Царь зверей не лев

Незабываемая ночь

Вчера вечером мы добрались до туристского кемпинга, проехав двести пятьдесят километров по кошмарным дорогам. Как только хозяин нас увидел, он выбежал нам навстречу с криком:

— У нас все занято! Все!..

Мы ужасно устали и, видимо, только поэтому не заметили, что кемпинг совершенно пуст. Хозяин сидел около одного из домиков и терпеливо поджидал постояльцев, то есть, таких же идиотов, как мы. Правда, в тот момент мы об этом еще не знали.

— Если бы вы приехали на минутку раньше. Всего только на минутку!.. — жалостливо приговаривал он, бегая вокруг нас с целью произвести впечатление человека, страшно занятого работой. — Буквально минуту назад я принял последних желающих.

Эти трюки я давно уже изучил, но, как я уже сказал, мы с сыном ужасно устали, и именно "благодаря" этому нам пришлось пережить столько неприятностей.

— Ну хотя бы одно место, — умолял я. — Одно место ведь, наверное, можно найти...

— Но вас же двое.

— В крайнем случае мы поспим на одной постели. Нам бы только крышу над головой.

Хозяин понимающе кивнул.

— Ну что же... одно бунгало, я, пожалуй, еще могу приготовить...

Потом он подвел нас к этому бунгало. В нем была накидана куча всевозможного барахла, изорванные платья, драные теннисные тапочки, кастрюли с заплесневелыми остатками еды, тряпки, какие-то черепки и черт знает, что еще...

— Здесь нет постелей, — отметил я наперекор усталости.

Хозяин в ответ на мои слова исчез, а через минуту мы увидели, что он бежит что есть духу обратно и несет постель. Туземца, который помогал ему нести ношу, он без конца подгонял: "Быстро! Еще быстрее!.."

— Цена пятьдесят шиллингов, — сообщил он, когда была доставлена вторая постель.

— Плата вперед.

Мы, конечно, заплатили, и это все, что я помню из той сцены. Как только хозяин удалился, мы бросились на постели и заснули как под наркозом... Иначе просто не могло бы случиться того, что случилось.

Утром мы проснулись одновременно, кажется, от какого-то шума. Первое, что я осознал, было то, что свет божий я вдруг стал видеть через какую-то узкую, туманную щелочку. Потом сквозь эту узкую щелочку распухших глаз я разглядел Зденека... Нас обоих, можно сказать, сожрали клопы и комары. Простыни, на которых мы спали!.. Если на каждой из них не было по крайней мере по пятьсот кровавых точек, то и говорить не о чем. Вместо москитных сеток на окнах болтались какие-то клочья, так что комарам был предоставлен свободный доступ к нашим телам. Но больше всего меня возмутили матрасы, которые кишмя кишели клопами. Мало-помалу нам все стало ясно.

Ведь кемпинг у этого обдиралы пуст!

И он же нас из экономии поселил в этой куче грязи!

И не пожалел сил, чтобы выволочь для нас эти битком набитые клопами матрасы.

И мы же еще благодарили его за все и отвалили ему пятьдесят шиллингов!..

Все тело горело, мы чувствовали себя еретиками на костре.

Ну, и что бы вы на нашем месте устроили этому негодяю?!

У меня лично возникло почти непреодолимое желание врезать ему как следует, но ведь ему-то как раз это было бы не обидно — главное для него то, что он нас надул, а мы отдали ему пятьдесят шиллингов. Деньги... Да ведь это же самое уязвимое для него место!

— Сейчас же верни нам деньги! — затопал я ногами.

— Не верну, — сказал он и принялся молиться.

— Ты нас обокрал!

— Не обокрал. Это ты меня хочешь обокрасть, потому что ты хочешь взять деньги, которые уже не твои, а мои.

Ругаться дальше не имело смысла. Но злость во мне так и кипела, и отступать я не собирался.

— Я позову полицию!!!

Хозяин шептал молитву, воздев очи к голубому небушку, не обращая на меня ни малейшего внимания. Да и где мне было раздобыть полицию в этом медвежьем углу?..

— Мы пойдем в больницу, а счет за обследование оплатишь ты!

Но и эта угроза не помогла — кто же, интересно, отправится в больницу, расположенную по крайней мере в двухстах километрах отсюда?

Хозяин наблюдал за мной краем глаза. Ему было интересно, что я еще смогу выдумать. В душе он, конечно же, здорово позабавился.

— Хорошо, я оставлю тебе эти деньги, — сказал я после минуты напряженного молчания.

Хозяин перестал воздевать очи к небу и посмотрел на меня с недоверием.

— Я знаю, — продолжал я, — что во всей округе нет ни одной живой души. Здесь у тебя только один черный слуга, и он будет рад...

— Если ты меня поколотишь, — встрял хозяин, который видимо с самого начала ожидал, что я этот вопрос решу "вручную".

— Но я этого не сделаю. Я заставлю тебя самого провести ночь в этом твоем "бунгало-люкс".

В ответ на это он без звука подал мне пятьдесят шиллингов.

Когда мы садились в джип, он молча стоял на безопасном расстоянии, и вид у него был очень несчастный.

— Вот уж кто призывает на нас все кары небесные! — сказал Зденек.

— Это точно. Только ничего у него не получится.

Будь я хоть немного суеверным, можно было бы утверждать, что у этого негодяя в этом смысле все получилось как нельзя лучше.

Счастье еще, что мне не предстояло никаких официальных переговоров — в таком ужасающем виде я просто не смог бы появиться в каком-либо официальном месте. Укусы превратились в болячки, все тело горело, в весе и ширине мы как бы удвоились. Когда мы в пути делали остановки, туземцы боялись к нам приблизиться — настолько они были уверены, что мы больны чем-то загадочным, а потому опасным.

Наш путь лежал в древние леса Марсабет, где "сконцентрированы" интересные животные. Там же находятся три озера вулканического происхождения, самое красивое из них — Райское озеро, к которому ходит на водопой легендарный слон Ахмед. Каждый раз, бывая в тех местах, я надеялся встретить и сфотографировать его. Но каждый раз мне не везло.

А вдруг теперь повезет?..

Ахмеда считают самым большим слоном в Африке. У него огромные, чуть ли не в двести килограммов весом бивни, свисающие почти до земли. Этот в четыре с половиной метра ростом и в восемь тонн весом гигант живет на свете уже почти девяносто лет, и жизнь ему гарантирует специальное правительственное постановление. У легендарного Ахмеда несколько потомков, и каждый из них может гордиться великолепными бивнями. Но Ахмед был ни с кем не сравним, поэтому его и называли королем. Король Ахмед. Кинг Ахмед.

У входа в любую резервацию стоит сторож, которому вы обязаны предъявить документы, он вас внесет в списки, после чего вы внесете соответствующую плату; вы сообщите ему также, сколько времени вы собираетесь здесь провести, перекинетесь с ним парой любезных слов, и нажмете на газ.

Мы думали, что так все будет и в дремучих лесах Марсабет. Но получилось все совсем иначе.

Сторож резервации держал в своей будке кипу проспектов и фотографий и продавал их туристам. Ахмед, естественно, был на каждой из них. Сторож, увидев нас, тут же вытащил из своей кипы прекрасный снимок Ахмеда, величественно шагающего в джунглях.

— Купите, пожалуйста!..

Сказал он это таким тоном, будто предлагал дефицит: "Купите, а то потом не будет!"

— А вдруг нам повезет, — сказал я. — Может, мы встретим его и сами увековечим на фотографии.

— Многие надеялись, но так и не дождались своего случая, — начал философствовать сторож. Он был уже стар и наверняка прослужил здесь много лет.

Сторож поцеловал фотографию и положил ее обратно. Какой трогательный рекламный жест, — подумал я... Довольно ловкие трюки использует, чтобы продать побольше сувениров. Я с интересом наблюдал, как он аккуратно раскладывает фотографии Ахмеда, как осторожно и с чувством прикасается к ним... Да, свою роль он исполнял так хорошо, что рекламное агентство могло оставаться вполне довольным.

Представьте себе, этот ловкий торговец растрогал и меня. И вдруг, именно в тот момент, когда я решил попросить продать мне фотографию Ахмеда, сторож резервации тихо проговорил:

— Король Ахмед мертв...

— Этого не может быть! — вырвалось у меня.

— Я думал точно также, — сокрушенно сказал сторож. — Я поверил только тогда, когда сам увидел его мертвого.

Ахмед погиб всего за несколько дней до нашего приезда.

— Ведется большое расследование, — продолжал сторож. — Приехала правительственная комиссия, хотят установить причину смерти Ахмеда, а ему ведь это уже не поможет.

Старое морщинистое лицо выражало такую искреннюю печаль, что я устыдился своих недавних мыслей.

— Что удалось установить? — спросил я.

— В теле Ахмеда нашли три пули. Одна застряла в челюсти, вторая где-то сзади, третья под лопаткой... Некоторые из этих господ говорят, что не эти пули погубили Ахмеда, что ни одна из них ему не повредила, он, мол, давно носил их в себе.

— А что говорят другие?

— Что одна из пуль была смертельной. Ахмеда застрелили.

Дальше я узнал, что тело Ахмеда будут препарировать английские специалисты. Его бивни пока что положат в сейф, который будут тщательно охранять... Уникальные бивни Ахмеда застраховали на сто тысяч долларов. Правительство распорядилось выставить чучело этого легендарного, самого большого в Африке слона, в особом зале музея в Найроби.

— Но я думаю другое и не согласен с этими господами! — неожиданно сказал сторож.

Я с интересом ждал, что он скажет дальше. Ведь сторож резервации много слышит и много знает. Вдруг он действительно что-то знает?..

— Он умер от старости.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что нет такого человека, который мог бы выстрелить в короля Ахмеда.

Такая логика растрогала меня... Ведь в теле Ахмеда нашли три пули! Но старенький сторож не в состоянии был поверить, что кто-то из людей способен был выстрелить в это легендарное животное. Правда, я тоже не мог представить такого человека ...

Я попросил у него фотографию Ахмеда. Когда он протянул ее мне, в глазах его стояли слезы.

Фотографию короля Ахмеда я так и не купил, я просто не мог. Я был в настоящем шоке — я сунул руку в задний карман, а кошелька там не было. Аккредитивы, чеки и остальные наличные деньги, к счастью, остались в нашем лагере, в потерянном кошельке было только пятьдесят шиллингов, возвращенных нам хозяином проклятого бунгало. Но там же были и наши международные водительские права, без которых нам в Африке нечего было делать...

Мы перевернули джип вверх ногами — безрезультатно. Кошелька с правами мы не нашли.

Не оставалось ничего другого, как послать в чехословацкие органы безопасности телеграмму: "Утеряны водительские права, просим срочно выслать дубликаты..."

Наши новые права прибыли самолетом в рекордный срок, благодаря чему зайцами мы проездили совсем недолго.

Благодаря такому многоступенчатому отбору мы привозили в наш зоопарк в Дворе Кралове на Лабе только сильных, молодых, здоровых и психически устойчивых животных — еще живя в загоне, они прекрасно поедали люцерну, овес, кукурузу и гранулированные корма. Все эти животные очень быстро привыкали к новой для них жизни в карантинных условиях и к присутствию незнакомых людей. По отношению к другим животным и зоотехникам особой агрессивности они не выказывали.

Разумеется, что если мы собирались отправить в Чехословакию, например, двадцать способных к размножению антилоп гну, нам приходилось отлавливать как минимум тридцать, а то и больше для того, чтобы было из чего выбрать. Животных было необходимо тщательно изучать, отбирать из их количества только самые перспективные для жизни в европейских условиях экземпляры, поэтому мы держали их в загонах по два-три месяца. Такая "технология" обходится дорого и требует непрерывного напряжения. Профессиональные охотники, снабжающие животными экспортные фирмы и зоопарки, стараются в минимальные сроки отловить максимум животных и вскоре продают их в аэропортах и на пристанях. И уже во время перевозки их погибает от 20 до 50 процентов. За семь лет нашей работы нам удалось снизить эти потери до 2,8 процента.

Отлов животных с помощью лассо нельзя представлять себе так, как мы часто это видим в американских ковбойских фильмах. В Африке на пути к цели обязательно встает какое- нибудь дерево или куст; кроме того, африканцы не умеют бросать лассо и у них нет лошадей, хотя я признаю, что лассо можно бросать и прямо из машины.

В Африке для отлова диких животных используется очень прочное лассо, закрепленное на совершенно сухом бамбуковом шесте длиной от шести до восьми метров (зеленый бамбук слишком тяжел и пружинист). Шест для отлова должен быть подготовлен следующим образом: на тонком, примерно в два с половиной сантиметра толщиной, конце делается восьмисантиметровый надрез. В пустую полость верхнего конца вставляется раскрывающаяся проволочная петля длиной примерно в восемнадцать сантиметров, причем на две трети эта петля перекручена. Закрученный конец прикрепляется к бамбуковому шесту резиновыми пластырями, вырезанными из старой автомобильной шины, шириной в два сантиметра. Наконец, из веревки, сделанной из хлопкового или конопляного волокна, делается лассо длиной метров тридцать. (Лассо из искусственных волокон мы не применяем — искусственные волокна слишком гладкие и жесткие, при рывке они могут прорезать шкуру животного или содрать шерсть, а лассалыцику — ободрать ладони.) Петля на конце лассо натягивается на шест, само лассо протягивается сквозь раскрывающуюся проволочную петлю, потом через петлю самого лассо, после привязывается по всей длине к шесту хлопчатобумажными или шерстяными нитями. Как только лассальщику удается накинуть петлю лассо на шею животного, оно рывком затягивает его, нитки разрываются, и вся "веревочная часть" африканского лассо проскальзывает сквозь раскрывающуюся проволочную петлю. В этот момент лассальщик может отпустить лассо — животное натягивает веревку, но она прочно прикреплена к боковой дверце машины. Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы шест запутался в кустах, его необходимо удерживать в целости и сохранности до тех пор, пока машина не остановится.

Шея животного охвачена лассо — теперь уже все зависит от того, останется ли в живых водитель, ведь во время отлова ему просто необходимо развивать большую скорость, чем спасающееся бегством животное. Зверя нельзя обгонять, приходится тормозить, чтобы лассо натянулось — и только после этого можно осторожно замедлять ход. Если затормозить резко, можно сломать животному шею. Иногда пойманное животное скрывается среди деревьев, джипу туда не добраться, иногда оно перепрыгивает выбоину или убегает по камням — в таких случаях шоферу не остается ничего другого, как остановиться. Если животное резко опрокидывается назад, оно в большинстве случаев оказывается тяжело раненым или даже погибает. Как только машина останавливается, помощники с лассальщиком выпрыгивают из нее, стараясь удержать животное и "запихнуть" его в клетку. Водитель отвязывает лассо от машины и снимает петлю с шеи животного только тогда, когда животное уже загнано в клетку.

Во время езды лассо, скрученное, лежит внутри машины. Лассальщик должен удерживать шест снаружи, чтобы при рывке или толчке не поранить или попросту не проткнуть сидящего за его спиной человека. При отлове мелких животных очень часто случается, что шест, наклоненный к земле, втыкается в нее. Бамбук ломается, проволочная петля искривляется, и лассальщику приходится срочно использовать запасное лассо, всегда лежащее в кузове машины. Иногда удается без помех поймать одним и тем же лассо несколько десятков животных, но иной раз за полдня ломаются три шеста.

Поэтому в грузовике под кузовом у нас всегда были привязаны запасные шесты с проволочными петлями. Кроме того, в лагере у нас всегда их сохло штук пять, а то и десять.

Несмотря на все меры предосторожности, наши лассальщики все же часто "ухитрялись" пораниться. В джипе всем приходилось сидеть буквально скрючившись — в настороженном ожидании любого движения лассальщика, так как на выбоине или при непрерывном кружении вокруг деревьев он мог вдруг взмахнуть проклятым шестом и изувечить всех, кто находился позади. Случалось даже и такое, что лассальщик ловил животное с противоположной стороны машины, кидаясь с того места, где он находился первоначально, — в таком случае машину резко бросало в направлении бегущего животного, шест описывал круг и выкидывал лассальщика за борт, после чего его приходилось долго выхаживать от ушибов и ранений. Иной раз кто-нибудь запутывался в выскальзывающем из проволочной петли лассо и вылетал вместе с ним из машины в буш. Результат такого "полета" — переломанные руки, ноги, а то и несколько ребер.

На местности, где нельзя ездить быстро, отлов с лассо практически невозможен, и в таких случаях мы использовали сеть — обычно она была от шестидесяти до пятидесяти метров длиной, и мы растягивали ее клином или в виде буквы "У". Сеть развешивается на трехметровых шестах с крючками, которые закрепляются в остальных трубках, вбитых в землю. Сеть должна быть гораздо больше по площади, чем рамы из шестов — по крайней мере на пять-шесть метров, а концы ее должны быть разложены на земле таким образом, чтобы животное попало в сеть уже в тот момент, когда оно наступило на ее "распущенные" концы. В нижней части сети, расположенной в противоположном отлову направлении, сначала запутываются ноги животного, и — чем интенсивнее оно пытается освободиться, тем больше, конечно, запутывается.

Животных загоняют в сеть едущие на небольшой скорости машины, прокладывающие путь на сильно пересеченной местности, или вертолет (это проще, но зато дороже). Вертолет подгоняет зверей не торопясь, „с чувством“, а когда они оказываются в двухстах-трехстах шагах от сети, пилот увеличивает обороты, и, испуганные шумом, все они оказываются в западне. Сидевшие до этого в засаде люди тут же ловят их всех. Это более дорогой, но и более безопасный метод — тут надо успевать следить только за рогами и копытами животного.