Было это не так давно — годов сто назад или немного поболе.
В то время жил в наших местах один портной. Ходил по деревням — шил крестьянскую одёжу.
Только работал он всё по ночам, а днем уберется в лес под сено и спит, потому что сильно боялся набора.
А тогда была солдатчина хватовщиной: кто ни попадется начальству, стар или молод, того и хватали. Заберут в солдаты и увезут с собой.
Раз он лег спать под сено у большой дороги. Ножницы — за опояской, аршин — в кармане.
Уснул крепко да сено все и распинал. Лежит на поле, а сам того и не чует.
А по дороге ехал чиновник с ямщиком. Приметил его с тарантаса и говорит:
— Ямщик, что там такое?
Ямщик соскочил с козел, посмотрел:
— Барин, да здесь человек!
— Тащи его сюда, повезем в солдаты.
Посадили его в повозку рядом с барином и поехали. А барин был табачник. Как доедут до деревни, он и посылает своего ямщика трубку раскурить, — спичек в то время еще не было.
В одной деревне ямщик ушел трубку раскуривать, а портной и говорит:
— Барин, позвольте мне вылезти — ноги поразмять.
— Поди. Только недалеко, — за телегу держись.
— Слушаюсь, барин.
Вылез он за дорогу — разминается. Раз шагнул, два шагнул. А потом и говорит:
— Вот что взять-то у меня! — показал барину кулак и — в лес со всех ног.
Барин только плюнул и сказал:
— Ах, сукин сын, убежал!..
А мужик лесом идет, в самую глушь забирает. Шел, шел, да и заблудился.
Трое суток блуждал голодом, ни человека, ни зверя не видел. Уж такая глухомань!
На четвертый день вдруг слышит — шум за деревьями, треск, — гомонят, дерутся… Что такое?
Может, и здесь барин какой мужика в солдаты имает? Хотел он было назад повернуть, а потом и думает: «Уж лучше в солдаты идти, чем в лесу с голоду помирать», — и пошел прямо.
Подходит ближе. Видит: озеро большое. И вокруг — деревья до самого неба. Тучки на верхушках лежат, вода ажно под самый корень подступает.
Ну, а на берегу-то!.. На берегу черти с лешим дерутся. Ругаются, шибко кричат…
Он слушал, слушал, да и догадался: утром здесь баба корову в поле гнала и приговаривала: «Лешо́й бы тебя унес! Черти бы тебя по́рвали!»
Вот лешо́й и говорит:
— Мне сулена корова!
А черти и говорят:
— Нам!
И подняли драчу. Черти бросают из озера камнями, а лешо́й вырывает деревья из-коре́нь и бросает в озеро.
Да чертей-то много, а лешо́й один. Они его чуть не убили — он уж на земле лежит.
Подошел портной еще поближе. Лешо́й его приметил и просит:
— Мужичок, скажи мне: бог помочь!
— Бог помочь!
Только сказал, — все черти под воду. И каменьями бросать не стали. (Они боятся бога-то, а лешо́й-от не боится. Ему нужно сы́сторонь чтоб сказали «бог помочь». Сам-то он такие слова говорить не смеет.)
Вот, значит, скрылись они под водой, — только пузыри пошли, а лешо́й как вскочит и ну метать в озеро огромадные деревья! Всё озеро зарыл. Черти так там и сгинули.
Покончил он, стало быть, свое дело и говорит мужику:
— Ну, брат, спасибо тебе. За это я тебя на дорогу вынесу.
— Да ведь заберут меня там…
— Не беда, — говорит лешо́й, — пускай забирают. Ты от солдатства не бегай. Верно тебе говорю: прослужишь ты только три года, а потом я тебе чистую отставку дам — при пенсии и при мундере.
— Да где ж мне тебя искать, хозяин? Нешто солдаты в лесу квартируют?
— Зачем в лесу? А вот будешь в Москве стоять, выйди на улицу да посмотри, как печи топятся. Изо всех печей дым в одну сторону пойдет — по ветру, а из моей — в другую, напротив ветру.
Сказал — да как подхватит мужика — и побег… Тот и не оглянулся, а уж на дороге стоит.
«Ну, что ж? В солдаты, так в солдаты!» — Пошел он помаленьку, — до первой деревни не дошел, а его уж поймали и сдали, куда следует.
Вот он служит год, и другой, и третий…
«Эх, — думает, — видать, обманули меня!» — Потому часть-то ихняя уж больно далеко от Москвы стояла.
Вдруг приказ — переводится такой-то полк в Москву.
Приказано — сделано. Барабанщики — вперед! Шагом — а-арш! Пошли.
Прибывают в Москву, разместились по казармам. Солдат и думает:
«На самом-то деле — не правда ли? Дай-ка схожу — посмотрю на трубы».
Вышел на улицу, смотрит: изо всех печей дым идет в одну сторону, а из одной печи — напротив ветру.
— Что будет — зайду!
Заходит в квартеру. В прихожей денщик сидит. Спрашивает его:
— Что нужно, служивой?
— Да вот заблудился в городу. Не знаю, как и найти свою часть.
(Ясное дело — врёт. Не затем пришел, да не смеет говорить-то.)
Вдруг из комнаты выходит генерал в эполетах. Посмотрел на солдата и говорит:
— А, здорово, знакомой! За отставкой пришел? Не готова еще. Завтра утром приходи. Да захвати уж зараз все свои пожитки. В казарму тебе не вороча́ться.
На другой день опять приходит солдатик на ту квартеру. Портянки подвернул, ремень подтянул, ранец за плечами — готов в поход.
Генерал вышел, подает ему отставку. Все, как есть, правильно.
— Ну, пойдем, служивой. Я тебя малость провожу.
Вышли за ворота. Идут. Генерал впереди, а солдатик позади — как полагается.
Одну улицу прошли, другую, третью… Выходят они на большую дорогу.
— А ну, братец, садись на зако́рки!
Солдат прыгнул ему на спину, а генерал и пошел, и пошел, — да так шибко, что речки и реки даже перешагивает. Быстрей ветру.
Дошли до лесу. Солдат смотрит: они уже выше леса идут. Генерал-то опять лешим сделался, несет его…
Одной елкой сдернуло у солдатика фуражку. Он оглянулся, хотел поймать — да какой там! Не видать, где осталась!
— Ваше превосходительство, у меня фуражку сдернуло!
— Экой ты, братец, дурак! Что ж ты раньше не сказал! Мы уж от нее тыщу верст отшагали.
Так и пролетели всю дорогу, будто на крыльях. Ссадил его лешо́й у самых ворот и говорит:
— Ну, служивой, вот ты и дома. Прощай. А фуражку я тебе ужо занесу, как по пути придется. Не беспокойся. — И пропал.
Сутки так через трои, ночью, стучат в окошко.
— Эй, служивой, дома ли?
— Кто там? Чего надо?
— Фуражку тебе принес.
И подал ему в окно.