Быль и небыль

Торбочка-собирайка

Служил солдат в Санкт-Петербурхе лет двенадцать, и определили его в ундер-офицеры. Стали выпускать ундера на побывку.

А у царя была дочь и бегала неизвестно куды.

Сколь царь ни старался узнать, куда она бегает, — не мог. Уж он и знахарей призывал, — все толку нет.

А того ундер-офицера, как сказано было, отпустили домой. Пробыл он сколько надо, пора ворочаться.

Пошел назад, и привелось ему болото обходить. Идет, идет по-за краю и думает:

«Дай-кось я прямиком перейду!»

Пробирается болотом с кочки на кочку и видит: двое леших дерутся.

Он и говорит им:

— Бог помочь вам драться! Из-за чего дело-то?

— Ах, служивый! Рассуди нас, мы тебя давно ждали. Нашли мы три вещи: скороход-сапоги, шапку-невидимку и торбочку-собирайку. А как разделить — не знаем.

Солдат и говорит:

— Ладно. Вот я из казенного ружья выстрелю. Кто пулю в болоте найдет скорее, тот две находки получит, а кто опоздает, тому и одной много.

Взял выстрелил.

Лешие кинулись за пулей, а он надел сапоги, шапку-невидимку и сказал:

— Торбочка! Со мной! — И ушел от них в Петербурх, пока они пулю-то искали.

Идет солдат и думает:

«Теперь я царскую дочь укараулю».

Является к ротному. Тот говорит:

— Что ты! На верную смерть пойдешь! — и прогнал его.

Он к батальонному. И тот прогнал.

Он к полковнику. Тот царю доложил. Призывает царь солдата.

— Можешь?

— Могу, ваше величество.

— Ну, на тебе три дня сроку. Кути!

Пошел солдат на базар, погулял, вернулся к царю трезвый.

— Погулял?

— Погулял, ваше величество.

— А что же не пьян?

— А служба-то, ваше величество?

— Ну, ладно!

Отвел солдату комнату рядом с дочерней. Двери-то хрустальные — ему все и видать: когда она сядет, когда встанет, когда на кровать ляжет.

Подали солдату самовар, и калачей принесли, и прислугу дали.

Под вечер идет царская дочь мимо его комнаты. Поглядела и говорит:

— Дайте служивому двенадцать бутылок столовой водки! Пускай за мое здоровье выпьет.

Принесли. Солдат не столько пьет, сколько в торбочку льет.

Лег, свалился, притворился пьяным — на карачках ползает. Уложили его на кровать. А он одним глазом сквозь дверь смотрит. Недолго смотрел — подходит к нему царская дочь на пальчиках:

— Солдат! А солдат! — толкает его, будит. А он ничего — только сопит, как пьяный.

Пошла она опять в свою комнату и в колокольчик позвонила. Является человек:

— Принеси мне двенадцать пар башмаков!

Приносят ей двенадцать пар башмаков. Она одну пару — на ноги, одиннадцать в салфетку. Взяла узелок под мышку, открыла под кроватью западню и в нее ушла.

Тут солдат сейчас и поднялся, надел скороход-сапоги, шапку-невидимку и за ней.

Бегут-бегут, бегут-бегут.

Она башмаки стопчет, бросит, другие наденет, опять бежит. А солдат — все за ней — не отстает.

— Торбочка, собирай башмаки!

Та и собирает, на лету подхватывает.

Вот приходят они в Медный сад.

Глядит солдат — ах, чудеса! Медные цветы цветут, медные яблоки на ветках висят!

Он думает:

«Надо хоть яблочко сорвать!»

Подошел к прекрасному дереву, цоп яблоко! Вдруг зазвенели струны, в бубны ударило, началась тревога.

Испугалась царская дочь.

«Если дальше пойду, — узнают, куды я хожу. И с чего такая тревога?»

Взяла и воротилась домой. А башмаки до последней пары износила.

Всю дюжину.

У самого дворца обогнал ее солдат. Бросился в постель, спит-храпит.

А на другой день — чуть вечереть стало — опять ему от царской дочки угощение: двадцать пять бутылок заграничной наливки. Ох, наливочка! Только понюхай — голова кругом пойдет. Прямо сказать — генеральское питье!

Ну, он парень не дурак, — вылил девять бутылок в торбочку, да и притворился, что пьян. А ночью опять в хрустальную дверь смотрит. Вот царская дочь подошла к нему, видит, что он спит, и позвонила в колокольчик.

Вошел человек. Приносит по ее приказу двадцать пять пар башмаков. Она взяла одну пару, на ноги надела, остальные — в узел, и ушла. Солдат за ней. Приходят оба в Серебряный сад.

В Медном саду хорошо, а здесь и того лучше. Серебряные цветы цветут, серебряные яблоки на ветках висят. Захотелось солдату серебряного яблочка. Он — цоп, и два в карман. Тут сразу струны зазвенели, в бубны ударило… Испугалась царская дочь.

«Пожалуй, поймают меня, узнают, куды бегаю. Дай ворочуюсь!»

А пробежала она двадцать четыре тысячи верст!

Ну, долго ли, коротко ли, а воротилась царевна. Последнюю пару башмаков надела — и дома. Да солдат прежде ее поспел — залег, спит себе, храпит.

На третью ночь принесли ей сорок пять пар башмаков, и прибежали они с солдатом в Золотой сад. Он опять яблоко — цоп в карман. Струны зазвенели, царская дочь испугалась и побежала домой, а солдат прежде нее воротился и опять спать повалился.

Было ему от царя дано три дня и три ночи. Пошел он и выпросил себе четвертую ночь.

Вечером прислала ему царская дочь еще вина. Он вино в торбочку вылил, да и притворился, что крепко спит.

А как ночь пришла, принесли царской дочке семьдесят пар башмаков. Она — пару на ноги, остальные в узел и в дорогу. А он за ней. Бегут-бегут, бегут-бегут… Пробежали Медный сад, пробежали Серебряный сад, пробежали Золотой сад, — приходят к Огненному морю. Стоит на нем огненная колесница. Она села в нее, и он за ней прыг!

— Трогай, белоногой! На дворе не поздно!

Удивляется царская дочь. Кто ж это сказал? Никого не видать.

Переехали на ту сторону. Выходит на берег человек не человек, а так, вроде колдун какой, — встречает царскую дочь.

— Пойдемте, душенька, ко мне в дом.

А дом под золотой крышей стоит невдалеке.

Они пошли, и солдат за ними.

Входят в первую комнату — в залу. Постояли, полюбовались, и он ее дальше повел — в одежную. Чуть только они вышли, солдат и говорит:

— Торбочка, забирай!

Та и забрала все дочиста, одни стены оставила.

Прошли одежную, вошли в посудную.

— Вот тут у меня, душечка, посуда золотая.

Поглядели и дальше пошли — в разливную. А солдат опять командует:

— Торбочка, забирай!

Она и забирает все по порядку. Что где было — все упрятала. Последнюю спальную и ту обобрала.

— Что это, — говорит царская дочка, — когда я в колесницу садилась, кто-то сказал: «трогай, белоногой, на дворе не поздно»?

— Это тебе, душечка, помстилось. Кому здесь быть? Завтра пораньше приходи. Обвенчаемся, коли тебе мой домок по нраву пришелся.

Царская дочь говорит:

— Что ж? Я не прочь! Одна беда — солдат какой-то от батюшки приставлен меня караулить. Да он пьяница: заснет — ничего не услышит. Я не опоздаю.

Вышла она на берег к своей колеске. Солдат за нею вышел. И отправились.

— Трогай, белоногой! На дворе не рано.

А тот человек, колдун то есть, пошел, значит, к себе в дом. Видит: нет ничего — ни одежи, ни посуды, — одни стены!

«Вот, — говорит, — беда! Упустил вора! Ну, я не я буду, а догоню».

Прыгнул он для скорости с балкону и расшибся в прах. Вот тебе я и не я!

А царская дочь прибыла в свои края, надела последнюю пару башмаков и торопится домой.

Только и тут солдат раньше поспел. Завалился на кровать, спит.

Утром, часов в двенадцать, присылают за ним генерала — идти к царю.

Приходит солдат к царю. Тот спрашивает:

— Что, укараулил?

— Так точно, ваше царское величество. Прикажите во дворце пять комнат очистить.

Очистили.

— Прикажите всех сенаторов и губернаторов собрать!

Собрали.

— Ну, слушайте, ваше царское величество, слушайте, господа сенаторы-губернаторы. В первый раз дошел я до Медного сада — медные цветы цветут, медные яблоки на ветке висят.

— А что бы яблочко принесть! — говорит царь.

— Извольте, ваше величество!

Взял и подает медное яблоко.

— Во вторую ночь был я в Серебряном саду.

— А что бы яблочко захватить!

— Извольте, ваше величество!

И подает серебряное яблоко.

— В третью ночь был в Золотом саду…

— А что бы оттуда яблочко взять.

— Извольте.

Подал золотое яблоко.

— На четвертую ночь переехал я на огненной колеске через огненное море. Видал там дом под золотой крышей. А что в доме-то, в доме!.. Полно всякого добра! Эдакой красы и у вас во дворце нет!

— Ну, ты! — говорит царь. — Ври, да не завирайся! Чего ж это у нас во дворце нет? Все, кажись, есть.

И сенаторы-губернаторы в одну думу:

— Все есть, ваше царское величество! Врет солдат!

А солдат свое:

— Никак нет, ваше величество! Истинная правда.

— Ну, коли правда, докажи!

— Доказать — не докажу, а показать — покажу. Эй, торбочка, вынимай!

И полезли из торбочки ковры, одежа, посуда, все, что за морем у того колдуна было. На все пять комнат достало да и с лишком.

— Ну, солдат, — говорит царь, — правда твоя: укараулил. Что ж бы ты теперь с моей дочкой сделал?

— Да что? Велите, ваше величество, в кутузку ее посадить — посажу, велите расстрелять — расстреляю, а велите на ней жениться — женюсь!

— А и правда, солдат, женись! — говорит царь.

Он и женился.