Быль и небыль

Лиса плачея

Живало-бывало, были на деревне старик Федосей да старуха Федосья.

Ладно жили: чем попадя друг дружку били. Она его — ухватом, а он ее — лопатой, она его — скалкой, а он ее — палкой.

У мужика-то рука, известно, покрепчае. Бил он свою старуху, бил да и добил. Кончилась старушка, померла.

Ну, стало старику очень жалко. Он и думает:

«Жили по-хорошему, как люди. Надо бы и похоронить по-хорошему».

Собрался, пошел плачеи искать. Идет, а навстречу ему медведь.

— Что, Михайло Иваныч, умеешь ли плакать?

— Дело простое!

— А ну, поплачь!

Заревел медведь:

— Не умеешь ты! — говорит старик. — Не надобно мне такого плачу.

И дальше пошел.

Видит: идет навстречу волчище — длиннохвостище.

— Что, Левон Степаныч, умеешь ли плакать?

— На это нас взять! Не только что плакать, выть умею.

— А ну, повой!

Волк и завыл:

Не понравилось старику. «Воёт, воёт, а что воёт, и сам не поймёт». И дальше пошел.

Видит: бежит навстречу лисанька-лиса.

— Все ли поздорову, старичок? Как живется-можется, родименький? Куды пошел?

— Да вот старушка у меня померла, Лисавета Лаврентьевна. Иду плачеи искать.

— Возьми-ка меня!

— А плакать-то умеешь ли? Уж мне тут наплакано!

— Наперед не хвалюсь. Сам посуди!

Села лисичка посередь дороги. Ушки подняла, хвостом помела, сама завела:

— Вот это, — говорит старик, — плач так плач. Всякого слеза прошибет. Ступай со мной, лисанька. Ты поминальный стол накрывай, в дому хозяйничай, а я гробок строить пойду. И помянем старушку, как водится, и поплачем, и схороним — все по-хорошему, честь по чести…

Пустил он лиску в избу, а сам к своему делу пошел. Молотком стучит, гробок мастерит да всё припевает:

Построил гробок, воротился к своему порогу. Слышит: тихо в избушке.

«Видать, притомилась моя плачея. Пересохло горлышко-то!..»

Отворил он дверь — смотрит: пусто в избе, хоть шаром покати. Ни припасу, ни запасу.

Без него плачея поминки справила, никому крошки не оставила. А сама в лес убралась.

Вот те и проводили старушку: на помин житья — медова кутья!