Бентли Литтл, Глория

Глава двадцать девятая

Они жили в военное время. Глория не знала, кто воюет и как давно это происходит, но улицы Бреа были изрыты взрывами, а то, что раньше было университетом, представляло собой лишь массивные груды стали, стекла и бетонных обломков. Автострады больше не было, только разрушающиеся цементные пилоны указывали на то место, где когда-то поднятое шоссе пересекало восточную половину города. В их доме — если его можно было назвать домом — отсутствовала часть крыши, которая теперь была покрыта синим брезентом, а в наружной стене гостиной была огромная дыра, также покрытая брезентом. У них не было ни электричества, ни водопровода.

Она нашла Бенджамина и их четверых детей, сидящих на заляпанном диване, Бенджамин читал детям книгу доктора Сьюза. Двое старших мальчиков уже давно прошли стадию доктора Сьюза, но без радио, телевизора или интернета, чтобы развлечь их, они слушали "Если бы я управлял зоопарком" с таким же восторгом, как и их младшие сестры.

Глория пошла за водой в соседний дом. Каким-то образом наружный кран Янгсов все еще работал, хотя вода из него была ржавого цвета и не пригодна для питья. Они использовали ее для смыва в туалете, а пили только то, что могли найти в запечатанных бутылках или банках. Она вернулась в ванную, опорожнила два галлоновых кувшина, которые несла в бачок унитаза, и вышла обратно в гостиную. — Твоя очередь, — сказала она Бенджамину. — Нам хватит на вечер и завтрашнее утро.

— Не беспокойся милая, как только мы закончим здесь, я займусь этим.

Он положил свою винтовку на стол перед диваном, хотя знал, что ей не нравится, когда оружие находится так близко к детям. Должно быть, он что-то увидел или услышал, когда отправился на разведку, и ее мышцы напряглись, когда она вспомнила, как в последний раз отряд прошел по их улице, уничтожая Лиасов, прежде чем беспилотник помог соседской милиции расправиться с ними.

Они поменялись обязанностями. Глория теперь читала детям "Книгу сна", а Бенджамин пошел в соседнюю комнату за водой. Сверху до нее донеслось жужжание беспилотника — одного из их, как она надеялась, — а откуда-то не слишком близко и в то же время не слишком далеко донесся жестяной звук официального объявления, передаваемого через динамики бронетранспортера. Она надеялась, что их не собираются эвакуировать снова. На этот раз они могли вернуться и обнаружить, что их дом полностью разрушен.

Позаботившись о воде, Бенджамин подал ей знак, закрыв и забаррикадировав входную дверь.

— Нам с мамой нужно поговорить минутку, — сказал он. — Брэдли, присмотри за Люком и твоими сестрами.

Мальчик кивнул, и Бенджамин повел Глорию в ванную, делая вид, что им предстоит важный разговор, но как только он закрыл за собой дверь, он спустил штаны и сел на закрытую крышку унитаза. Он уже был возбужден а его член эрегирован, и она молча сняла свои грязные штаны и трусики и села на него. Минута или две глубоких быстрых толчков, и они закончили, молча одеваясь, прежде чем отпереть дверь. Они улыбнулись друг другу, и эта улыбка чуть не разбила ей сердце. Здесь, в этой невозможной ситуации, в этом адском месте, все еще цвела нежность, и Глория начала плакать, не о себе и даже не об их детях, а о Бенджамине, который заслуживал лучшего, более счастливого существования.

Она услышала далекие звуки выстрелов, за которыми последовал обескураживающий громкий взрыв. На диване дети прижались друг к другу, все, кроме Брэдли, закрыли глаза и заткнули уши. Он обхватил их руками, стараясь быть сильным, и у нее екнуло сердце: они с Бенджамином сидели по разные стороны дивана, как дозорные, охраняя маленьких подопечных.

Она пыталась вспомнить, кто и почему воевал, но война шла так долго, что она не могла вспомнить. Быстрее всего Россия напала на штаты.

Только это было не совсем так, не так ли? Ведь на самом деле она пробыла здесь не так уж долго. Несмотря на воспоминания об этом месте, она только что пришла, и появилась с определенной целью. Она посмотрела поверх голов детей на Бенджамина, который, казалось, погрузился в раздумья. В кои-то веки ее настоящие воспоминания были целы, если не все, то, по крайней мере, большая их часть, а это означало, что Глория знала, что происходит. Она могла не знать, что именно происходит в плане войны и этого конкретного мира (реальности) в которой оказалась, но она знала правду, стоящую за этим существованием, понимала истинную причину, почему она здесь. Хотя она ни в коем случае не была экспертом, она имела смутное представление о теории струн и концепции мультивселенной. Независимо от того, применимо это или нет, Глория знала, что этот мир стал таким только потому, что были приняты определенные решения, сказаны определенные слова, предприняты определенные действия. Если бы здесь было принято другое решение, произнесено другое слово или предпринято другое действие, все было бы по-другому, в малой степени, а может быть, и в большей. В жизни, во времени были поворотные точки, и, учитывая то, кем она была и что могла сделать, если бы она смогла найти одну из таких точек и сделать зигзаг вместо прямой линии...

Она может изменить ход повествования. Вернуть сбитых с пути людей на эту самую прямую линию.

Как она это сделает, Глория не представляла.

Но она намеревалась выяснить это.

****

На следующее утро, после холодного завтрака из черствого хлеба и пыльной бутилированной воды — того же, что было на ужин, — семья отправилась на поиски еды. На Имперском шоссе женщины плакали на улице. Один старик оплакивал членов семьи, которых он потерял. Другие бродили, как заведенные, пытаясь найти предметы первой необходимости. Глории показалось, что она должна начать искать способ вырваться из этого существования и изменить эту реальность. Она вспомнила, как в другом месте, в другое время присутствовала на празднике, где они с Бенджамином внезапно и необъяснимо подверглись нападению своих друзей. Ей нужно было найти что-то подобное сейчас, случай, когда может произойти непредвиденное, когда она может стать той, кто сдвинет события в другую сторону.

Глория почувствовала, что ее дергают за руку, и, оглянувшись, увидела Джин, которая смотрела на нее сверху.

— Мне нужно в туалет.

Люк разочарованно покачал головой.

— Ты должна была сходить дома до нашего отъезда, — сказал он сестре.

— Но мне больше нравится туалет в магазине! Он все еще работает как надо!

Они не собирались заходить в "Альбертсон". В продуктовом магазине давно все разграбили, но Джин была права: когда они заходили туда в последний раз, в туалете еще текла вода. Возможно, это хорошая идея для всех них сходить в туалет, рассуждала Глория. Это избавит ее и Бенджамина от необходимости таскать кувшины к крану Янгов, который, вполне реально, мог отключиться в любой момент, оставив их без воды.

Как только они вошли в затемненный супермаркет, Глория почувствовала, что что-то не так. С одной стороны, они казались единственными в здании, что было странно, потому что это было не только идеальное место для сквоттеров, но и с работающей ванной, что должно было создать огромную очередь. Однако они были одни, и воздух казался странно тяжелым, почти жидким, когда они шли вперед.

Она взглянула на Бенджамина, чтобы узнать, чувствует ли он это тоже. По его выражению лица Глория поняла, что да, и уже собиралась сказать всем, что им пора уходить, когда Джин отпустила ее руку, вырвалась и побежала по первому проходу к туалетам в дальнем конце.

— Джин! — позвала она, но ее голос не проникал далеко сквозь густой воздух, и она поспешила за дочерью, увещевая остальных: — Идем!

Здесь было гораздо темнее, чем в передней части магазина, где были окна, и она была удивлена, что ее дочери хватило смелости бежать через мрак в одиночку.

Она последовала за Джин в ванную комнату, в которой, к счастью, был непрозрачный люк, позволяющий видеть, что происходит в замкнутом пространстве. Джин уже стояла в ближайшей из двух кабинок, и Глория готова была накричать на нее и прочесть нотацию за побег, как вдруг ее обдало едким зловонием воздуха. Она увидела, что кран в раковине работает, и из крана течет отрава для клопов, ее резкий химический запах почти не ощущался в замкнутом пространстве.

Глория открыла дверь ванной и сказала Бенджамину:

— Стой где стоишь, — в то время как она сказала Дженни: — Убирайся отсюда, сейчас же!

— Я почти закончила!

— Сейчас же! И не смывай! Разве ты не чувствуешь запах этого яда?

При слове "яд" Джин вскрикнула и выскочила из кабинки, на ходу натягивая штаны.

Глория вытолкала ее из туалета, и Бенджамин закрыл за ними дверь.

— Господи, — вздохнула Глория. — Пронесло...

С другой стороны здания, где-то за самым дальним проходом, доносилось высокочастотное рычание. Оно было не постоянным, и то затихало, то пропадало и снова набирало обороты. Все шестеро стояли и смотрели друг на друга. Глория понятия не имела, что могло издавать этот звук, да и не хотела выяснять. Все, чего она хотела, это чтобы ее семья благополучно вернулась наружу, и, как они поступали во всех опасных ситуациях, они, не разговаривая, быстро и в один ряд двинулись по проходу к выходу: Глория — впереди, Бенджамин — сзади, дети — между ними.

Когда они вышли на дневной свет, ей пришло в голову, что все, что происходит в супермаркете, направлено против Бенджамина, пытается уничтожить его. Ей также пришло в голову, что это одна из тех поворотных точек, что если она войдет туда и встретится лицом к лицу с тем, кто издавал этот ужасающий шум, она сможет изменить ситуацию.

Но она не собиралась туда возвращаться. У нее будут другие, менее опасные возможности сделать то, что ей нужно, и у нее не было причин подвергать себя опасности.

Контингент солдат в форме маршировал по центру Имперского шоссе за двумя бронированными машинами. Все на улице посторонились, чтобы пропустить их, многие из них приветствовали их. Глория не узнала форму, но знала, что солдаты на их стороне в войне.

С какой бы стороны это ни было.

Ее семья наблюдала за парадом с парковки "Альбертсон", прежде чем выйти на тротуар. То, что она почти ничего не знала об этой войне, казалось странным. В обычной ситуации она была бы полностью погружена в свою жизнь. О предыдущих жизнях, реальной жизни, она бы забыла. Детали этого существования были бы частью ее самой, как будто она жила в этом царстве с самого рождения. Тот факт, что привычные нормы были нарушены, вызвал в ней тревогу и заставил Глорию понять, что она, возможно, не обладает всеми необходимыми знаниями.

Однако она знала достаточно, чтобы подобрать с земли потрепанную батарейку, когда увидела ее, зная, что батарейки использовались в качестве валюты в тех немногих местах, где все еще принимали такие жетоны, а не обменивали на товары. С помощью этой "двойки" они смогли бы купить пару яблок, морковь или картофель — свежие фрукты или овощи, в которых так нуждались растущие организмы детей.

— Спрячь ее, — быстро сказал Бенджами загораживая ее от взглядов проходящих мимо людей на удице.

Она положила батарейку в карман.

— Пойдемте — призвал он. — Быстрей!

Поскольку все магазины были разграблены, торговцы продавали свои товары в парке с тележек и повозок. У огороженного входа в парк стоял вооруженный охранник, следивший за тем, чтобы у всех входящих были средства для оплаты, и когда Глория показала военному, свою батарейку он быстро пропустил ее и детей.

В любом другом месте и в любое другое время доступные предложения были бы отвергнуты даже животными зоопарка, но для их отчаянных глаз сморщенные овощи и мокрые фрукты выглядели как манна небесная. Ей удалось купить коричневый банан, мягкий цуккини и три картофелины на свою батарейку, и Бенджамин положил их в наплечный мешок вместе с ножом.

В тот вечер они легли спать с желудками, которые были полнее и счастливее, чем когда-либо за долгое время.

****

Утром их разбудил стук в дверь.

Бенджамин мгновенно схватил свое ружье. Янги и другие их соседи знали, что для того, чтобы представиться друзьями, нужно постучать дважды, медленно, затем сделать паузу, прежде чем постучать три раза подряд. Это была случайная серия ударов в дверь, указывающая на незнакомца.

— Позвольте мне разобраться с этим, — сказал Бенджамин.

Глория придвинулась к нему.

— Нет, позвольте мне разобраться с этим.

Она не хотела, чтобы его убили до того, как она найдет способ спасти его, и, поскольку дети затаились в своих комнатах, а Бенджамин стоял прямо за ней, она заглянула в глазок, чтобы посмотреть, кто там.

Это была ее сестра Мила.

Ее первым порывом было открыть дверь и немедленно впустить Милу, но она остановила себя. Что бы ни пыталось удержать Бенджамина от возвращения к жизни, оно всегда принимало форму близких ей людей: матери, отца, детей. Здесь было то же самое. Это была не ее сестра, осознала она. На самом деле, у нее никогда и не было сестры. Она узнала стоявшую перед ней женщину, которую убил ее муж и брат которой хотел, чтобы Глория вернула ее к жизни.

Почему именно внешность этой женщины была выбрана для изображения ее сестры?

— Да это же Мила! — сказал Бенджамин, заглянув в глазок и отложив ружье в сторону. Прежде чем Глория успела остановить его, он открыл дверь и впустил ее.

Глория напряглась, но ничего необычного не произошло. Мила обняла ее, поцеловала Бенджамина в щеку и отметила, что дети, которые вышли из укрытия, услышав ее голос, выросли настолько, что она едва узнала их. Это была обычная семейная встреча, и Глория даже вспомнила их последнюю встречу и слезливое прощание, хотя прекрасно понимала, что эти события произошли не с ней.

С кем же они произошли? Что произошло до ее приезда и после ее отъезда? Была ли другая Глория? Или вся эта вселенная возникла, когда она появилась, и разрушилась, когда она ушла?

У нее не было ответов ни на один из этих вопросов, да она и не была уверена, что это имеет значение. Она была здесь только по одной причине: защитить своего мужа и вернуть его в то, что она теперь считала реальным миром.

Если только это было не так. Она не хотела даже начинать эти размышления.

— Я ехала к маме и решила заехать на случай, если не смогу перебраться через "Пропасть", — сказала Мила.

Глория кивнула, как будто поняла, но ничего из того, что сказала сестра, не имело для нее никакого смысла. На фоне разрушенного ландшафта и личных лишений военного времени беззаботность Милы казалась удивительно неуместной, а пробелы в ее собственных знаниях означали, что Глория понятия не имела, что такое "Пропасть" и что произойдет, если ее не удастся преодолеть.

— Когда ты в последний раз видел маму? — спросила Мила обращаясь к Глории.

Бенджамин ответил за нее.

— Она приезжала на день рождения Джин в прошлом месяце.

Мила наклонилась к девочке.

— О, это был твой день рождения?

Джин кивнула.

— Сколько тебе сейчас лет?

— Десять тысяч.

— Это хороший возраст.

Глория почувствовала беспокойство. Со стороны ее сестры не было попытки добиться правильного ответа, и никто не смеялся над тем, что сказала Джин, и не пытался ее поправить.

— У меня есть подарки на поздний день рождения для всех вас, — пообещала Мила. — Они в моей машине. Я покажу вам их, как только распакуюсь.

Она выпрямилась, снова обращаясь к Глории и Бенджамину.

— Как выглядела мама?

— Не очень, — ответил за них Бенджамин.

— Этого я и боялась.

Глория выглянула на улицу. У Милы действительно была машина, хотя как она смогла проехать на ней по заваленным щебнем улицам, Глория не представляла. Оставив детей внутри, они с Бенджамином вышли на улицу в нижнем белье, помогая Миле распаковать вещи для однодневного пребывания, на котором настаивала ее сестра.

— Ребята, вы уже завтракали? — Мила посмотрела на них в пижаме и нижнем белье, — Думаю, нет. Одевайтесь и приходите на кухню, я что-нибудь приготовлю.

— У нас нет... у нас нет ничего, кроме картофельной воды, — собиралась сказать Глория, но сестра прервала ее. — Я принесла рогалики и апельсины.

Дети ликовали, возбужденно прыгая вверх и вниз, и даже Бенджамин ухмылялся. Это было похоже на исполнение желания, и все поспешили обратно в коридор, чтобы переодеться.

Глория позаботилась о том, чтобы выйти первой, надела поношенную футболку и натянула грязные джинсы поверх рваных трусиков, прежде чем отправиться на кухню.

— Мои ноги стали такими волосатыми, — сказала Мила, входя в комнату, и Глория вздохнула, когда ее сестра подняла штаны.

У Милы были ноги как у животного.

Глория уставилась. Коза? Обезьяна? Кенгуру? Невозможно было определить, какого типа ноги были обуты в эти модные сапоги, но они определенно не были человеческими, и она испытала непроизвольную дрожь, когда ее взгляд переместился с волосатых сухожилий на мягкое женское лицо и обратно.

Мила спустила штанины за несколько секунд до того, как Джин и Пол вбежали на кухню. За ними сразу же последовали Брэдли и Люк, все четверо были в восторге от перспективы получить нормальный завтрак.

— Что вы хотите? — спросила Мила. — У меня есть черничный рогалик и с изюмом и корицей.

Она поставила тарелку с нарезанными рогаликами на наклонный стол.

— Я собираюсь выжать нам немного свежего апельсинового сока.

— Черника!

— Корица!

— Изюм и черника!

— Корица!

Во рту у Глории было много воды, и она временно отбросила все мысли о ногах сестры, пока вела детей к столу. Бенджамин вошел в кухню, протянул руку над их головами и схватил верхнюю половинку выпечки.

— М-м-м-м, — сказал он, откусывая от него.

Глория позволила детям взять то, что они хотели, а затем взяла один из оставшихся. Он был холодным и не поджаренным, но когда она вгрызлась в нарезанный рогалик, он оказался вкусным. Черничный.

Они все уселись на разномастные стулья и табуретки, стоявшие вокруг стола для завтрака, и оживленно разговаривали. Мила за стойкой нарезала апельсины и делала из них сок. Чувствуя себя счастливой, Глория повернулась к Бенджамину.

Чье лицо резко посинело. Он подавился своим рогаликом.

Глория закричала, опрокинув свой стул, что вызвало крики детей. Бенджамин сжимал горло, и из его широко открытого рта не вырывалось ни звука. Его дыхательные пути были полностью перекрыты. Где-то, когда-то, ее учили искусственному дыханию, и она встала позади него, обхватила руками его живот и потянула изо всех сил. Изменений не произошло, и она дернула сильнее, практически ударив его в живот, затем сразу же изменила положение рук, направив соединенные ладони вверх, затем вниз, пытаясь найти правильный угол.

— Нет! — закричала она. — Только не так! Бенджамин, родной.

Должна ли она была засунуть пальцы ему в рот, чтобы попытаться прочистить дыхательные пути, или это относится только к младенцам и маленьким детям? Может быть, пережеванный рогалик слишком плотный, чтобы его можно было вытащить таким образом? Должна ли она была сделать что-то еще?

Она уже собиралась перекинуть его через спинку одного из небольших стульев — кажется, она вспомнила, что это один из вариантов для крупных людей, — когда из его открытого рта вырвался высокий свист, и он выплюнул на пол комок рогалика неясной формы. Он отпрянул от нее, с открытым ртом, глядя в потолок, чередуя кашель с громким втягиванием огромных глотков воздуха. Постепенно его цвет лица вернулся, а дыхание приблизилось к нормальному.

Руки дрожали, сердце колотилось, Глория рискнула взглянуть на сестру и не удивилась, обнаружив, что Мила совершенно не беспокоится о состоянии Бенджамина. Ее пронзила вспышка гнева, и Глория поклялась, что как только они закончат есть, она отправит Милу в ее веселый путь к "Пропасти" чтобы это не значило! Бенджамин избежал удушья только по счастливой случайности, и она не собиралась искушать судьбу, позволяя этой женщине оставаться в их доме. Более чем возможно, что весь этот завтрак был организован для того, чтобы убить Бенджамина, и Глория была полна решимости пресечь любую возможность повторения.

Она взглянула на мужа, чтобы убедиться, что он пришел в себя после случившегося...

...а он рухнул, не проронив ни звука, когда шальной выстрел из кананады выстрелов, только что раздавшегося на улице, разбил кухонное окно и разорвал его грудь.

Беззвучный крик, сорвавшийся с ее губ, не был похож на человеческую речь, и его пронзительная громкость не ослабевала, пока она стремительно преодолевала расстояние в пять футов между ними и инстинктивно прижимала ладонь к зияющей ране в центре его груди. Кровь неудержимым потоком хлынула между пальцами и по сторонам руки, и хотя она чувствовала, как бьется его сердце, она также ощущала, как оно стремительно слабеет, а мышцы под ее ладонью расслабляются и замирают.

— Не надо... — сумела вымолвить она, но не смогла продолжить фразу, подавившись рыданиями. Она понятия не имела, что делают дети или Мила, но она не могла позволить себе отвести взгляд от Бенджамина.

Надо срочно позвонить 911, хотела сказать она, но в этом мире не было 911, и в ту же секунду она поняла, что он умирает. Она посмотрела ему в лицо, и хотя его веки дрогнули, его взгляд оставался устремленным на нее.

— Не умирай, — сказала она, и ее голос был едва слышен даже для нее самой. — Не умирай...

Сквозь боль Бенджамин сумел улыбнуться ей, но улыбка мгновенно начала стираться по краям, когда он начал угасать. Снаружи продолжали стрелять. Еще одно окно разбилось вдребезги.

Возможно, это был поворотный момент, сказала она себе.

Она убрала руки от раны, которая больше не зияла, поскольку его сердце было слишком слабым, чтобы качать кровь, и легла на пол, прижав Бенджамина к себе, обнимая его окровавленное тело. Ее губы коснулись его уха.

— Эта война закончилась, — прошептала Глория.