Азов. За други своя

Глава 13

Дождались полной темноты. Месяц, поглазев немного на сотворённое человеком смертоубийство в устье великой реки, не вынес страшного зрелища, и половинка золотой чаши, словно отрезанная казачьей саблей, скрылась за проплывающей тучей. Казаки мысленно поблагодарили царицу ночи, им лишний свет сейчас только мешать будет. Наум Васильев замыкал колонну, ему следить, чтобы никто не потерялся и не отстал: в темноте всякое могло случиться. Михаил Татаринов, возглавивший вылазку, последний раз проверил заряженные пистолеты. Осип Петров, провожавший казаков, что-то тихо наговаривал ему. Перед тем как выходить, кто-то из казаков забрался на тумбу у ворот и ещё раз смазал маслом огромные петли. Беззвучно подняли мощный засов, и тяжёлая створка мягко поплыла, открывая проход.

Пять сотен рыскарей, вытянувшись в цепочку, осторожно потянулись в образовавшуюся щель. Три крепких, широченных бойца, Валуй узнал среди них двух братьев — Тимоху и Корнилия Зимовеевых, третьего не разглядел, с натугой подняли мостки из неоструганных плах. Приседая от тяжести, тянулись с ними в ворота, за стену. Там с помощью ещё нескольких казаков задрали мостки кверху. Тимоха упёрся ногами в один край, установленный на попа, второй медленно опустили на верёвке на ту сторону рва. Идти в темноте по разбитым турецким заплотам, накиданным в ямы, азовцы не решились. Можно и покалечиться.

На той стороне за валом сразу разбежались по сторонам. Пригибаясь, а то и вовсе падая на землю. Главное — не скучиваться — врагу толпу разглядеть легче, даже в самой непроглядной темноте. Когда за спиной мостки втянулись обратно, и створка ворот тихонько закрылась, казаки рванули в сторону турецкого лагеря.

Темнота казалась живой. Сотни или даже тысячи тел немцев и чёрных мужиков усеивали землю. Турки утащили только янычар, краснокафтанников под ногами не встречалось. Лучших воинов империи торопились похоронить до заката. К лучшим и после смерти отношение другое. До остальных, которые мясо, руки не дошли. Просто не успели, хотя заметно было, старались, и большая часть турецкого народу легла в землю по обычаю. Сейчас в поле оставались только бедные мусульмане да христиане, в основном латники, немцы. Этих тоже вытаскивают, но не так спешно. Работы у турок тут на пару дней. И то, если казаки позволят. Со стены шрапнелью можно ещё много среди таскателей нащелкать.

Вокруг трупы и трупы. Лишь некоторые ещё дышали. Кто-то слабым голосом окликнул проходящего мимо Власия Тимошина на незнакомом языке, и тот немедля махнул на голос саблей:

— У, немчура. В другой раз не полезешь на казаков.

Валуй, пробегавший по соседству, мысленно похвалил товарища. И снова всё внимание под ноги. Вовремя. Двухсаженная яма выползла внезапно и оттого напугала. Чуть не провалился. По её краям валялись куски тел, что-то скользкое попалось под сапог, и Лукин, догадываясь, что это может быть, поморщился, оттирая подошву.

На правом фланге тревожный крик турка невидимым дротиком пронзил притаившуюся ночь и следом над землёй пронёсся утробный стон. "Похоже, началось". Казаки ускорили шаг. И тут навстречу выскочили первые враги в тёмных зипунах. Чёрные мужики! Они торопились на крик, но оказались не готовы встретить казаков, да ещё и так близко. Короткое замешательство помогло азовцам расправиться с врагами почти без шума.

Раненый турок, только что лежавший на животе, вдруг сел в двух локтях от Валуя. Потряс головой, узнавая спешащих мимо, словно тени, азовцев, и тело само дёрнулось в сторону. Пугаясь, он пополз. За ним потянулась, словно чужая, негнущаяся нога. Голова глухо шлёпнулась на землю, опередив тело.

Это махнул Борзята. Не останавливаясь, он проскочил мимо. Валуй, узнав брата, припустил следом. Закричали, засполошничали на левом фланге. Ударили сабли, грянули один за другим два выстрела. Можно не хорониться — казаки рванули врыски.

А вот и основные силы. Сотни фигур замерли в полупозах, в каких их застали рыскари. Обернувшись на звук, они поводили головами, прислушиваясь, вместо того чтобы начинать двигаться, то ли навстречу, то ли убегать. В любом случае шансов выжить было бы больше. Но враги, одетые в разномастные зипуны, будто ждали, когда их начнут убивать. Не умеют они биться в темноте, слепые, как котята. Конечно, это не элита султана, отвоевавшая для него полмира, чёрные мужики, но всё-таки на войне они или где?

Впереди по всему пространству лежали и сидели раненые. Вокруг сновали лекари. И они тоже до последнего не видели гостей, несущих погибель. Казаки набросились на врагов с холодной уверенностью, расчетливо и умело. Закричали погибающие под острыми клинками враги. Большинство бросилось бежать, роняя оружие и шапки. Казаки не ожидали такого подарка от врага. Готовились к крепкой сече, а тут… Углядев тикающего врага, обрадовались. Теперь уже с воплями, стараясь нагнать побольше страха, они продвигались в глубь турецкого лагеря, почти не встречая сопротивления. К тому времени, когда враги смогли хоть как-то организоваться, под ноги азовцам упала не одна сотня тел.

Постепенно сопротивление нарастало. Турки отошли от первого замешательства. Там, в глубине темноты какой-то чорбаджи[48] свирепо кричал на бегущих воинов, и, похоже, ему удалось остановить-таки паническое отступление. В разрывах мечущихся факелов замелькали красные кафтаны янычар. Опомнились, гады! Казаки достигли окопов. Валуй спрыгнул в траншею прямо на голову турка, нож сам прыгнул в ладонь. На него бросились с двух сторон, но на врагов разом свалились товарищи — в темноте не видно кто — и турки захрипели под ними. Развернувшись, азовцы бросились по окопу в разные стороны, а Валуй выскочил на отвал земли. И чуть не напоролся на набегающих янычар. Их было больше пяти, точнее сосчитать не успел. Взвизгнула сабля, первый проскочил мимо Лукина, но без головы долго не побегаешь — тело завалилось на спину. Второго сбил с ног пистолетным выстрелом. На остальных накинулись подоспевшие казаки.

— Что ж ты, Валуйка себя не бережёшь? — Сотник узнал голос Космяты.

— Так, я же знал, что вы следом.

— Не отрывайся. А то потерям друг друга.

— Добре. И ты рядом держись.

— Рядом они, — проворчал кто-то невидимый голосом Пахома Лешика. — Я чё, парень за вами носиться?

Валуй невольно хмыкнул. Хотел сказать что-то вроде: если тяжко, то не носись. Но передумал. Негоже ближним друзьям, пекущимся о нём, пуще, чем о родне, выговаривать. Космята пригнулся, что-то высматривая на дальнем краю поля. Валуй понял, друг увидел в стороне огонёк костра и, похоже, наметился туда.

— Куда ты? До него сотни две сажени. Не успеешь.

— Я? Не успею? Не бзди, Валуйка. — Выпрямившись, Космята, словно ночной тать, растворился в темноте.

Лукин мысленно махнул на него: этот не пропадёт. И не в такие засады забирался. Снова набегали янычары. Теперь их было так много, что и не сосчитать. Валуй и не стал. Сколько б ни было, а кучей не нападут. По одному или даже по два он с ними справится. Лишь бы сил хватило, а то после дневного побоища так и не отошёл полностью. Слабость нет-нет да накатывала, заставляя крепче сжимать зубы и оружие.

Он поднял саблю, взгляд нашёл на земле вторую, турецкую. Шагнул скользяще, врезаясь в толпу янычар, запели знакомую и страшную для врага песню колоброды[49]. Воздух посвистывал, заплетаясь в смертельные восьмёрки и круги. Янычары словно напарывались на невидимый вихрь, тела падали, не успевая сообразить, что произошло. Летели в стороны ноги, руки, рассекались головы. Валуй махал, как заведённый. Рядом с каждым ударом ухал филином Пахом, кряхтели, опуская сабли, товарищи. Упал в стороне казак, его прикрыл собрат, подставил под уже занесенный удар клинок. И тут же с резким выпадом вонзил в живот врага нож.

Впереди загудел тревожный рог, его поддержал ещё один, закричали на разные голоса в темноте — турки поднимали всеобщую тревогу.

— Отходим! — Голос Татаринова вроде и негромкий, но услышали все.

Валуй, неожиданно получивший передышку, быстро оглянулся по сторонам. Рыскари добивали последних. Освободившиеся подбегали к ним — подсобить. Остальные начинали понемногу пятиться. Сосед спиной назад тянул за собой товарища, безвольно волочившего руки по земле. Лукин кинулся к нему. Под ноги попалось чья-то голова, нога чуть не поехала в луже крови. Стряхнув с подошвы что-то склизкое, Валуй подхватил раненого под другую руку. Быстро поднял глаза, узнавая низенького казака, напрягавшего последние силы, чтобы поднять станичника, — Друнька Милыпа. Тот молча перестроился и вместе дело пошло быстрее.

— Кого ранило? — спросил на ходу.

— Не знаю. Не разглядел.

Валуй опустил голову. И то верно, какая разница. Главное, что казак, а кто таков — после разберёмся.

Рыскатели организованно отходили. Наум, ткнув пальцем в ближайших казаков, кивком головы отправил их прикрывать отход. Те тоже молчком, пригибаясь, побежали в сторону вражеских окопов — занять подходящую позицию. По пути рыскари хватали все, что можно унести: рога с порохом, мешочки с пулями, щиты, луки, завалявшееся седло и, самое главное, оружие. Некоторые так обвешивались вражескими ручницами и саблями, что еле передвигали ноги. Валуй по пути изловчился подхватить с лежащего навзничь янычара саблю, у другого вырвал из сведённой руки топор — в хозяйстве пригодится. Мильша тоже не терял времени даром, хоть и одной рукой, но и он вооружился неслабо. Удивительно, но янычары не преследовали. Скорей всего, опасались попасть в засаду. И совершенно справедливо.

Тащить раненого, да ещё и беспамятного, нелегко, силы, совсем не беспредельные, быстро заканчивались. Валуй терпел, стараясь не обращать внимания на слабеющие ладони и подгибающиеся колени. А вот Друнька, казалось, вообще не ведал усталости. То и дело он наклонялся, чтобы подхватить что-нибудь с земли. Лукин под ноги уже почти не смотрел — дойти бы, ни на какие другие мысли сил не оставалось. И когда впереди вырос мрачным уплотнением в темноте огромный вал у стены, он облегчённо вздохнул.

Перебравшись за стену, атаманы, лишь дав коротко перевести дух, объявили построение. Но не так-то просто выбраться из рук жёнок, встречавших победителей за воротами. Красава высмотрела в свете факелов лицо Космяты. Валуй удовлетворенно мыкнул: "Я знал, этот не затеряется". Подскочила, расталкивая азовцев. Никто не обиделся. Пахом только проворчал благодушно: "Ох, бисова жёнка".

Марфа спешно подошла к Валую и замерла, стесняясь. Он сам приобнял её одной рукой. Второй все ещё придерживал раненого. Девушка глубоко вздохнула и шмыгнула. Варя, юркой змейкой проскочив между казаками, с разбегу бросилась к своему мужчине — Борзяте. Тот, радостно усмехнувшись, застыл столбом: обвешанный оружием и пошевелиться толком не может. Следом мелькнул подол Дуни — Дарониной жёнки. Толмач тоже где-то здесь. А вот он, уже машет рукой ненаглядной. Три девицы, они теперь и ходили рядком. Молодухи, одного возраста. Подружиться сам Бог велел.

Встречал и Василёк. Подобравшись к брату и дождавшись, когда он передаст раненого товарища в руки лекарей, немного стесняясь, обнял Валуя. Марфа чуть остранилась, позволяя и другим порадоваться возвращению милого. Старший Лукин даже растрогался. И только Василёк отстранился, как Красава, оставив Космяту, подскочила к ним и тут же оставила звонкий поцелуй на заросшей щеке сотника. К родственникам добрался Борзята с подругой, и обнимания продолжились. Кое-как женщин успокоили, упросили подождать — дело-то ещё не кончено.

По одному приближаясь к назначенному месту, скидывали добычу — завтра разберут. Кто-то из станичников поднял и расправил чёрное турецкое знамя. Валуй узнал бойкого Петра Кривоноса — пластуна.

— Это что у тебя тако?! — раздался голос Татаринова. — Это же главное султанское знамя. Как сумел?

Петро полыценно улыбнулся:

— Сумел вот.

— А ну, дай сюда. — К ним быстрым шагом приблизился Осип Петров. — Я его себе под ноги у стула постелю.

— Лучше при входе в штаб вместо дерюжки, — подсказал Петро, вручая атаману знамя.

Казаки одобрительно зашумели. Кто-то предложил использовать его в уборной. И это предложение пришлось по вкусу. Осип хмыкнул, но решения не поменял. Потом видели: так и лежало знамя под ногами у стола в штабе.

Смешливо толкаясь, перед воротами на площадке выстроились в круг. Быстро перекликнулись, десятские, проверив своих, доложили сотникам. Те крикнули потери. В строю не оказалось двенадцати. Могли в темноте налететь на нож или саблю, а соседи не углядели. Семерых погибших вытянули с собой. В том числе и того казака, что приволокли Мильша и Валуй. Он умер уже на руках знахарей. Из более чем двух десятков раненых лишь четверых пришлось выносить с поля, остальные вышли своими ногами. Всех без разбору отправили в лекарню, расположившуюся в землянках неподалёку.

Когда народ начал расходиться, Космята придержал Валуя за руку:

— Погодь, атаман, дело есть.

Валуй невольно поморщился. Ну какое дело? Сил осталось только до щели добраться. Уже хотел послать друга куда-нибудь не сильно далеко, чтобы не обиделся, но в последний момент вспомнил, что он атаман, а атаману не дело — настроение показывать. Валуй сдержал раздражение.

— Что такое?

Космята молча потащил друга, за которого так и держалась Марфа, в закуток, где, на его удивление, их уже поджидали братья, Дароня и жёнки. Валуй непонимающе огляделся. Борзята пожал плечом, мол, сами не понимаем.

— Смотри, чего нашёл. — Космята наклонился к свёртку, лежащему на земле и, придерживая одной рукой факел, второй откинул полу зипуна, в который было что-то завернуто.

Потянуло жареным мясом, и глазам Лукина предстала тушка барана в золотистой корочке. Он невольно сглотнул, только сейчас понимая, что голоден, как волк, — с утра крошки во рту не бывало.

Борзята закинул руку на затылок:

— Ух ты, где взял?

Дароня тронул рукой:

— Ещё горячая.

— У турка позаимствовал, — блеснул зубами Космята.

— Как это, позаимствовал? — Присев, Василёк отхватил кусочек ножом и закинул в рот. — Вкусный. Попросил, что ли?

— Ну, почти. Пошёл же на костерок, что в стороне горел. — Он поймал взгляд Валуя. — А там татары сидят, чего-то аппетитное на вертеле крутят. Сами оглядываются, бормочат испуганно, но туркам на помощь не бегут. Видно, барана жалко оставлять, кругом же бусурмане — для них своровать, что нам перекреститься. Я как гаркну: "Ура! Казаки, окружай их". И стрельнул для пущего страху. Они так драпанули, что я, даже если бы захотел, не догнал. Вот те крест. — Космята широко перекрестился.

Казаки гоготнули. Валуй засомневался:

— Так прям и побежали?

— Ну да, я что, врать буду? — Он упер руку в бок. — Вы это, долго меня пытать будете? Не хотите, я могу и назад отнесть.

— Вот ещё. — Красава отстранила казаков. Закинув полу назад, с натугой подхватила трофей. — Айда к костру, мясо к каше само то будет.

Василёк забрал у сестры барана:

— Я донесу.

Она не стала сопротивляться:

— Неси, коли хочешь.

Валуй окликнул Василька:

— Где эти осколецкие парни, знаешь?

— Конечно, знаю.

— Их тоже позови.

— Хорошо.

— Земляки мои нынче здорово воевали, скажи, Валуйка? — Космята чуть улыбнулся.

— Отчаянные хлопцы, всяко-разно ничего не боятся.

Польщённый похвалой земляков, Степанков разулыбался шире.

Одним движением закинув зипун с мясом за спину, Василёк пошагал вперёд. Компания поспешила следом.