В городе Муроме, в селе Карачарове жил крестьянин Иван Тимофеевич со своей супругой, Ефросиньей Яковлевной.
Прожили они вместе пятьдесят лет, а детей у них не было.
Часто горевали старики, что под старость прокормить их будет некому.
Горевали-горевали, бога молили, и родился у них, наконец, долгожданный сын.
А имя ему дали Илья.
И вот живут они с сыном Ильей, живут, не нарадуются. Быстро растет сынок.
Год прошел, другой прошел, пора ему ходить начинать. Тут и увидели старички большое горе.
Сидит Илья недвижимо. Ноги у него как плети. Руками действует, а ногами никак не шевелит.
Прошел и третий год, и четвертый, а Илье ничуть не легче.
Еще пуще стали плакать старики: вот и есть сын, да никуда не годящий — обуза, а не подмога.
Так и просидел Илья сиднем целых тридцать лет — себе на печаль, родителям на горе.
И вот в одно прекрасное утро собрался Иван Тимофеевич на работу. Надо ему было выкорчевать пни, чтобы пшеницу посеять.
Ушли старики в лес, а Илью одного дома оставили. Он уж привычный был сидеть — дом караулить.
А день выдался жаркий.
Сидит Илья, потом обливается.
И вдруг слышит: подходит кто-то к его оконцу. Подошли и постучали.
Потянулся Илья кое-как, открыл окошко. Видит, — стоят два странника — очень старые.
Посмотрел на них Илья и говорит:
— Чего вам, страннички, надо?
— Дай-ка нам испить пива хмельного. Мы знаем, у тебя есть в подвале пиво хмельное. Принеси нам чашу в полтора ведра.
Илья им в ответ:
— И рад бы принести, да не могу — у меня ноги не ходят.
— А ты, Илья, попробуй сперва, тогда и говори.
— Что вы, старцы, тридцать лет я сиднем сижу и знаю — ноги у меня не ходят.
А они опять:
— Брось ты, Илья, нас обманывать! Сперва попробуй, а после и говори.
Пошевелил Илья одной ногой — шевелится. Другой пошевелил — шевелится.
Соскочил с лавки и побежал, как будто всегда бегал. Схватил чашу в полтора ведра, спустился в подвал свой глубокий, нацедил пива из бочонка и приносит старцам.
— Нате, кушайте на доброе здоровье, страннички. Уж очень я рад, — научили вы меня ходить.
А те говорят:
— Нет, Илья, выкушай сперва сам.
Илья не прекословит, берет чашу в полтора ведра и выпивает на месте единым духом.
— А ну-ка, добрый молодец, Илья Муромец, скажи теперь, сколько чуешь в себе силушки?
— Много, — отвечает Илья. — Хватит мне силы.
Переглянулись старцы меж собой и говорят:
— Нет, верно, мало еще в тебе силы. Не хватит. Сходи-ка в погреб и принеси вторую чашу в полтора ведра.
Нацедил Илья вторую чашу, приносит старцам.
Стал им подавать, а они, как прежде, говорят:
— Выкушай, добрый молодец, сам.
Илья Муромец не прекословит, берет чашу и выпивает единым духом.
— А ну-ка, Илья Муромец, скажи, много ли ты чуешь силушки?
Отвечает Илья странникам:
— Вот стоял бы здесь столб от земли до неба, а на том столбу было бы кольцо — взял бы я за то кольцо, да своротил бы всю подвселенную.
Опять переглянулись меж собой странники и говорят:
— Больно много мы ему силы дали. Не мешало бы поубавить. Сходи-ка, братец, в подвал, принеси еще чашу в полтора ведра.
Илья и тут не стал прекословить, побежал в погреб.
Приносит чашу, а старцы говорят:
— Выпей, Илья.
Илья Муромец не спорит, выпивает чашу до дна.
А старцы опять его спрашивают:
— Ну-ка, Илья Муромец, скажи теперь, много ли в тебе силушки?
Отвечает Илья:
— Убавилась моя силушка наполовинушку.
— Ладно, — говорят странники, — будет с тебя и этой силы.
И не стали его больше за пивом посылать, а стали говорить ему:
— Слушай, добрый мо́лодец, Илья Муромец. Дали мы тебе ноги резвые, дали силу богатырскую. Можешь ты теперь без помехи по Русской земле погулять. Гуляй, да только помни: не обижай слабого, беззащитного, а бей вора-разбойника. Не борись с родом Микуловым: его мать сыра земля любит. Не борись со Святогором-богатырем: его мать сыра земля через силу носит. А теперь нужен тебе богатырский конь, потому другие кони тебя не вынесут. Придется тебе самому для себя коня выхаживать.
— Да где же мне взять такого коня, чтобы вынес меня? — говорит Илья.
— А вот мы тебя научим. Не нынче, так завтра, а не завтра — так погодя — мимо вашего дома поведет мужик на о́броти жеребеночка. Жеребеночек-то будет шелудивый, плохонький. Мужик, значит, и поведет его пришибать. Вот ты этого жеребеночка из виду не выпусти. Выпроси у мужичка, поставь в стойло и корми пшеницей. И каждое утро выгоняй на росу — пусть он по росе катается. А когда минет ему три года, — выводи его на поле и обучай скакать через рвы широкие, через тыны высокие.
Слушает Илья Муромец странников, слово потерять боится.
А те говорят:
— Ну, вот, что мы знали, все сказали. Прощай, да помни: не написано тебе на роду убитым быть. Помрешь ты своей смертью.
Сказали — и собрались уходить.
Как ни просил их Илья погодить-погостить, они ото всего отказались и пошли себе своим путем-дорогою.
Остался Илья один-одинешенек, и захотелось ему в лес сходить, отца проведать.
Приходит к отцу, а там все как есть после работы спят — и хозяева и помочане.
Взял Илья топор и стал рубить.
Как тяпнет топором, так он по самый обух в дерево и уйдет. Сила в Илье непомерная.
Порубил, порубил лес Илья Муромец и повтыкал все топоры в пеньё. И ушли топоры по самые обухи. А Илья за деревом спрятался.
Вот проснулись все помочане, взялись за топоры. Куда там! Сколько ни дергают, не могут из дубьев вытащить! (Он, может, шуткой повтыкал, да уж сила у него была такая богатырская.)
Видит Илья, не клеится у них дело, и выходит из-за дерева к отцу с матерью. А те и глазам своим не верят, — был сын калека, а стал богатырь.
Вытащил Илья все топоры и стал отцу с матерью подсоблять. Родители глядят на сына — не нарадуются. Кончили работу, пришли домой и стали жить-поживать.
А Илья-Муромец все в окошко поглядывает, когда мужичок мимо дома ихнего жеребеночка паршивенького поведет?
И вот видит: точно — идет мужичок.
Выбегает Илья, спрашивает:
— Куда жеребенка ведешь?
А тот отвечает:
— Очень плох получился. Пришибить надо.
Стал тут Илья просить мужичка, чтобы он жеребеночка не пришибал, а лучше ему отдал.
Удивился мужик.
— Да на что тебе такой жеребеночек? Куда он годится?
А Илья все свое: отдай да отдай.
Подумал мужичок и отдал Илье жеребенка. И даже не взял с него никакой платы.
Привел Илья Муромец жеребенка к себе на двор, поставил в стойло и давай поить и кормить, как учили странники.
В скором времени стал жеребенок от такого ухода расти да хорошеть. А как минуло ему три года, сделался он сильным, здоровым конем.
Илья Муромец начал его выводить в поле чистое и учить скакать через рвы широкие, через тыны высокие.
Да только нет для коня ни рва глубокого, ни тына высокого: все ему нипочем. Илья Муромец и сам удивляется, что за конь богатырский из жеребеночка шелудивого вырос.
Стал Илья подбирать себе колчан со стрелами, лук тугой и меч вострый. Все разыскал по силе своей да по росту и пошел к отцу с матерью.
Поклонился и говорит:
— Дорогие мои родители, Иван Тимофеевич и Ефросинья Яковлевна, давно мне хотелось по белому свету погулять, людей посмотреть, себя показать. Благословите меня. Я поеду.
— А куда поедешь-то? — спрашивает отец.
— А в стольный Киев-град, послужить князю Владимиру Красное Солнышко.
Отец с матерью заплакали и стали говорить:
— Ах ты, милый наш сын, Илья Муромец, думали мы выкормить, вырастить тебя себе на утешение. Да, видно, не удержишь сокола в тесной клетке. Делать нечего, поезжай ко князю Владимиру, людей посмотри, себя покажи.
Опоясался мечом Илья Муромец, оседлал коня, вывел его, сел и поехал.
Едет путем-дорогою. Ехал, ехал, доехал до города Чернигова.
Глядит — вокруг города Чернигова стоит войск тьма-тьмущая. Подступили к городу три царевича. А у каждого царевича войска по триста тысяч.
Заперт город, со всех концов окружён, со всех сторон обложён. А крестьян, черниговских мужичков, голодной смертью томят.
Жалко стало Илье Муромцу мужичков черниговских.
Подтянул он потуже седельце свое, взял меч булатный и налетел на врагов, будто ветер с неба. Начал рубить их, как все равно траву косить. Видят они — не устоять им, — и пустились в бегство. Кто куда мог — врассыпную.
Оглянулся Илья — пусто кругом, некого бить. Подъехал он к полотняным шатрам, что средь поля белелись, а там стоят три царевича — басурманские. Стоят ни живы, ни мертвы, сами белей полотна, — как осиновый лист трясутся.
Поравнялся с ними Илья. Упали они на колени — пощады просят.
И сказал им Илья Муромец:
— Вы зачем людям черниговским обиду творите? Были бы вы постарше, снял бы я ваши буйны головы. Да больно молоды вы! Оставлю я вас в живых по счастью вашей молодости. Возвращайтесь домой да скажите своим родителям: есть еще кому постоять за землю Русскую.
Взял он с них клятву, что ни с войском, ни без войска на землю нашу не ступят, — и отпустил их. Они рады, что живы остались, вскочили на коней, и пустились во весь скок свои войска догонять!
А мужички черниговские смотрят с крепостной стены. Смотрят и видят: стал на их сторону неведомый богатырь и разогнал войска басурманские.
Открыли они ворота, подносят богатырю ключи города Чернигова на золотом блюде.
«Владей, мол, нашим городом. Что полюбится, то и бери».
А Илья Муромец и не глядит на серебро да на золото. Ничего ему не надобно.
Тогда люди черниговские стали звать Илью хоть в гости к ним заехать, пожить, погостить.
Но и тут Илья Муромец не соглашается. Жалко ему понапрасну время терять — душа у него на простор просится.
— А куда же ты поедешь теперь, удалой богатырь? — спрашивают мужички черниговские.
Отвечает Илья Муромец:
— Поеду я в стольный Киев-град, ко князю Владимиру.
А черниговские мужички говорят:
— Смотри, не езди прямоезжею дорогою.
Илья Муромец стал их спрашивать:
— Почему нельзя ездить прямоезжею дорогою?
— А потому, что засел там давно Соловей-Разбойник. И бьет он не силою-оружием, а своим молодецким посвистом. Как заревет по-звериному, как зашипит по-змеиному, так все люди наземь падают.
Простился Илья Муромец с черниговцами и поехал, слова не сказав, той дорогой прямоезжею.
Едет путем-дорогою и высматривает, где гнездовье Соловья-Разбойника?
Долго ли, коротко ли — видит: стоят двенадцать дубов. Верхушки воедино срослись. Корни толстым железом скованы.
Не доехал Илья три поприща, как вдруг среди тихого времени слышит свист соловьиный, рев звериный, шип змеиный.
И от того свиста соловьиного, рева звериного, шипа змеиного споткнулся конь у Ильи Муромца и пал на передние колена.
Говорит Илья Муромец своему коню:
— Что ты, конь мой ретивый, спотыкаешься? Или не ездил по дремучим лесам? Или не слыхал рева звериного? Не слыхал шипа змеиного, не слыхал свиста соловьиного?
Стыдно стало коню богатырскому, поднялся он на свои ноги сильные.
А Илья Муромец снимает с плеч тугой лук, накладывает на тетиву стрелу каленую и пускает в Соловья-Разбойника.
Взвилась стрела и ударила Соловья в правый глаз, да так ударила, что вылетел Соловей-Разбойник из гнезда своего и упал наземь, будто сноп овсяный.
Поднял его Илья Муромец, привязал к стремени и поехал дальше.
На пути стоят палаты Соловья-Разбойника. Окна в них растворены, и глядят в те окна дочери соловьиные со своими мужьями-разбойниками.
Старшая дочь и говорит:
— Смотрите, сестрицы, наш батюшка едет, незнамо какого богатыря у стремени везет.
Посмотрела младшая дочь и заплакала:
— То не батюшка едет, а едет незнамо какой богатырь. Нашего батюшку у стремени везет.
И закричали они мужьям своим:
— Мужья наши милые! Берите мечи тяжелые, копья острые. Отбейте нашего батюшку, не кладите наш род в таком позоре.
Собрались зятевья и пошли тестю на выручку.
Кони у них добрые, копья острые, и хотят они Илью на копья поднять.
Как только увидел Соловей-Разбойник зятьев своих, так и закричал громким голосом:
— Спасибо, зятья мои, что хотите меня выручить, а только лучше не дразните понапрасну богатыря сильномогучего. Уж коли он меня одолел, так вам с ним и подавно не управиться. Лучше зовите его в горницу, кланяйтесь с покорностью, потчуйте вином и яствами, да спросите — не возьмет ли он за меня какого ни на есть выкупа.
Стали зятья Илье кланяться, звать его в палаты свои островерхие. Уж он, было, коня поворотил, да вдруг и видит: поднимают дочки разбойничьи железную на цепях подворотню, чтобы пришибить его.
Усмехнулся он, хлестнул коня и поехал своей дорогой, не оглядываясь.
Долго ли, коротко ли — приехал Илья Муромец в Киев-град на княжецкий двор. Входит он прямо в палаты белокаменные, видит — сидит за столом Владимир-князь со своей княгиней Евпраксеюшкой, — угощают они знатных гостей, удалых богатырей.
Заметила Илью княгиня и говорит:
— Вижу я еще одного гостя.
Повернулись все к Илье Муромцу, и стал князь Владимир его спрашивать:
— Как зовут тебя, добрый молодец? Откуда едешь? Куда путь держишь?
Отвечает Илья Муромец:
— Зовут меня Илья, Иванов сын, а еду я из-под города Мурома, из села Карачарова в стольный Киев-град, ко князю Владимиру Красно Солнышко.
А Владимир-князь спрашивает:
— А долго ли ехал ты и какой дорогою?
Отвечает Муромец:
— Ехал я дорогой прямоезжею, ехал недолго, не коротко — заутреней молился в селе Карачарове, а обедню у вас стоял.
Как услыхали это богатыри, начали они говорить меж собой:
— Уж больно этот детина завирается! Разве можно ехать прямоезжею дорогою? Ведь уж тридцать лет залег там Соловей-Разбойник, не пропускает ни конного, ни пешего.
Услышал эти слова Владимир-князь и говорит Илье Муромцу:
— По той дороге ни зверь не пробегает, ни птица не пролетает. Как же мог ты проехать мимо Соловья-Разбойника? Видно, нельзя тебе верить, добрый мо́лодец.
Не стал тут Илья Муромец долго разговаривать, а только поклонился и спрашивает:
— А не хочешь ли ты сам, князь-батюшка, посмотреть на Соловья-Разбойника? Я привез его на ваш двор, и висит он сейчас привязан у моего стремени.
Тут и князь, и княгиня, и все богатыри сильномогучие подымаются с мест, и ведет их Илья на широкий белый двор.
Смотрят все — пасется по двору ретивый конь, а к стремени Соловей-Разбойник приторочен. Правый глаз у него стрелой пробит, левый глаз на свет не глядит. Удивилися богатыри, удивилися князь со княгинею, и говорит князь Владимир такие слова:
— А ну-ка, Соловей-Разбойник, вор Рахматович, засвисти по-соловьиному, потешь меня с княгинею, потешь моих богатырей могучих.
Отвечает ему Соловей-Разбойник:
— Не тебе служу, Владимир-князь, а тому богатырю, что полонил меня. Ему служу, его и слушаю.
Тогда говорит Владимир-князь Илье Муромцу:
— Ну, удалой богатырь, заставь этого разбойника засвистеть по-соловьиному, потешить меня с моей княгинюшкой и богатырями могучими.
Приказал Илья Муромец Соловью-Разбойнику свистнуть в полсвиста соловьиного, прореветь в полрева звериного и прошипеть в полшипа змеиного. А сам подхватил князя со княгинею под руки.
И тогда стал натужаться Соловей-Разбойник. И свистнул он, да не в полсвиста соловьиного, — а в целый свист.
Повисли князь со княгинюшкой на руках у Ильи Муромца, а богатыри — ни один на ногах не выстоял, так и попадали все. С белокаменных палат покатились цветные маковки, с теремов златоверхих вся позолота осыпалась.
Тут закричал Владимир-князь Красное Солнышко:
— А ну, Илья Муромец, уйми ты этого вора-разбойника! Не по вкусу нам такие шуточки!
Схватил тогда Илья Соловья-Разбойника и подбросил его могучей рукой, да так, что взлетел Соловей чуть пониже облака ходячего, ударился с высоты о белый камень и дух испустил.
Приказал Илья Муромец костер развести и сжечь на том костре Соловья-Разбойника, а пепел его развеять по ветру.
Как приказал он, так все и сделали. И князь с княгинею, со всеми богатырями могучими пошли опять в палаты белокаменные, сели за столы дубовые, принялись за яства сахарные, за питва медвяные.
Всякий гость на свое место сел. У одного Ильи места нет, вот он и сел по-за́столу.
Да недолго пришлось ему на краю сидеть — пересадил его князь Владимир на место почетное. Тут все знатные гости меж собой переглянулися, поглядели на Илью не очень ласково.
Всё приметил Илья Муромец, да только виду не показал.
А чарки ходят и ходят кругом, не обносят чаркой и Илью Муромца. Вот все гости развеселилися, разговорилися и начали хвастаться — кто силой богатырской, кто удалью молодецкой.
Один Илья сидит, молчит. Не по нраву ему эти речи хвастливые.
Не успели отгулять-отпировать, смотрят все: въезжает на княжий двор татарин-богатырь, ханский гонец. И подает он князю Владимиру письмо запечатанное.
Князь Владимир сорвал печать, глядит, а там на ханском языке написано:
«Сдавай, князь, без боя Киев-град, а не то в нем камня на камне не останется».
Тут со всех богатырей хмель разом сошел — затряслись, как листы на осине, не знают, что и делать.
Думали-думали и придумали сперва разведчиков вперед послать — узнать, сколько есть силы татарской.
Выбрали удалых молодцов, которые сумели бы пролезть близко к басурманским войскам да сосчитали бы, сколько у них, у врагов, палаток наставлено. И оказалось, что войск вражеских пятьсот тысяч пришло.
Тут еще больше испугались все богатыри — никто не хочет за городские ворота выступать.
Тогда говорит Илья Муромец:
— Что же вы, богатыри могучие? Разве так вы поступаете, как надобно? Разве так защищают землю Русскую? Дай мне, князь Владимир, войско не великое. Я поеду и опережу неприятеля.
Опоясался он мечом своим широким и поехал в заставу городецкую, а за ним и войско пошло и другие богатыри, нехотя, поехали.
Выехал за городские ворота Илья Муромец и сразу налетел на орду татарскую. А татаре закричали, засвистали, загикали, хотят Илью копьем достать, с коня свалить. Да не дается Илья Муромец — направо-налево рубит, так что головушки басурманские словно мячики катятся.
Не устояли басурмане, дрогнули и пустились каждый себя спасать — кто как знает.
Тут и другие богатыри очнулись, набрались духу и давай Илье подсоблять.
В скором времени оглянулся Илья Муромец — видит: чисто поле, бить больше некого.
Вернулись все богатыри в Киев-град, а князь Владимир с такой большой радости задал пир, как говорится, на весь мир.
Все пьют, едят, делами ратными хвастают. Друг дружку выхваляют и себя не забывают. Одному Илье похвального слова не нашлось.
Сидит он в углу, издали разговоры слушает.
Говорит ему князь Владимир Красное Солнышко:
— А что ж ты, Илья, не пьешь, не ешь? Выбирай место, садись к столу.
Отвечает Илья Муромец:
— Не пристало мне, Владимир-князь, сидеть среди богатырей могучих. Сяду я, Илья, крестьянский сын, на лавочку у самого кончика.
— Воля твоя, Илья Муромец. Где хочешь, там и садись.
Сел Илья на лавочку, на самый кончик.
Да как повернулся, как шевельнул плечом, так все богатыри на пол и попадали.
И очутился Илья посередь стола.
Как на поле боевом стоял, так и за столом сидит.
А богатыри видят, что много у Ильи силушки нетраченой, и никоторый на него не обиделся.
Скучно стало Илье Муромцу. Сидит он за столом задумчив, молчалив, не весело ему бражничать да хвастаться.
«Чем, — думает, — зря время проводить, поеду я по белу свету погулять, Святогора-богатыря повидать».
Долго не думал, простился с князем Владимиром и поехал искать Святогора-богатыря по всей земле Русской.
Год ездил, другой ездил, всюду искал, и показали ему, наконец, люди добрые дорогу ко Святым горам. Повернул он коня, едет на Святые горы, едет — присматривается, не увидит ли где Святогора-богатыря.
Вдруг и увидел, — стоит меж гор большой гнедой конь. Среди гор горою высится.
Ближе подъехал Илья Муромец, смотрит: лежит подле своего коня Святогор-богатырь, лежит и спит.
Слез Илья Муромец с седла, подошел к Святогору и стал около его головы. И так был велик Святогор-богатырь, что казался против него Илья, как малый ребенок.
Долго глядел Илья на Святогора-богатыря, глядел и дивился.
Наконец проснулся Святогор, приметил Илью и спрашивает:
— Кто ты таков, откуда родом и зачем сюда пожаловал?
Отвечает Илья Муромец:
— Зовут меня Илья, Иванов сын, родом я из города Мурома, из села Карачарова, а приехал сюда, чтобы увидеть Святогора-богатыря.
Святогор-богатырь и говорит:
— А зачем я тебе спонадобился? Может, хочешь со мной силою померяться?
— Нет, — говорит Илья Муромец, — хорошо я знаю, что никому нельзя со Святогором-богатырем силой меряться, потому и приехал поглядеть на него.
— Ну, коли так, — Святогор говорит, — поедем с тобой, погуляем по Святым горам.
Сели они на коней и поехали.
Рассказал Илья Святогору-богатырю, как долго он его по всей Руси искал, да нигде доискаться не мог.
Говорит Святогор-богатырь:
— Ездил и я по Руси в старопрежние времена, да вижу — земля подо мной гнется, как повинная. А люди от меня разбегаются, будто от зверя страшного. Очень мне не по мысли было, что боятся меня, да сам я знал, что могута́ во мне нечеловечья. Вот ехал я раз да и призадумался: «Эх, много во мне силушки! Кабы столб стоял, а в столбе кольцо, взялся бы я за то кольцо и повернул бы всю землю Русскую». Только подумал — стал мой конь. Смотрю: под ногами у коня лежит сумочка переметная — така маленька, подуй — улетит. Соскочил я с коня, хотел поднять эту сумочку. Взялся левой рукой, дернул — она не пошевелилась. Взялся правой рукой, сильней дернул — она не пошевелилась. Взялся правой рукой, сильней дернул — она и не ворохнулась. Взялся двумя руками, как дернул, увяз в землю по колени. Тут и понял я: не хочет меня мать сыра земля на себе носить. Потому и не езжу я более по Русской земле, а езжу только по Святым горам.
Поговорил еще Илья Муромец со Святогором-богатырем и хотел прощаться с ним. А Святогор говорит:
— Илья Муромец, кабы не ты, не слыхать бы мне до конца дней моих слова человечьего. Давай мы с тобой побратаемся. Ты будешь младшим братом, а я буду старшим братом.
Поменялись они крестами и стали, как братья. Поехали дальше по Святым горам. Видят, на вершине одной горы стоит гроб открытый, будто корабль большой.
Подъехали они ко гробу, и говорит Святогор-богатырь:
— А ну-ка, Илья Муромец, померяй этот гроб. Может, он для тебя сделан.
Лег Илья Муромец, в гроб. Велик гроб. Лежит он в нем, будто мушка маленькая.
Тогда Святогор говорит:
— Нет, Илья, этот гроб, видно, не про тебя построенный.
Слез он с коня, сам хочет гроб мерять.
Как лег да протянулся, так и видно стало, — по нем гроб сделан — точь-в-точь.
Захотел тут встать из гроба Святогор-богатырь, да не может. Силится руку поднять, — не подымается рука. Силится ногой пошевелить, — не шевелится нога.
И взмолился он Илье Муромцу:
— Братец меньшой, помоги мне из гроба подняться. Ослаб я совсем. Ушла моя сила, неведомо куда.
Хотел Илья Муромец брату названому помочь. Да не все делается, как хочется.
Только протянул он ему руку, опустилась крышка гробовая, и закрылся гроб глухо-наглухо. Налег Муромец на крышку, хочет сорвать ее, столкнуть всей силой своей могучею. А крышка и с места не сдвинулась.
Схватился он с досады за меч, давай гроб рубить.
Как первый раз ударил — появился обруч железный, обхватил гроб вкруговую.
Второй раз ударил — второй обруч набил. В третий раз — третий.
Опустил тут меч Илья Муромец и слышит из гроба глухие слова:
— Прощай, Илья Муромец, прощай, брат названый. Видно, в последний раз я с тобой по Святым горам погулял.
Жалко сделалось Илье Муромцу Святогора-богатыря.
Стоял он у гроба, покуда не услышал, как вздохнул богатырь впоследнее. Вздохнул — и уж больше разу не откликнулся.
Утёр слёзы Илья Муромец и поехал прочь со Святых гор опять в стольный Киев-град.
Едет и не знает, что ждут его в Киеве — не дождутся. Пока ездил Илья по Святым горам, подступил под самый Киев хан Батый со своими войсками великими.
И есть в тех войсках сильный богатырь — мечет он копье свое долгомерное повыше леса стоячего, чуть пониже облака ходячего. И никто из богатырей русских сразиться с ним до сей поры не осмелился.
Как приехал Илья — не стал долго раздумывать.
Дал коню отдохнуть, напоил, накормил и поехал навстречу богатырю — Басурманину Поганому.
Чуть миновал заставы городские, так и увидел злого татарина.
Кидает он правой рукой копье свое долгомерное и сам себя похваливает:
— Как легко ворочаю своим копьем, так легко и с Ильей Муромцем управлюся.
Услыхал это Илья, пришпорил коня и погнал коня на злого татарина.
Еще солнышко не взошло, как начался у них бой великий.
Бьются час, бьются другой. Приустали кони их, а богатыри твердо в седле сидят, никоторый даже не качается.
Вот и полдень настал. Тут кони богатырские споткнулися. Пали наземь — не поднять их ни лаской, ни угрозою.
Стали богатыри пеши биться. Поломали они свои копья длинные, поломали мечи тяжелые и схватились врукопашную. Сильно бьются — прах вокруг столбом стоит, земля под ногами гудом гудит. Уж солнце близко к закату клонится, как поскользнулся вдруг Илья Муромец и упал на дороге навзничь. Насел на него Басурманин Поганый, выхватил нож из-за пояса и хотел перерезать горло Илье.
Тут вспомнил Илья Муромец про старцев прохожих и подумал так:
«А ведь неладно старцы сказали, что мне смерть в бою не написана. Вот приходит она от руки вражеской, от ножа острого».
И только подумал он это, как почуял в себе такую силу великую, будто вновь испил чашу пива в полтора ведра.
Освободил он руку правую — да как ударит Басурманина в грудь Поганого. Взлетел Басурманин выше леса стоячего, чуть пониже облака ходячего. Упал на землю и воткнулся в нее по самые плечи.
Тогда вскочил Илья на ноги, выхватил у татарина нож булатный и отрубил ему буйну голову.
Потом взял он эту головушку бритую, вздел ее на обломок копья своего и поехал прямо на заставу богатырскую — с другими богатырями ждать-поджидать, когда вражеское войско под стены городские подступит.
Да только не пришлось им того дождаться.
Как увидели татары, что убил у них Илья Муромец самого сильного богатыря, не осмелились они на бой, а снялись с места и ушли в свои степи.
Так избавил Илья Муромец Киев-град от новой беды и привез князю Владимиру подарочек — голову Басурманина Поганого.
После того еще долго Илья на свете жил. Долго Русской земле своей силой служил и мечом своим булатным.
А как состарился он, да как поседела его борода добела, захотелось ему в родные места поехать, отцу с матерью поклониться.
Отпустил его Владимир-князь, и поехал он в старые места новым путем, неезженым. Ехал-ехал и наехал на три дорожки неширокие. Ведут те дорожки неведомо куда, а где скрестились они, там камень лежит, и написаны на том камне такие слова:
«Кто вправо поедет, убит будет, а кто влево поедет — богат будет, а кто прямо поедет — женат будет».
Призадумался Илья Муромец.
«Жениться мне — я уж очень стар, а богатство мне совсем не надобно. Я поеду, давай, где убитому быть: на роду мне такая смерть не написана».
Повернул он коня своего быстрого, поскакал дорогою правою. Выезжает Илья на поляну просторную. Средь поляны могучий дуб стоит, а под дубом сидят сорок разбойников.
Как увидели они Илью Муромца, так и схватились за дубины тяжелые да за ножи острые. Хотят убить его.
Тут сказал им Илья Муромец таковы слова:
— А за что вы меня убить хотите, разбойнички? Богатства со мной вовсе нетутка. Всего-то и есть у меня, что конь да меч, да лук тугой, да колчан со стрелами. Только конь мой и меч не про вашу честь, а вот лук тугой я про вас припас.
Сымает он с плеч свой верный лук, вынимает из колчана калену стрелу. И накладывает стрелу на тетивушку, и пускает стрелу во зеленый дуб, и ударила стрела во зеленый дуб, разлетелся дуб в мелкие дребезги. Многих тут разбойников поранило, многих и насмерть убило. И остался Илья Муромец на поляне один.
Вернулся он к камню белому. Стер надпись старую и написал надпись новую:
«Ездил по правой дороге Илья Муромец, а убит не бывал».
Стал он теперь из двух дорог одну дорогу выбирать. Подумал и говорит:
— Надо ехать по той дороге, где женатым быть, богатство мне вовсе не надобно.
Дал повод коню, поехал по прямой дороге.
Подъезжает к большому терему. Встречают его слуги многие, ведут его в палаты богатые.
И выходит к нему царевна-красавица, угощает его всякими питьями да яствами, милует, ласкает, суженым называет. А как ночь пришла, повели Илью Муромца в опочивальню, приготовили ему кровать золоченую, постель мягкую: «Ложись, отдыхай, целуй, обнимай».
А Илья Муромец хоть и прост, а догадлив: схватил он царевну-красавицу и положил на ту кровать золоченую. И как положил, так и провалилась кровать в подвалы глубокие.
Посмотрел вниз Илья Муромец — видит: в тех подвалах людей многое множество. Все-то, небось, женихи, все-то, небось, суженые. Побежал Илья Муромец на широкий двор, отыскал дверь в подвалы глубокие, отбил замки крепкие и выпустил всех людей, что царевна заманила, на белый свет из темноты ночной.
Поклонились они Илье до самой земли.
— Спас ты нас всех, Илья Муромец, от смерти лютой.
А Илья уж коня погоняет. Едет он опять к белому камню, стирает надпись старую, пишет надпись новую:
«Ездил по той дороге Илья Муромец, а женат не бывал».
После того подумал он: «Уж не поехать ли мне по третьей дороге? Может, и там обман какой лежит».
И поехал по третьей дороге Илья Муромец.
Видит — погреба толстостенные, обширные. А у погребов этих колоколов понавешано!
Кому нужно богатство — дерни за бечевку, ударь в колокол — и все тут.
Взялся Илья за веревку, ударил в колокол.
Откуда ни возьмись, мужичок с золотым клюшко́м, с золотым ключом.
Отпирает мужичок погреба толстостенные и говорит Илье:
— Бери, богатырь, богатства, сколь тебе надобно.
Вошел Илья Муромец в погреба, поглядел кругом и удивился: везде золото блестит — глазам больно.
Да Илья Муромец никогда на золото не льстился. Посмотрел он направо, посмотрел налево, не взял нисколечко и пошел обратно на вольный воздух, на белый свет.
Сел на коня, вернулся опять к придорожному камню. На белом камне две надписи новые, а третья — старая. Стер он надпись старую и написал новую: «Ездил тут Илья Муромец, а богат не бывал».
Написал такие слова и поехал дальше в родные места, в город Муром, село Карачарово.
Как прибыл домой, обрадовались родители — не ждали они, не гадали сынка увидать.
А Илья смотрит на них, дивится: очень уж прытко старички состарились.
Пожили они еще с месяц и померли. Похоронил их Илья Муромец с почетом, и в скором времени сам преставился.
А всего житья ему было полтораста лет.