Но этого не произошло, и каждое утро, когда она просыпалась и слышала, как молодая мама на кухне готовит завтрак, еще одна маленькая частичка ее души умирала.
Она заставляла себя оставаться сильной ради мальчиков, хотя они не выглядели такими опустошенными, как ей казалось. Брэдли, особенно Брэдли, был очень близок со своим отцом, и хотя и он, и его брат рыдали, услышав новость, и плакали во время похорон, сейчас они почти пришли в себя. Возможно, такова природа детей, подумала она, но хотя она завидовала мальчикам, имеющим такой механизм выживания, часть ее негодовала на них за это. Их папа умер, и Бенджамин заслуживал более долгого и глубокого оплакивания, чем они, похоже, были способны дать.
В месячную годовщину авиакатастрофы Глория вернулась домой с работы, чувствуя себя особенно подавленной. Весь день она просидела за окошком регистратуры, глядя на комнату ожидания, где она впервые встретила Бенджамина. Не помогло и то, что в тот день был всего один пациент, что давало ей слишком много времени для размышлений. Но она надела счастливое лицо, или самое счастливое лицо, которое только могла изобразить, прежде чем войти в дом. Брэдли и Лукас сидели на противоположных концах обеденного стола и делали домашнее задание: Брэдли заполнял лист по математике, Лукас раскрашивал карту Европы. Она поздоровалась с каждым, проверила, чем они занимаются, а затем пошла на кухню, где ее мама готовила свой фирменный мясной рулет.
Она всегда ненавидела мясной рулет своей матери. Но в слух об этом не говорила.
Глория подошла к холодильнику, откуда достала и открыла банку "Доктора Пеппера". Она предпочитала банки пластиковым бутылкам, потому что слегка металлический вкус заставлял ее пить меньше.
— Мама? — сказала она. — Разве мы не разогревали "Доктор Пеппер" на Рождество? Или это была кола?
Она прекрасно знала, что во время праздников ее детства мама наполняла кастрюлю "Доктором Пеппером", нарезала лимонные дольки и клала их в напиток, оставляя его греться на весь день, но она взялась расспрашивать маму о мелочах из прошлого, пытаясь поставить ее в тупик. Пока что ее мать прошла все тесты.
— Горячий "Доктор Пеппер" с лимонными дольками! — сказала ее мама. — Точно! Я совсем забыла об этом! Хочешь, я разогрею немного для мальчиков? Уверена, им тоже понравится.
— Нет, все в порядке, — сказала Глория. — Думаю, не стоит. Мы не любим, когда они пьют сладкие напитки. Это вредно.
Мы.
Она все еще думала в терминах "мы", когда теперь было только "я". Но было нелегко выбросить из головы всю жизнь, особенно ту, которая была разбита вдребезги и навсегда изменена в ходе одного телефонного звонка. Она села за кухонный стол. Ей казалось, что ей нужно что-то сказать матери, но она никак не могла понять, что именно.
Глория почувствовала руку матери на своей обнаженной руке.
— Ты хочешь убежать?
Она испуганно вскинула голову.
— Что? Нет!
— В этом нет ничего необычного. Много раз я хотел убежать, оставить тебя и твоего отца и начать все сначала в новом месте.
— Ну, ты, конечно, начала все сначала, — с горечью сказала Глория.
— Это совершенно нормально — хотеть начать все с чистого листа там, где тебя не знают. Ты можешь это сделать, если хочешь. Я позабочусь о мальчиках.
Глория почувствовала нежелательное покалывание в позвоночнике.
— Нет, — сказала она. — Я бы никогда не оставила мальчиков. Я никогда даже не думала о том, чтобы бросить мальчиков. Это бред!
Мать похлопала ее по руке — старушечий поступок, хотя они выглядели почти ровесниками.
— Конечно, конечно. Как скажешь.