "Любо!"
Атаманы трижды расцеловались.
— Рады вам. — Осип, не выпуская товарища из рук, чуть отстранился, рассматривая его. — Уже и не ждали.
— Как же мы могли пропустить такое славное дело? Клятву же давали. Так это, значит, ты, Осип?
— Я, а то кто же? А тебя как кличут, извиняй, не признал?
— Андрий Контаренко я. Вместе с вами брал Азов четыре лета назад, — ответствовал черкасский атаман и оглянулся. — Ну, в дом-то нас пустят али как? А то уж больно зрителей турецких много собралось.
Осип, смущённо хмыкнув, посторонился:
— А ну, заходь, братцы. Как мы вам рады-то…
Турки, и правда, начали собираться большой толпой, в основном чёрные, работные, но уже мелькали среди них и красные кафтаны янычар, и даже расписной халат какого-то важного начальника. Он громче всех и кричал, показывая пальцем на распахнутые ворота крепости. Похоже, хотел выиграть осаду нечаянным нападением. Среди турок, однако, желающих прямо сейчас броситься на казаков не находилось. Хотя станичники понимали, это лишь вопрос времени: вот-вот придут в себя, и тогда остановить их будет непросто.
Казаки, не желая больше испытывать судьбу, торопясь, влились в арку ворот. Створки с грохотом захлопнулись.
За стенами крепости запорожцев встречали уже и остальные атаманы. На шум прибежали Тимофей Яковлев и Иван Косой. Целования и обнимания продолжились в окружении всё увеличивающейся толпы улыбчивых казаков. Донцы буквально атаковали запорожцев. У многих оказались среди них знакомцы по старым делам. Валуй толкнул в бок Борзяту:
— Вон того казачину видишь?
— Этого, высокого? Кого-то он мне напоминает.
— И мне тоже, кажись. А ну, пойдём, всяко-разно поближе глянем.
Лукины с трудом пробились сквозь бушующую толпу к высокому, стройному черкасу в ярко-зелёном кафтане и шапке с откинутым красным треугольником, окружённому товарищами. Он оглядывался по сторонам, словно кого-то отыскивал глазами. Но смотрел в другую сторону. Борзята, подобравшись сзади, от души хлопнул запорожца по плечу:
— А ну, сдавайся, хлопец.
Тот резко развернулся, и глаза округлились. В следующий момент он подхватил Борзяту, приподнимая над землёй:
— А вот теперича не выпущу.
— Серафимка, — выдохнул Лукин, удавишь ведь, чёрт.
Подскочивший Валуй крепко обнял сразу обоих:
— Пущай брата, ирод. Понабрался силушки на запорожском сале-то.
Серафим легко отпустил Борзяту и, засмеявшись, тоже обнял двоих:
— Живы, головастики. А я знал, что вас ни пуля, ни сабля не возьмёт.
Из-за спин донёсся удивленный оклик:
— Серафим! — Это Космята узнал в здоровом казаке старого друга. — Держите его, братья, а то убигит.
— Я от вас теперь никуда не денусь. — Черкас снова раскинул руки, принимая в объятия Космяту.
Вскоре донцы и запорожцы так перемешались, что разделить их, казалось, будет невозможно. Вся небольшая площадь перед воротами запрудилась народом под завязку. Гвалт стоял, словно в первый день открытия Сорочинской ярмарки. И те и другие радовались, как дети. Одни потому, что запорожцы, сдержав слово, пришли помочь товарищам при первой же их просьбе, вторые, что удалось не нарушить обещание и попасть в осажденную крепость, несмотря на тысячи турок, заполонивших подходы к берегу.
— Сколько вас? — наконец, отбив атамана черкасов у приковылявшего последним деда Черкашенина, поинтересовался Осип Петров.
Тот обтёр порядком обслюнявленные усы:
— Семьсот семьдесят девять. Все, шо смогли вырваться. Лях нас больно уж сильно придавил.
— Ай молодца! — Осип снова не сдержал восторга. — Как вы через воргов-то прошли, как сабля сквозь песок!
— Да они просто растерялись от нашей наглости.
Вокруг засмеялись:
— Точно.
— Не ожидали такого-то.
— А запорожцы, вот же бедовые!
Яковлев чуть оттеснил Осипа:
— Петров, ты совсем атамана замучил. А ему, наверное, отдохнуть с дороги хочется. И черкасы его устали. Такой путь преодолели!
— Ну, разве что поесть немного охота. А так не отдыхать мы сюда пришли, а воевать. А для этого дела у нас силушки хватит. Кстати, сколько вы тут ворогов-то собрали? Поди, туречина целиком приплыла?
— А нехай хоть все бусурмане со всего свету соберутся. Нам, десятком тыщ больше, десятком меньше — без разницы. А всё ж хотя бы умыться с дороги надо запорожцам, — Фроська Головатый потянул Андрия за рукав. — Собирай хлопцев, пошли до кухни доведу.
Тот вытянул шею, выглядывая товарищей:
— Запорожцы, а ну, в кучу собирайсь. На обед казаки приглашают.
Черкасы зашевелились, затолкались, пробираясь к атаману. Казаки, чтобы не мешать, разбредись по своим местам, оживлённо переговариваясь. И то верно, друзей встретили, пора уж и на позиции. Что там турка давно не слыхать? Может, чего задумал нехорошего, вражина.