Царь зверей не лев

Дорогая, я приеду через год

— Джо, — обратился ко мне Маррей с таинственным видом. — Я признаю, что не добился разрешения на отлов, но не ссориться же нам из-за таких пустяков. Не правда ли?

— Ты прав, — покорно согласился я. От получения этих лицензий зависела судьба нашей пятой экспедиции, но существовали вещи, объяснять которые Маррею было бесполезно. Все равно он бы ничего не понял. Он всегда видел перед собой лишь ту цель, которая зажгла его, а все остальные "мелочи", связанные с делом, он попросту отметал. Но каждый раз каким-то чудом у него все получалось. Во всяком случае до сих пор, но что будет дальше?

Отступать было уж поздно, да я ни о чем и не жалел. Я был уверен, что неопытность Маррея и его команды полностью восполнит их энтузиазм, желание трудиться, готовность к самопожертвованию. Маррей был нашим первым деловым партнером в Африке, для которого доллар не заслонял абсолютно всего. Для него наше дело было и выгодным, и интересным.

— У меня сюрприз, — продолжал Маррей.

— Лучше не надо, — струхнул я. От его сюрпризов мне уже сейчас становилось плохо, а экспедиция еще и не начиналась.

Почти всюду Маррея сопровождали молодые зоологи. Сейчас он был один. Это показалось мне подозрительным, но я ничего не сказал.

— Я сяду за руль, — заявил он, и мы сели в машину. Это была "тойота" — вездеход, который я купил лишь час назад.

— Как видишь, у нас новый джип, — многозначительно сказал я.

Этот джип являлся весьма важной вещью. Без него мы не могли ловить зверей, транспортировать их, доставлять материалы, его прочный кузов должен был защитить нас от опасностей дикого буша, словом, без джипа мы попросту не могли существовать. Добыть "тойоту" было делом нелегким. Это был единственный новый автомобиль подобного типа в Найроби.

— Маррей, у нас новый джип.

Он с отсутствующим видом смотрел на опустевший бульвар и вовсе не слушал меня. Я понял, что заводить разговор на эту тему — пустая трата времени и сил. И замолчал.

Когда мы выехали из Найроби, Маррей свернул на проселочную дорогу. Мне стало любопытно.

— Куда мы едем?

— Увидишь. Это и есть сюрприз.

Проехав километров тридцать, мы остановились. За нами будто что-то горело. Облака пыли, поднятой джипом, висели в воздухе, образуя густую завесу.

— А теперь я завяжу тебе глаза, Джо.

— Послушай, — начал было я серьезно. — Время дорого, мы не можем терять ни часа.

— Ну, час можем, — заканючил он. — Больше не потребуется.

— Маррей, нам надо уже начинать обследование местности. Это дело серьезное.

— Так хотя бы закрой глаза, Джо.

Сопротивляться было бесполезно. Я откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.

Я ощущал себя героем из гангстерского фильма.

— Можешь смотреть, Джо.

Но смотреть было не на что. Передо мной стояла сплошная белая завеса.

— Терпение, Джо, — раздался голос из этой белой тьмы.

Задыхаясь от пыли, мы в два голоса закашлялись, потом к нам присоединился и третий, но мы его все еще не могли разглядеть.

Воздух был неподвижен, и пыль оседала очень медленно. Наконец, за белой стеной пыли показался Маррей и тот, третий... Он стоял на лестнице, держа в одной руке кисть, в другой краску и писал какой-то транспарант.

Я ничего не понимал.

— Сейчас ты увидишь, Джо, что мы не теряли времени даром, — проговорил Маррей, вынимая из кармана сложенный лист бумаги. — Мы никак не могли придумать, как назвать нашу фирму. Мы думали, думали — и вот несколько вариантов. — Маррей развернул лист и начал читать: — Один из них: ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО ДИКИХ МЕСТ — это идиотское название. Я забраковал его.

— Кто его придумал? — спросил я.

— Я.

Тот, третий смущенно кашлянул, и Маррей продолжал:

— Следующий вариант: ИСКАТЕЛИ ЖЕМЧУГА... И это не подходит, оно не отражает характера нашей деятельности. Его придумал Джонни, а у него слишком поэтичная натура.

Несколько позже я узнал, почему Джонни придумал именно такое название. Джонни, один из ребят Маррея, оставил в Англии невесту. Он серьезно помышлял о женитьбе, но это означало бы, что ему надо будет покинуть Маррея и вернуться в Англию. Каждый раз в годовщину помолвки Джонни Маррей со своей командой выбирается в один из ювелирных магазинов, где они сообща покупают подарок для возлюбленной Джонни, надеясь задобрить ее.

Известный в Найроби ювелир заранее готовится к этой дате, ведь такое случается не часто. Коллективная покупка, а на самом деле споры и препирания, длятся порой несколько часов, пока вконец отчаявшийся ювелир не заворачивает украшение (по обыкновению из жемчуга, который Джонни обожает) и отправляет его на почту. К посылке прилагается следующее послание:

"Дорогая, я приеду через год. Жди меня..."

И так продолжается уже пять лет.

— Есть и другие названия, — продолжал Маррей. — ОТЛОВ И ДОСТАВКА ДИКИХ ЗВЕРЕЙ... Но это звучит как-то не научно, не так ли, Джо? ФИРМА ПО ОТЛОВУ ОЧЕНЬ ОПАСНЫХ ЗВЕРЕЙ... — как-то отдает бизнесом. — Происходило все это как раз в полдень, и мы стояли на страшном солнцепеке.

— Название нашей фирмы должно звучать гордо, но при этом быть скромным и возглашать всему миру: вот оно, настоящее дело! — вещал Маррей. — Такое название нелегко придумать. Согласись, Джо.

— Да, я согласен.

— И тогда мы придумали вот что...

Жестом Цезаря он указал на вывеску, которую я ошибочно принял за транспарант. На свежей краске осел толстый слой пыли, но Маррея это не огорчило. Он вообще обладал удивительной способностью моментально приспосабливаться к новой ситуации.

Он взял меня под руку и взволнованно произнес:

— Пойдем. Самый большой сюрприз еще впереди.

Тропинка вела к небольшому холму. За ним, примерно в километре отсюда, виднелась какая-то продолговатая постройка. Я даже не представлял, куда мы идем. Мы шагали молча. Пыль, облачками взметавшаяся из-под ног, оседала на лице, смешиваясь с ручейками пота. И лишь только в конце нашего утомительного пути я сообразил, какие мы дураки... шагаем пешком, хотя есть автомобиль. "Тойоту" мы оставили у той великолепной вывески фирмы.

— Вот наша резиденция, — сказал Маррей, с уважением оглядев обшарпанные стены, которые его мальчики, восторженные зоологи, красили в белый цвет.

Километрах в тридцати от Найроби Маррей купил старую ферму, где должна была обосноваться новая фирма. Ферма, казалось, была взята напрокат из фильма ужасов, но за ней уже виднелись новые постройки. Это были загоны, сооруженные зоологами вместе с пятнадцатью туземцами, которых за удивительно короткое время удалось отыскать Маррею. Я уже говорил о способности Маррея очень быстро "убедить" кого-либо, ну, а "убедить" работать африканцев само по себе говорит о многом.

Я так никогда и не узнал, как это ему удавалось.

— Здесь животные будут проходить карантин перед отправкой в Чехословакию, — деловито рассуждал он. Куда только девался прежний Маррей с его высокопарными речами?

— Отлично, — похвалил я, удивленный его организаторским талантом. На этот раз приятно удивленный.

Но это было еще не все.

— Я обещал тебе, что это не продлится дольше часа, — сказал Маррей. — Входи, давай начнем наш поиск.

Я не представлял, как он собирается на этой старой ферме проводить поиск, без которого мы не могли начать отлов. Отлавливать животных мы могли лишь в подходящей для этой цели местности, проверенной с санитарной точки зрения, где водились бы интересующие нас виды. Именно эти условия я вкладывал в понятие "поиск".

Но что под ним понимал Маррей?

Я провел много времени в ветеринарном отделе министерства сельского хозяйства, проверяя, в каких зонах на протяжении ряда лет нет инфекционных заболеваний. Я хотел удостовериться, что производить отлов мы будем лишь в местах, где домашние и дикие животные совершенно здоровы.

В Гейм-департменте я раздобыл специальную карту, на которой были обозначены области с самой большой концентрацией определенных видов животных. Руководствуясь этой картой, нам надо было найти места, где бы водились сетчатые жирафы, зебры Греви и некоторые виды антилоп.

А по карте рельефа Кении нам надо было определить, есть ли там места, пригодные для отлова зверей. Например, невозможно организовать лов на скалистой, неровной местности, покрытой зарослями колючего кустарника, или в местах, испещренных ручьями, потоками и болотцами.

Все это было необходимо знать, прежде чем приступить к последней части поиска — то есть взглянуть на все собственными глазами.

Я стоял на пороге старой фермы и думал, что еще за сюрприз приготовил мне Маррей.

— Ну, пошли, — поторапливал он. — Ты сам говоришь, время дорого.

Ну что ж, я вошел. Внутри было приятно и уютно. Я не ожидал, что в этих развалинах все будет обставлено с таким удобством и вкусом. Все сияло новизной и чистотой. Я представил себе молодых зоологов, как они здесь убирают, скоблят, отмывают, и мне сразу стало весело.

— Что ты нашел смешного? — спросил Маррей.

— Видишь ли, подобная обстановка наводит скорее на мысль о встрече за бутылочкой, чем...

— Правильно, — перебил он меня и, хлопнув в ладони, отдернул занавес. В комнату торжественно вступили мальчики Маррея. Первый нес скатерть, второй — тарелки и бокалы, третий — сэндвичи, а четвертый — напитки.

Все делалось молча, движения их были элегантны, как у отлично вышколенных слуг.

И тут началось... Я с удовольствием об этом вспоминаю.

Двое из них, подойдя к Маррею, громко произнесли:

— Пожалуйста, шеф...

А двое других, точно так же подойдя ко мне, сказали:

— Пожалуйста, шеф...

Впервые зоологи Маррея обращались ко мне подобным образом.

Маррей налил виски в два бокала. Молодые люди, отойдя в сторону, выстроились в ряд.

Маррей поднял бокал и торжественно произнес: — За удачное начало и благополучный конец великой чехословацкой экспедиции!

Мальчики Маррея глубоко поклонились.

Мы выпили до дна.

После этого он снова налил виски и торжественно провозгласил:

— За благородную цель нашей экспедиции!

Мы выпили до дна, и молодые люди снова поклонились.

Маррей налил еще раз, но теперь только в свой бокал. Мне стало интересно, что будет дальше.

Маррей подошел к своим помощникам и воскликнул:

— За ваше здоровье!

И отвесил им поклон.

После этого он наполнил мой бокал. Взгляды присутствующих устремились на меня. Я ощутил некоторую напряженность. Все ждали, что я сделаю, что скажу. В тот момент я и сам плохо представлял себе это. А драгоценные секунды бежали...

Вдруг я вспомнил слова: „Пожалуйста, шеф“... Они одинаково обратились к нам — к Маррею и ко мне. В этом было что-то символическое. Стало быть, оба мы — шефы с одинаковыми правами и полномочиями.

Я уже знал, что делать.

Я подошел к молодым зоологам и важно, как Маррей, сказал:

— За ваше здоровье!

И, низко поклонившись, одним махом осушил бокал.

Мальчики стояли по стойке "смирно".

После этого мы, шефы, встали плечом к плечу против ряда выстроившихся молодых людей и поклонились друг другу. Они нам, а мы им.

Церемония была окончена. Ребята ждали распоряжений, все молчали, и некоторое время стояла тишина.

— Спасибо вам, — растроганно произнес я.

— Ура!!! — закричали зоологи.

С церемониальной частью было покончено. Маррей взял со стола бутылку виски, протянул ее ребятам и совсем обыденно сказал:

— Можете ее выдуть.

Подпрыгнув от радости, они исчезли.

— Ну, а теперь начнем работать, — заявил Маррей.

— Что, что это ты сказал? — не понял я.

Выпитое на пустой желудок виски начало оказывать свое действие.

— Что начинаем вкалывать. Начнем поиск...

Он достал с полки кипу бумаг. Там были и полные данные ветеринарной службы о санитарном состоянии областей, и карта из Гейм-департмента о наличии животных, карта рельефа Кении... У него были собраны все данные. Все то же, что и у меня.

Из-за выпитого виски глаза слипались.

— Ну, что скажешь, Джо?

— Ничего.

— Все ясно, — ответил Маррей и, словно заботливая нянька, добавил: — А теперь пойди, немного вздремни.

1:0 в пользу Маррея, так закончилась эта партия.

Если бы я знал, что ожидает меня в ближайшие дни!..

Мне здорово пришлось помучиться, пока я научил африканцев делать ящики для перевозки животных. Лишь всего двое научились измерять доски, трое умели просверливать дырки, четверо распиливали доски и бруски на нужную длину. Их работу проверял я и при этом не переставал удивляться: ни один срез, ни одно отверстие не были ровными. Они никак не могли понять, что два криво распиленных и с неровно просверленными дырками бруска невозможно соединить болтом.

Первые ящики мы делали вместе с моей женой, остальные они сбивали сами. Но все пришлось переделывать заново: стенки были кривые, доски не подходили друг к другу. Я заставил африканцев выравнивать каждую сторону до тех пор, пока обе стороны на стыке не были строго перпендикулярны. Чтобы им было легче прибивать бруски строго по вертикали, я сделал им из веревки и гайки отвес; потом на ровной площадке я показал им, как прикреплять боковые стенки к днищу ящика. Ящики мы оставляли прямо там, где их сбивали, но обязательно подкладывали под них доски, чтобы их не обгрызли термиты.

Какое-то время все шло гладко. Но однажды, возвращаясь с охоты, я еще издали заметил, что все ящики кривые. Дело в том, что после того, как вся ровная площадка, где обычно сбивали ящики, была заполнена ими, африканцы начали делать их на довольно крутом склоне реки. Я распорядился, чтобы их снова стали делать на ровном месте и уже готовыми переносили на берег реки.

Незнание параллелей и прямого угла у обитателей буша, по-видимому, объясняется тем, что вокруг них, в окружающей природе нет ничего ровного и прямого, все — кривое, округлое, изогнутое, вот почему у них нет и не может быть представления о прямом угле.

В сознании местных жителей укоренилось много различных поверий и суеверий. Одно из них чуть не стало роковым для нашей экспедиции. После шестинедельной подготовки мы, наконец, были готовы начать отлов жирафов. Было это в канун нового, 1960 года. Но я никак не мог отговорить нашего партнера Тома от его затеи: он хотел сам управлять джипом и настаивал на том, чтобы его жена Тесса бросала лассо. Напрасно я пытался убедить его, что для женщины это слишком тяжелая и опасная работа, уговорить его было невозможно. Во время отлова жирафов, один из них, бегущий перед джипом, неожиданно резко повернул в сторону восходящего солнца. Солнце ослепило Тома и он, ничего не видя, врезался в термитник, жену его резко подбросило, она запуталась в лассо и на полной скорости вылетела из машины. Состояние ее было тяжелым. Том и моя жена сразу же отвезли ее в больницу в местечке Мбала-Мбала, в 120 км от лагеря. Африканцам вообще не нравилось, что мы начинаем отлов под Новый год, более того, случившееся в первый же день несчастье так напугало их, что они наотрез отказывались принимать участие в дальнейшем лове. Я тогда здорово разозлился, уже по опыту зная, что если уступить им сейчас, то и потом при каждой возможности они будут ссылаться на какие-нибудь поверья. Мы возвратились в лагерь, я продолжал убеждать их, пока мне, наконец, не удалось найти четырех помощников на джип. Были это не себейя, а представители племени кикуйя в Кении, и один из племени мао-мао. Потом вызвалось и несколько себейя, но они лишь согласились сопровождать нас на грузовике с ящиками для животных. К вечеру нам без всяких происшествий удалось поймать трех великолепных жирафов. С тех пор у меня уже не возникало осложнений из-за суеверности африканцев.

...Ночи были все светлее, месяц с каждым днем становился все больше. Вчера я наблюдал за слоном, забредшим к нашему лагерю. Тихими, осторожными шагами он подошел к нашей палатке и остановился метрах в восьми от нее. Несколько минут он неподвижно стоял, покачивая хоботом и похлопывая ушами. Потом он прошел по тропинке, идущей от лагеря, перешел речку и исчез в темноте. Ушел он так же бесшумно, как и появился. И льва я заметил только тогда, когда он был уже за палаткой, посреди дорожки, ведущей в лагерь. Он тоже постоял некоторое время, прислушиваясь к звукам лагеря, а потом, несколько раз оглянувшись, убежал в буш.

Ночью жизнь в буше совершенно иная, чем днем, при свете солнца. Все здесь имеет свой порядок и размеренный ход. Утром с равнин и редких зарослей кустарника по краям леса тянутся стада слонов. В утренние часы и потом, уже только к вечеру, на открытых просторах пасутся огромные стада черных буйволов и различных видов антилоп. Вечером направляются на пастбища бегемоты, которые в течение дня отдыхают в болотах и водоемах; выбираются на охоту львы, леопарды и гиены. По вечерам я особенно любил следить за обезьянами. Громко крича и раскачиваясь на ветках деревьев, они перелетали с дерева на дерево, неожиданно исчезая в густых кронах, настолько сливаясь с листвой, что различить их было уже невозможно.