Вот был Петр Великий. Так он, как ему только время свободное от черной работы, по улицам ходил, по кабакам, с народом беседовал. Большая ему от этого польза была. Увидит, к примеру, мастера, сейчас давай про евонное мастерство выпытывать: все научиться хотелось всему.
Раз как-то приходит в кабак и попадается ему оборванный пьянчужка. Петр взял водки, а того не потчует.
— Ты, — говорит Петр, — видно, ничего не умеешь. Уж больно обтрепан.
— Нет, — говорит пьянчуга, — умею вот такое-то ремесло.
— А как эту вещь делать?
— Так вот!
— Врешь, не так.
— Сам ты врешь.
Поднялся у них спор. И видит Петр: мастер перед им настоящий, хоть и пьяный. Сейчас он книжечку свою вынул и все порядком записал, а мастерового в лоск напоил.
А то другой раз вот какое дело было. Поехал он в лес с борзой собакой зверье ловить. И пристигла его темная ночь. Ему бы назад повернуть, а он ночным временем и дальше, и дальше идет, да и заплутался совсем.
Тут в чаще напал на него медведь и растерзал его охотную собаку. И так было Петру Великому эту охотную собаку жалко, что и сам бы, кажись, легче жизни решился.
«Ах, — думает, — остался я ни при чем».
И скружился он один в темном лесе: ночь, и две, и три ночевал.
А в то же самое время новобранный солдатик, прослужа недолго — этак без году неделю, — из полка убежал. Шел лесом и наткнулся на Петра Великого.
Смотрит Петр Великий на форму и сразу по форме видит, какого полка беглец.
Солдат пешком идет, Петр Великий на коне едет, да и кричит ему:
— А подь-ка, землячок, сюды!
Землячок подошел.
— Здравствуй, брат!
— Здравствуй.
— Ты чей будешь? Откуда?
— А тебе что за надобность?
— Да уж есть, коли спрашиваю. А ты мне скажи по совести — ты не бежал ли? Я ведь почему говорю? Я сам тоже бродяга.
Ну, солдатик и признался, что бежавший.
Остановился Петр, покалякал с ним.
— Кто у вас ротный? Кто полковник?
Солдат сказал кто.
Петр вынул бумажку с карандашиком, это все записал и дальше спрашивает:
— А с какого ты будешь году?
— С такого-то.
— Отчего бежал?
— Да вина-то у меня небольшая — казенную пуговицу потерял. А только полковник меня за эту пуговицу му́кой замучил: кажен день бьет. Оттого и бежал.
— Ну, а как, землячок, у вас в полку пища? Говядины по скольку варят?
— А так варят — только славу делают. Да что ты все допрашиваешь? Ты сам говори. Ну, вот — как тебя звать?
— Мать Петрушей кликала. А тебя?
— Меня — Ванюшей. А что, Петряй, у вас в полку сытно кормят?
— У нас — хорошо. По фунту говядины варят на каждого.
— Ой ли?
— Верное слово.
Солдатик и руками развел:
— Нет, у нас этого, Петруша, нет ничего. Было бы, я бы не сбежал.
— Ну, а кашу-то, — Петр спрашивает, — круто варят?
— Какое — круто! Такую варят, что крупинка за крупинкой, а на ложку не поймать.
— Вон как!.. Ну, землячок, пойдем куды-нибудь.
Долго ли, мало ли ехали, — вечер их пристигает, а лесу края нет. Видят они превеличающий дуб стоит, руками не обхватишь. Петр сейчас с седла долой и говорит солдату:
— Ты, земляк, похрани моего коня, а я на дуб влезу, погляжу, нет ли где огонька.
Полез он на дуб, а солдат круг коня ходит, снаряженье разглядывает. Вот и приметил он у седла чумоданчик небольшой, открыл его, заглянул — а там графинчик водочки.
Ну, солдатик вынул его, да и потянул несколько из горлышка.
— Ах, водочка, — говорит, — хороша!
А Петр Великий тем временем рассмотрел: светится в незнаемой стороне маленький огонек.
Слез он с дуба, подходит к своему коню, открывает чумоданчик, надо для радости глотнуть маленько. И теплей будет!
Вынул графинчик, поглядел.
— Ах, землячок, — говорит, — ты, знать, чумоданчик-то открывал?
— Виноват, Петруша, открывал.
— И водочки потянул?
— Потянул несколько.
— Ну, когда так, — потяни еще малость.
А солдат и гораздо потянул. Было полно, а стало вполполно.
— Ну, Ваня, — Петр Великий говорит, — ты на эти дела, видать, молодец.
А уж солдатик-то разошелся.
— И на другие, — говорит, — не плоше!
Сел Петр Великий на своего коня и поехал прям в ту сторону, где огонек виднеется. А солдатик за ним вприпрыжку — хмельной. Прибыли к месту. Видят: преогромнейший двор, а войти никак невозможно. Ограда высока, и ворота на запоре. Стали стучать — ни ответу, ни привету… Что делать?
Думали они, думали, как им туда влезть, солдатик и говорит:
— Сойди-ка ты, Петруша, с коня.
Петр Великий сошел, а солдат вскочил на коня и мах-махом прямо с седла во двор! Перепрыгнул через ворота и отпер их.
Въехали они на двор, смотрят: где лежит рука человеческая, где голова…
Петр Великий немножечко обро́бел.
— Ах, — говорит, — землячок! Ведь не ладно! Кабы нам только живыми быть. Люди здесь, должно, нехорошие.
А солдат — ничего.
— Дай-ка, — говорит, — я еще потяну. Виднее будет.
Вот он водочки еще потянул, взошел в сени, а потом и в комнаты. А там по всем стенам престрашные орудия навешаны — разные сабли, разные ружья… И сидит в горнице одна старая старуха.
Солдатик, как выпивши, смелый. Он с грубостью на нее закричал:
— А-а, старая ведьма! Тащи нам поесть! Да живо у меня!
Старуха видит, что он шибко на нее наступает, сейчас собрала им на ужин кой-чего. Собрала — и подает на стол.
— Водки подай!
Она им по стакану водки подала.
Солдатик приурезал, а Петр Великий и стакана в руки не берет, и водочку не пьет — неспокойно ему.
— А что ж ты, земляк, не пьешь? — солдатик спрашивает. — Или обро́бел? Так полно. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Я на то уж и пошел. Выпьем! Живы никому в руки не дадимся… Баушка! Ну-ка! Коню — овса! А нам — вина!
Той делать нечего — насыпала коню овса, а им еще вина подает.
Солдатик, что было у ней в печке жарено и варено, — все чисто поел, а потом и спрашивает:
— А где ж, баушка, нам отдохнуть?
Показала старуха на сушила.
— Там и спите, — говорит.
Вдруг — бряк, стук! И скачут! С колокольцами, с побрякушками… И гайкают, и свищут — разбойники едут.
Старуха выбегла, ворота отперла, на двор их пустила.
Они лошадей выпрягли, задали корму, заходят в дом.
— Ну-ка, хозяйка, давай поесть!
— Нечего, голубчики, нечего!
— Как так?
— Да к нам, невесть откуда, два солдата забрели. Все чисто поели. И меня-то чуть не прибили, окаянные!
— Где ж они?
— А вот на сушилах.
— Ну, ладно. Пущай лежат до времени.
Старуха печь растопила, сготовила ужин. Поужинали разбойники и полегли спать.
Укладываются кто где и говорят промеж собой:
— Надо их, солдат-то этих, убрать!
— Поспеем еще. Пущай покуда лежат.
Они, стало быть, и лежат себе на сушилах, ничего про свою судьбу не знают. Вот, как завечерело — вечерком, значит, — Петр Великий и говорит:
— Как же быть, земляк?
— А что?
— Давай кониться, кому до полуночи спать, кому с полуночи. Обоим нам спать никак нельзя — похитят они нас!
— Ну, давай!
Стали кониться. Досталось Петруше караулить. Вот Петруша немножечко посидел, вздремнулось ему, он и повалился спать. А солдат не спит, на ногах стоит, думает.
«Эка сонуля! А еще караулить взялся!»
Середь ночи проснулся атаман разбойный. Встает, приказывает:
— Ну-ка, ребята, идите двое! Угомоните их там!
Один из разбойников и говорит:
— А чего двоим-то делать? Мне и одному-то двоих мало.
Надел свое орудие и побежал. Влез на лестницу — Петр Великий спит, а солдат во все глазыньки глядит.
Только разбойник голову показал, он размахнулся шашкой — и долой голова! Снес с него голову.
Атаман ждет-пождет: нет разбойника. Он другого послал. А солдат и другого так же.
Петруша спит себе крепко, десятый сон видит, а солдат работает: который разбойник ни покажет голову, с кажного долой. И всех до одного порубил.
Атаман думает: «Куды ребята делись? Идти-ка самому!»
Подошел к лесенке, смотрит: их там цельная куча лежит.
— А, так вон как! — вытащил шашку, айда наверх. Только голову показал, она с плеч и слетела. Все кончилось. Ну, и стало светать.
А Петр Великий спит, ничего не чует. Лег на часок, а всю ночь проспал.
Вот, на свету, будит солдат Петра.
— Вставай, земляк! Открой-ка мне чумодан — я водочки потяну. Измучился.
Петр Великий встал, подал ему водочки, да и посмотрел с лестницы вниз. Индо испугался.
— Да кто ж это, Ваня, набил?
— А, сонуля! Ты словно из дворян: всю ночь проспал, ничего не видел.
Слезли они с сушил, идут к старухе.
Солдат саблю вон и говорит ей строго:
— Ну, старая ведьма, показывай, где у вас деньги лежат?
Старуха испугалась — отпирает подвалы. А там этого золота, серебра — множество!
Петр Великий говорит солдату:
— Ну, земляк, насыпай себе казны!
Ванюша набирает серебра-золота, сколько может, а Петруша рядом стоит — смотрит.
Солдатик его и спрашивает:
— А ты что ж, Петя, не насыпаешь?
— Да мне, земляк, не надо.
Взял немного для виду, а солдат кругом себя деньгами обсыпал.
Спрашивает Петр у старухи:
— А где же вот в такое-то место дорога?
Вывела она их на дорогу.
— Вот здесь, — говорит.
Солдат поглядел направо, налево. Видит: правильная дорога, можно ехать.
— Айда, — говорит.
И поехали они.
Долго ли, мало ли, выехали на свой трахт, к городу.
Петр Великий видит — места знакомые, до дому близко, и говорит солдату:
— Ну, земляк, прощай. Приходи ко мне в гости.
— Да как мне тебя искать? Ведь меня там поймают.
— Ничего, никто не тронет. Спроси только, где Петруша живет. Всякий доведет.
Пришпорил лошадь свою и полетел, а солдат остался.
Въезжает Петр Великий в город. А там караульных застав несколько. Солдаты, понятное дело, выбегают, ружья на караул — встречают его. А он им и приказывает:
— Тут солдат прохожий пойдет, Петрушу будет спрашивать, так честь ему отдавать все равно как мне, и дорогу во дворец показать! — И поехал себе.
Немного времени прошло, идет тот солдатик.
Подходит к первой заставе. Караульные перед ним во фрунт. Честь отдают, будто царю.
Он им сейчас — горсть золота.
А сам думает:
«Вот что, паршивый, наделал! Как они честь-то мне воздают. Знают, небось, что деньги водятся».
И пошел дальше. У другой заставы — опять остановка:
— Не знаете ли, ребята, где тут Петруша живет?
— Как не знать! Извольте прямо идти.
Он идет, идет…
Покамест до царского дворца добрался, которы деньги были — все роздал. А дальше идти уже будто и некуда — перед самым дворцом стоит.
Вот он и спрашивает у сторожей:
— Где бы мне тут Петрушу найти?
Они сразу дверь настежь и докладывают Петру Великому:
— Так и так, ваше царское величество. Пришел тот солдат.
Петр Великий надел на себя царскую одежу и вышел на крыльцо.
Солдат видит, что царь, — сильно обро́бел. Ну, все-таки знает немножечко, как честь отдать, — отдал честь.
Царь и стал его допрашивать:
— Чей ты? Откуда?
Солдат думает:
«Ах, вот где попал! Ну и Петруша! Куды меня довел? Что мне теперь делать-то?»
А делать-то и нечего. Вовсе плохо приходится. Подумал он, подумал, да и сознался царю:
— Бежавший я, — говорит.
Петр Великий поглядел на него со грозой и приказывает своей команде:
— Взять его на три сутки на обвахту. А после трех суток отправить в Сибирь, навечно.
Повели солдата. Он идет и только головкой поматывает. Посадили его. Солдат говорит себе:
— Ай-да Петруша! Вот так да! Удружил!
А Петр Великий надел на себя ту одежу, что в лесу носил, и приходит к нему на обвахту.
— Здравствуй, земляк!
— Здравствуй, брат Петруша! Хорошо ты делаешь, нечего сказать! Ведь тебе бы и живому не быть, кабы не я. Небось, сам знаешь, сколько я душ из-за тебя погубил! А ты до чего меня довел!
— А что?
— Да вот на обвахте сижу — на хлебе да на воде. Кружка воды, фунт хлеба — и все. А как здесь отсижу, в Сибирь погонят, в каторгу, навечно. Вот и пришел в гости!
— Да кто тебе это сказал?
— Кто! Петр Великий сам и сказал. Не поспоришь!
— Погоди, земляк, я к нему схожу, попрошу, нельзя ль тебя лучше в старый полк отправить.
— Эх, брат любезный, постарайся! Попомни и мою добродетель.
Петр Великий тем же часом заходит в караулку и приказывает этого солдата взять и опять привесть к нему во дворец.
Приводят его на крыльцо. Петр Великий является в царской одеже, берет его за руку и ведет прямо в залу, где трон стоит с балдахином.
Сажает его на стул. А сам — за перегородочку, опять надел прежнюю одежу — охотницкую — и выходит:
— Ну, здравствуй, земляк.
У того и язык не ворочается. Сидит сам не свой — испугался больно. Тихохонько говорит:
— Здравствуй, Петруша!
А Петр и засмеялся.
— Не робей, — говорит, — земляк! Останется без последствий. Что тебе царь сказал?
— Ничего не сказал.
— Ну, так я его сюды позову. Мы его переспросим.
Ушел в другие двери и опять ворочается в царской одеже.
— Здравствуй, земляк!
— Здравия желаю, ваше царское величество.
— Ну что — узна́ешь Петрушу?
— Да кабы пришел, дак узнал бы.
— А что, он на меня не смахивает ли?
— Есть немножко.
Петр Великий его по плечу похлопал, поцеловал и говорит:
— Ну, спасибо тебе, землячок, что от смерти спас.
Сел он и написал своеручное письмо: «Отправляется, мол, такой-то солдат на казенный счет в такой-то полк заступить на место полковника. А того полковника на его место — рядовым!»
Ну, царская воля — закон. Так и сделали.