Задачей экспедиции, кроме отлова, было также изучение жизни животных. Наблюдать таинства жизни в природе, все вечно исчезающее и вечно возобновляющееся, все это извечное чудо... Для меня это стало самым чарующим периодом в моей жизни, и этим периодом стала жизнь в Африке. Когда в лагере не было срочной работы, я пользовался любой свободной минутой, чтобы побродить с фотоаппаратом и кинокамерой по диким зарослям, и наблюдал, наблюдал...
Однажды я как раз собирался на одну из таких прогулок.
— Бвана, принести?.. — спросил Отьен таким тоном, каким говорят по крайней мере о святыне.
— Неси!
— Несу, бвана, — прошептал он и помчался в мою палатку. Буквально через секунду он вернулся, благоговейно неся две большие сумки. Держал он их на вытянутых руках, что для него, видимо, представляло что-то вроде личного рекорда, так как сумки были достаточно тяжелыми. Там были фотоаппараты, объективы, камера, пленки и прочий реквизит.
— Бвана, я принес их, — сказал Отьен. Об этих сумках он всегда говорил только в третьем лице, причем так ни разу и не решился перечислить их содержимое в тех словах, какими оно называлось, хотя я его долго обучал этому. Мой черный друг Отьен всю эту аппаратуру приравнивал к божествам и напросился ко мне в оруженосцы. Отьен был сообразителен. Как только он обнаруживал, что в лагере не будет спешной работы, так тут же догадывался, что мы отправляемся в буш вместе с этими блестящими, сверкающими машинками, и сразу же увязывался за мной по пятам. Мне так ни разу и не удалось уйти в буш незамеченным.
Таким образом, мне пришлось смириться с тем, что мне не удастся побродяжничать в одиночестве. Когда мы усаживались в джип, тут же собиралось все черное население лагеря. Отьен держался таинственно и строго, кто знает, чего только он остальным не понарассказывал... Тем не менее, я видел, что никто не завидует исключительности Отьена.
В этой связи мне хочется бы хотя бы вкратце ознакомить вас с обстановкой в нашем лагере. Мы стояли на реке Грик, являвшейся пограничной чертой между землями племен карамоджа и себейя. Лагерь был раскинут на стороне себейя, так как карамоджа на нас попросту не стали бы работать — они считают себя людьми абсолютно свободными, стоящими гораздо выше остальных племен, т. е. точно так же, как масайя в соседней Танзании. Как только пошли слухи, что мы берем людей на работу, сразу же к нам пришли не только себейя, но и люди из других племен, так что у нас работали кикуйя, бургисо и другие. В лагере они располагались по принадлежности к племени, вместе жили и питались. Если между африканцами возникали мелкие неурядицы, то решались они "на миру", независимо от того, в каком племени начались трения. Ежели вдруг дело доходило до серьезной ссоры, каждое племя страстно отстаивало правоту своего члена. А вообще все жили очень дружно, как большая семья, — это меня, признаюсь, очень удивляло.
Такое же впечатление возникло и сейчас, когда они дружно обступили наш джип. Белый бвана едет с Отьеном в буш... Отьен как Отьен, среди остальных он выделяется разве только своим ухом. Но бвана — это бвана, он дает им деньги, лекарства, еду... Я уже включил стартер, но Отьен схватил меня за руку:
— Бвана, подожди!
— Почему мне надо ждать, Отьен?
— Они должны видеть нас! — серьезно и искренне ответил он.
Я понял, что Отьен сознательно продлевает торжественный момент отъезда. Итак, мы сидели молча, наши взгляды были устремлены вперед, а взгляды окружающих были устремлены на нас.
Наконец мы отправились в буш. Примерно через четверть часа послышался могучий львиный рык. Зверь таким образом заявлял свои права на свои охотничьи угодья, которые он решительно и до конца защищает от остальных претендентов. К претендентам могли относиться лишь равные ему, т. е. львы, но иногда по случайности попадались храбрецы и из числа хищников послабее. Мне самому несколько раз приходилось видеть, как звери послабее оказывали львам сопротивление.
Лев охотится, в основном, на антилоп и зебр, но не брезгует также птицами, мышами, змеями, ящерицами и даже кузнечиками, о чем не раз свидетельствовало содержимое львиного желудка. В зоологическом саду льву вполне хватает шести-восьми килограммов мяса в день, зато на свободе он способен уплести от пятнадцати до тридцати килограммов. После этого он день-другой отдыхает, а все остальные животные пользуются полной безопасностью. Очень скоро, однако, все начинается снова... Жертву лев убивает ударом лапы, иногда он прыгает на животное, вонзает в него когти, вгрызается в горло или переламывает ему шею. Само, так сказать, наличие льва, его образ жизни, его "меню" — все это закономерно способствует сохранению равновесия в африканской природе. Вам, наверное, будет интересно узнать, что в тех местах, где львы были истреблены, копытные размножились до такой степени, что стали разрушать природу, уничтожать обработанные людьми поля, и, наконец, стали в огромных количествах гибнуть от заразных болезней, которые косили стадо за стадом. Из всех хищников только львы охотятся на представителей крупных копытных, поэтому, даже когда они живут на одной территории с гепардами, леопардами, гиенами и мелкими хищниками, особой конкуренции между ними не наблюдается, так как каждый отдельный вид хищников специализируется на своем питании.
Развитие популяции львов зависит от многих факторов. В тех местах, где львов мало, а жвачных и зебр, наоборот, много, львицы приносят от двух до пяти котят, которые в полном благополучии доживают до зрелого возраста. Если же пищи бывает недостаточно, молодняк гибнет от голода, а такие неблагоприятные условия вынуждают семейства львов переселяться в другие области.
Лев, на которого мы с Отьеном отправились посмотреть, зарезал антилопу. Это была короткая, но жестокая битва. Лев оттащил свою жертву на край полянки, и началось пиршество. Отьен смотрел на насыщающегося льва и дрожал как осина. Когда все было покончено, он взволнованно сказал:
— Львы очень плохие, бвана. Они убили моего отца.
Я уже слышал об этом. Отец Отьена был хорошим охотником. Однажды утром он отправился в буш, а вечером удалось найти только его скелет.
— Львы убили много людей, — продолжал Отьен. — Львы очень плохие, бвана. Последние слова он произнес таким пророческим тоном, что я невольно вздрогнул. В тот момент я даже предполагать не мог, что вскоре мне самому придется в этом убедиться.
Природа, как известно, полна противоречий, и нашим взглядам тут же представилась совершенно иная картина. Мы шли по бушу и увидели пару — льва и львицу. Это была трогательная сцена: родители заботились о своем потомстве.
Рядом со свежей добычей возлежал отец семейства и присматривал за роскошными львятками. Чуть поодаль лежала мамаша, причем все это создавало впечатление, что в данный момент около детей дежурит отец, а мать спокойно отдыхает. Насчет кормежки с детками не было никаких проблем. Ели они с превеликим аппетитом, причем время от времени дело доходило до драки, которая кончалась каждый раз тем, что львята бежали за защитой к папочке. Потом снова начиналось угощение, и снова драка. Пару раз случилось так, что в запале потасовки все перепуталось, и львята покусали родного отца. А он их лишь нежно облизывал; когда же это повторилось, лев подошел к отдыхающей львице и передал ей дежурство. Женщины все-таки намного терпеливее.
Мне было страшно интересно, что будет дальше. Что предпримет мать с педагогической точки зрения? Она подозвала к себе деток, которые очень послушно и быстро подбежали к ней и тут же начали ласкаться. Мордочками они нежно прикасались к голове львицы, она их "целовала", все снова было хорошо.
На Отьена эта сцена, видимо, не произвела никакого впечатления, так как в течение всего времени, пока я ее наблюдал, он все твердил свое:
— Львы очень плохие, бвана! Уйдем отсюда!
Я было решил послушаться и уйти... казалось, идиллия кончилась. Но через пару минут вдруг явилась с визитом статная львица с тремя отпрысками. Это была настоящая женщина — для начала она поприветствовала главу семейства, дружески облизав его голову, и только после этого точно таким же образом поздоровалась со своей подругой. После этой церемонии гостья непринужденно улеглась на траве, а все дети тут же принялись играть.
Озорство быстро вызвало жажду, и львята захотели молочка. Было это по-настоящему интересно — котята перебегали от одной львицы к другой, попив молочка от каждой, вне всякой зависимости от того, чья из них это была мамочка. Уже через минуту я не мог различить, какие львята детьми какой львицы являются. Львятки после этого как следует вздремнули, так что этот дружественный визит производил впечатление полной гармонии.
Такое интересное и мало известное явление мне уже однажды удалось наблюдать в просторах Серенгети, вблизи центра Саронеро. Львята пили молоко у каждой из собравшихся львиц. Напившись от одной из них, они весело перебегали ко второй, третьей, четвертой и обратно.
"Социальная" жизнь львов необыкновенно интересна. В брачный период самцы дерутся за самок самым жесточайшим образом, но серьезных ранений при этом не бывает. Как только львица выберет себе партнера, пара уходит в буш и бродит там вдвоем. Брачный период длится 5-7 дней, парочки же пребывают в буше 10-14 дней. Лев и львица не отходят друг от друга ни на шаг, вместе отдыхают, вместе охотятся и только что за ручки не держатся. Приходит время, лев и львица становятся заботливыми родителями. Детеныши родятся очень маленькими, всего-то 25-30 см длиной. Львица буквально глаз с них не спускает, а лев всячески балует и позволяет им любые шалости. Детки катаются у него на спине, таскают за уши, кусают за нос, но больше всего любят забавляться с его хвостом — видимо, это их любимая игрушка.
Таким образом, младенцы могут позволить себе все, что угодно. Во время угощения отец предоставляет им преимущественное право, о чем уже подросшие потомки и мечтать не смеют, вынужденные к терпеливому ожиданию своей очереди.
Да, все это настолько интересно и трогательно, что, увлекшись наблюдениями, я забываю о времени и об Отьене, вид которого становится все менее героическим.
— Бвана, скоро уже ночь! — напоминает он мне.
Отьен прав. Буш погружается в сиренево-голубую мглу, самое время вернуться в лагерь.
На обратном пути мы пережили еще одно приключение. Мне захотелось сделать последнюю фотографию, это должен был быть "снимок с настроением". Буш притих, ни одного зверя вокруг... и в этот момент неожиданно и молниеносно на нас напал лев. Укрываясь от нас примерно в двадцати метрах, он совершенно слился с высохшей травой. Поэтому мы его и не заметили. Я буквально швырнул аппарат Отьену и дал газу. Расстояние было очень небольшое, а мы сидели в открытом джипе. Кончилось все благополучно. Правда, когда мы вернулись в лагерь, я увидел, что Отьен сидит в машине со все еще вытаращенными от страха глазами. Тем не менее, аппарат, который я кинул ему на колени во время львиной атаки, он со священным почтением держал в руках.
Пока на голой скале или пустом месте вырастает лес, почва и местный климат претерпевают большие перемены. Скалистые участки сначала обрастают лишайниками, потом мхом и папоротниками, на смену им приходят однолетние травы, за ними следуют кустарники, затеняющие почву, и появляются отдельные деревья. Только так может появиться лес с населяющими его животными. Этот процесс развития может быть нарушен самыми различными обстоятельствами, но чаще всего в этот процесс вмешивается человек: он выжигает лес, распахивает почву, разводит скот. Причем делает это тогда, когда ему это наиболее выгодно.
Если бы человек этим не занимался, не могло бы существовать сельское хозяйство, ведь хлебные злаки, овощи, фрукты и кормовые культуры могут произрастать только в определенных условиях. Если в какой-либо области перестают обрабатывать почву, она тут же зарастает сорняками, а природа продолжает прерванный процесс.
Растущее население Африки корчует леса, выжигает траву, бьет дикого зверя и в силу того, что не заботится о сохранении природного равновесия, отбрасывает природу в ее развитии назад, к бесплодным пустыням и бесполезным сорнякам. Домашний скот поедает лишь несколько видов сладкой травы, полностью пренебрегая остальными. Поэтому на пастбищах всегда пасется большее количество скота, чем то, которое они способны прокормить, сладкие сочные травы быстро исчезают, а времени для их восстановления не остается. Некачественной траве ничто не угрожает, она быстро разрастается и превращает пастбище в дикие заросли устойчивых к любым воздействиям сорняков. Исконные африканские травоядные поедают любые травы, так что без нарушения природного равновесия на одном и том же пространстве их может прокормиться гораздо больше. Примитивные африканские крестьяне превращают плодородные местности в пустыню, вырубая и выжигая большие участки леса и выращивая на их месте культурные растения. Несколько лет, пока почва не истощится, они собирают хороший урожай, потом переходят на другое место и снова вырубают и выжигают лес. В результате леса изреживаются, в них чаще возникают пожары, они высыхают и отступают все дальше под натиском неприхотливых диких трав; пустыни занимают все большее пространство.
Изготовление древесного угля из свободно произрастающих деревьев кенийское правительство запретило еще в 1971 году. Древесный уголь можно отжигать только из деревьев, выращиваемых на плантациях. Туземные племена это запрещение игнорируют. А ведь одно дерево с диаметром ствола тридцать сантиметров может расти до 400 и даже до 1800 лет.
В сухом климате африканских саванн лучше всего растут те травянистые культуры, которые способны сопротивляться воздействию огня и последствиям постоянного выпаса. Процесс развития этик трав, так же как и травоядных, насчитывает уже не менее двадцати пяти миллионов лет. Растениям, идущим на корм, не вредят копыта поедающих их животных, так как разные виды травоядных привлекают разные виды трав, так что ни одна из них чрезмерно не уничтожается и не разрастается за счет исчезнувших. Интересно то, что дикие африканские травоядные никогда не уничтожают сразу все запасы пищи — огромные стада постоянно перемещаются с одного участка саванны на другой, так что траве они, собственно, ущерба не наносят. Масайя привели свой скот на обширные пастбища, где раньше пробегали только дикие копытные, в результате чего через несколько десятилетий сочные зеленые пастбища превратились в степи и полупустыни. Укрощенные животные утратили инстинкт чередования мест кормежки и стали поедать только самую вкусную траву, выщипывая ее до самых корешков. Кроме прочего, коровы повреждают почвенный покров и потому, что копыта у них все одинаковой величины, в то время как дикие копытные своими "разновеликими" копытами разравнивают поверхностный почвенный покров.