Царь зверей не лев

Гостиница с привидениями

— Смотри, — сказал я Зденеку. — здесь, на этом самом месте твой отец восемь лет назад начертал первый план чехословацкого сафари.

Слово "план" звучало, прямо скажем, напыщенно, это был всего лишь клочок бумаги... но именно здесь возникла идея перенести кусочек Африки в нашу страну. Я, можно сказать, с рождения очень чутко воспринимал любое дуновение в природе, воспринимая ее всем своим существом, каждым своим нервом. Тогда же, когда я черкал на обрывке бумаги свой "план", вокруг стояла глубочайшая тишина, несмотря на то, что в диких зарослях без конца раздавались загадочные, фантастические звуки, которые никогда не теряли для меня новизны. Только закончив составлять свою схему, я начал осознавать время и место... Дело было недалеко от Мерчисон Фоллз, который считается самым красивым во всей Африке.

Поблизости стоял слон, со всей очевидностью все это время наблюдавший за мной. И если бы он умел думать, да еще и улыбаться с недоверием, он непременно сделал бы это, как Том Манн, стоявший рядом со мной.

— Не получится у вас ничего, Джо! — сказал он.

— Обязательно должно...

— Ведь звери в дороге не выживут!

Я не слышал. Собственно, я не хотел слышать его и не хотел верить ему, опытному охотнику, живущему в этих местах уже много лет и прослывшему великолепным знатоком африканской природы. Думал я только о том, какая трагическая судьба ожидает этих чудесных животных. В соседней Кении, на северо-востоке, пустыня вклинивается в леса со скоростью десять километров в год. Когда-то Сахара была цветущим садом и еще три столетия назад ее южная граница проходила на четыреста километров севернее, чем сегодня. Каждый год исчезают тысячи гектаров живительной почвы, столь необходимой животным, закладываются плантации, строятся фабрики, новые города. Людям надо как-то жить — жить иначе, чем прежде... И цивилизация, борьба против тысячелетних традиций, требует этих жертв.

Африка — с точки зрения существования редчайших видов фауны — гибнет и будет гибнуть дальше.

— Мы, разумные и всемогущие люди, не способны воссоздать ни одной копии живого существа, — разгорячился я. — Даже пока самого простого. Если допустить гибель оставшихся видов животных, конец всему. Том!.. Мы никогда не сможем их изучать и познавать.

— Джо, я не ученый. Я охотник и торговец, — заметил Том уже без улыбки.

— Мы будем отлавливать живых зверей, мы сохраним их для будущих поколений, для жизни. И для этого тоже мы хотим устроить наше сафари. Понимаешь, Том?

— Не совсем. Я всегда был склонен больше интересоваться сегодняшним днем.

— В Африке уже сейчас устраивают зоопарки, Том! Можно ли в это поверить? Еще недавно охотник мог остановиться хоть на окраине самой столицы, закрыть глаза, пальнуть просто так, в неизвестность, и обязательно попасть в какого-нибудь зверя. А теперь?

— Теперь приходится ехать сотни километров, пока найдешь животное, которое ищешь, — задумчиво сказал Том. — Мне-то это известно лучше всех. Пока выполнишь заказ, потратишь в пять раз больше сил, чем раньше.

— Последние животные будут все ценнее и все больше людей захотят их добыть. Как торговец, ты хоть это должен был бы понять.

— Я понял все, — ответил Том тихо. — Хотя и не могу этого понять. Но желаю тебе большой удачи.

С этими словами Том Манн подал мне руку. Слон с любопытством поглядывал на эту сцену и остался стоять на месте после того, как мы ушли. Несколько раз я оглядывался, повторяя в уме — вот то самое место...

— Вот то самое место, — сказал я Зденеку сейчас, восемь лет спустя, когда клочок бумаги перестал быть мечтой и начал приобретать реальные очертания.

Слезы наворачиваются на глаза, и я этого не стыжусь. Это не только от воспоминаний. Мерчисон Фоллз, самые красивые места в Африке, сильно изменились... Молча стою я на берегу Нила, водопады Мерчисона с грохотом летят с пятидесятиметровой высоты, я думаю о разговоре с Томом и о том, во что за восемь лет превратился крупнейший угандский заповедник диких животных. Где же огромные, самые разнообразные, ценные стада?..

Конечно, те, кто попадают сюда впервые, вовсе не замечают этого. Но я каждый раз, попадая в Восточную Африку, обязательно проведывал эти места... Ведь именно здесь я начинал многие свои исследования животных.

Именно в Мерчисон Фоллз я, например, изучал, какое из пяти чувств является самым важным для буйволов, каковы законы поведения в стаде, каким образом матери заботятся о потомстве и т. п. Помню, как однажды мы на своем "фольксвагене" уехали далеко в открытую степь между Гоби и Пара, направляясь к диким зарослям на берегу Нила Альберта. Долина реки тогда была буквально забита буйволами. Они возлежали в болотистых лужах, все в плотных панцирях из грязи, так что чистотой сверкали только их прекрасные огромные глаза.

В стаде буйволы чувствуют себя в безопасности; я никогда, правда, не видел, чтобы они все вместе лежали, отдыхая или подремывая. Стадо всегда охраняла многочисленная стража. Буйволы относятся друг к другу дружелюбно до тех пор, пока не возникает споров из-за дамы. Было интересно, как "господа" распределили свои сферы влияния: стоило только кому-либо из конкурентов нарушить границу своего гарема, как тут же начиналась битва. Мне представлялось, что это будет беспощадная драка. Тем большим было мое изумление — битва буйволов скорее походила на игру "кто сильнее". Буйвол разбегался с опущенной головой навстречу сопернику и нагонял как можно больше страху. Соперник делал то же самое. После этого они, сцепившись рогами, резко опускали головы еще ниже к земле и начинали толкать друг друга в лоб. Через несколько минут более слабый начинал отступать, после чего на рысях покидал поле битвы. Создавалось впечатление, что отступивший не придает никакого значения своему поражению. "Господа", очевидно, большие эгоисты и слишком любят себя, чтобы проливать собственную кровь, даже если речь идет о даме их сердца.

Часто я наблюдал группки буйволов, независимо бродящих по степи. Каждый раз это оказывалось мужское общество, причем очень разнообразное: самцы, изгнанные из стада, быки постарше, или же компания старых холостяков, которые не испытывают желания хлопотать вокруг стада буйволиц с детенышами.

Однажды мы собирались переправиться на другую сторону долины, как вдруг заметили крупное стадо, примерно в шестьдесят буйволов. В ногах одной из буйволиц неловко припрыгивал теленок, родившийся, наверняка, всего несколько дней назад.

— За ними! — приказал я Рубену, который тогда работал у нас шофером. — Полный газ!

Мы помчались за стадом, через минуту догнали его и погнали впереди себя... Мне было любопытно, что произойдет дальше. Теленок утомился, начал отставать и закапризничал — улегся на травке и решил отдохнуть.

— Гони стадо дальше!.. Еще газу!..

Рубен вел машину, а я через бинокль наблюдал, что делает буйволенок. Он спокойно лежал в траве, напоминая заблудившегося ребенка, не осознающего пока, что он очутился посреди всякого рода опасностей, подкарауливающих его со всех сторон.

— Разворачивайся! Вернемся к детенышу. Только осторожнее!

Остановились мы совсем рядом с ним. Когда мы вышли из машины, малыш вскочил и сразу же начал путаться у нас под ногами, куда бы мы ни направились, он ни на шаг не отставал от нас. Мы моментально стали его стадом.

Мне захотелось провести эксперимент. Мы включили мотор и потихоньку поехали дальше. Малыш послушно вприскачку бежал за нами. Потом мы снова вышли из машины, и все повторилось снова... Буйволенка очень заинтересовали шины "фольксвагена", наши ботинки; он опять путался у нас в ногах...

Вдруг до нас дошло, что стадо удаляется.

— Быстро за ним!..

Через минуту мы догнали буйволов. Мы видели, что мать малыша отделилась от стада, ищет его, принюхивается...

Начинало темнеть, и мы испугались за буйволенка. По большой дуге мы объехали все стадо и медленно начали теснить его в том направлении, где мы оставили нашего крошку. Мать сразу же присоединилась к стаду.

Как только к залегшему в траву юному отщепенцу приблизились его сородичи, он бодро вскочил, забежал в стадо, а там уж мамочка быстро его нашла.

Мои воспоминания о Мерчисон Фоллз прекрасны. Об этих волшебных местах я готов рассказывать до бесконечности. Но сейчас я вернусь к приключению, пережитому нами со Зденеком на берегу Нила.

Когда мы проезжали мимо отеля-люкс для богатых туристов, внезапно распахнулись огромные стеклянные двери, из холла выбежал мужчина в элегантном костюме и закричал:

— Господа, прошу вас, подождите!..

Пока он мчался вниз по мраморным ступеням лестницы, я был уверен, что он вот-вот споткнется и скатится к нашим ногам, — так сильно он спешил оказаться возле нас.

— Господа, добро пожаловать в Мерчисон Фоллз! — проговорил он; однако это вовсе не была интонация гида, набрасывающегося на туристов. Его жесты и манеры поведения выдавали выдающегося профессионала в области этикета. Мне стало любопытно, чем мы привлекли внимание этого господина.

— Пожалуйте, господа, — он поклонился и элегантным жестом показал на мраморную лестницу. — Почту за честь приветствовать вас в моей гостинице.

В Мерчисон Фоллз полным-полно надоедливых хозяйчиков различных пансионов, бунгало, кемпингов... Про этого господина никак нельзя было сказать, что он слишком услужлив или надоедлив. Просто, наверняка, он принял нас за богатых туристов. Так как я привык всегда играть в открытую, то постарался тут же объяснить ему, что мы намерены найти себе ночлег подешевле.

— С вашей стороны это большая любезность, — начал я, но владелец отеля-люкс с извиняющейся улыбкой перебил меня:

— Не думайте о цене! Вы — мои гости.

Хозяин мгновенно овладел положением. Носильщик в эффектной ливрее вынес из джипа багаж, нас же владелец проводил в апартаменты с радиоприемником и холодильником.

— В каком часу господа желают ужинать? — спросил загадочный хозяин.

Мы были голодны как волки, мы не ели с самого утра, мне хотелось сказать, что мы спустимся к ужину сию же секунду, но пришлось пересилить соблазн и вжиться в наше неожиданное положение.

— Уважаемый хозяин, если позволите, мы поужинали бы в восемь.

После моих слов он снова поклонился, давая понять, что наше желание — закон, и деликатно удалился.

У нас был целый час времени. Мы смыли с себя грязь, нам даже удалось отыскать в багаже приличные рубашки, словом, мы привели себя в относительный порядок.

В нетерпении мы ждали, пока пробьет восемь. Когда наконец пришло назначенное время и мы начали спускаться вниз, хозяин в почтительной позе уже ожидал нас, а за ним, на определенном этикетом расстоянии стоял ливрейный привратник, поставленный там, видимо, как декорация к нашему выходу. На этот раз хозяин был в белом смокинге, выглядел он фантастически. Фантастическими, просто нереальными были и последовавшие события.

Мы вошли в огромную столовую; все люстры были зажжены, трое официантов стояли по стойке "смирно". Хозяин подвел нас к накрытому столу.

— Ты знаешь, это ведь настоящее шотландское, — констатировал я, когда мы выпили по аперитиву. — Для здешних мест это целое состояние.

— Не могу понять, почему мы здесь одни, — шепотом сообщил мне Зденек.

Ужин состоял из нескольких блюд, но что мы ели, этого я вам не скажу. Ел я через силу, чувство голода у меня совсем прошло, только Зденек ни капельки не потерял аппетита. Дело в том, что вокруг нас происходило нечто невообразимое. Подавали на дорогом фарфоре и серебре, хозяин с четкими интервалами подходил справиться, что мы пожелаем и довольны ли мы. Глаза его сияли, он был полон энергии и казался воплощением идеального владельца отеля-люкс. Однако кое-что мне все же удалось заметить: официанты моментами производили обратное впечатление. Вид у них был скорбный, какие бы угрожающие взгляды ни метал на них хозяин.

После ужина нам захотелось хоть на некоторое время выйти из этой гостиницы, населенной, по нашему убеждению, привидениями. Мы видели, что во всех комнатах горит свет, хотя мы были единственными постояльцами. С первого этажа, где располагалась кухня, доносились разнообразные шумы. Гостиница, рассчитанная на сотни туристов, для непосвященного глаза работала вовсю... и зияла пустотой.

Ночью, правда, привидения к нам не являлись, но пробудились мы в самом начале очень странного дня. Мы быстренько оделись и, покидая гостиницу, несли свой багаж уже вполне самостоятельно — ливрейного носильщика и след простыл, а хозяина я даже сразу не узнал, так он как-то вдруг постарел. На нем была измятая рубашка цвета хаки, лицо, заросшее щетиной, имело такое же выражение, какое я вчера заметил у официантов.

— Благодарю вас, господа, — сказал он уныло.

— Что вы, наоборот! Это мы благодарим вас.

Вокруг сновали какие-то люди и записывали что-то на бумагу. До меня стал доходить смысл происходящего.

— Сегодня все здесь ликвидируют, — сказал тихо уже бывший хозяин. — Я прогорел.

Пока мы укладывали вещи в джип, наш хозяин, сгорбившись стоял на мраморной лестнице, но уже не видел нас. Его глазам представлялось только его будущее...

Вот и конец истории о том, как мы, сами того не подозревая, приняли участие в последнем представлении обанкротившегося предпринимателя... как раз тогда, когда он еще раз хотел сыграть роль преуспевающего владельца гостиницы-люкс.

Четыре самых распространенных в Африке видов травоядных — зебра, антилопа гну, газель и черный буйвол — распределяют между собой траву следующим образом: зебра предпочитает высокие волокнистые травы, гну едят траву пониже. Газели щиплют низкую травку, а буйволы очень любят сухие стебли, которыми пренебрегают остальные травоядные. Вот так экономично и используются все природные ресурсы и обеспечивается нормальное развитие как животных, так и растительного покрова. Достаточное количество пищи и то обстоятельство, что на одном и том же месте могут кормиться представители различных видов травоядных, имеет большое значение с точки зрения их безопасности и защиты от хищников.

Откусить стебель дикорастущего растения, волокнистый и иной раз острый как нож — задача не из легких. Поэтому природа снабдила травоядных великолепными зубами, которые у них даже не портятся, так как деревянистые травы содержат сок, препятствующий развитию гнилостных процессов. Копытные обладают крупными резцами, которыми они перекусывают даже самые прочные стебли. Зато клыки у них не очень развиты, а у некоторых исчезли вообще. Правда, у некоторых животных клыки достигли необычайной длины и превратились в бивни. Коренные зубы у копытных очень крепкие — ведь ими приходится перетирать очень твердую пищу.

Основным составным элементом травы и листьев является целлюлоза, которую позвоночные переваривают только с помощью миллионов бактерий и протозоидов, живущих в их пищеварительном тракте. Эти микроорганизмы вызывают брожение, которое позволяет животному максимально использовать ее питательные свойства.

Не все травоядные переваривают пищу одинаково. Зебры, не относящиеся к жвачным животным, непосредственно во время кормления тщательно перемалывают траву коренными зубами, поэтому им приходится подолгу задерживаться на одном месте.

Гораздо лучше в этом смысле устроены жвачные, сложный желудок которых позволяет им быстро поглотить большое количество пищи, а потом уже, где-нибудь в безопасном месте, спокойно переварить ее. Представьте себе, например, антилопу гну, пасущуюся вблизи зарослей акации, уткнувшись в траву мордой. Глаза опущены вниз, слуховому восприятию мешает треск отгрызаемой травы — в эти минуты животное оказывается в полной зависимости от подстерегающих добычу хищников. Съесть как можно больше травы за как можно более короткий срок является для него вопросом жизни и смерти. Зато потом, когда оно оказывается в безопасном месте, можно спокойно, без спешки пережевывать и переваривать пищу, проглоченную и "уложенную" в сложном пищеварительном тракте.

Различие между домашними и дикими животными в Африке состоит в том, что домашних животных лечат, туземцы стремятся во что бы то ни стало оставить жить как можно большее их количество, в силу чего перестает действовать фактор естественного отбора — начинают размножаться слабые и больные особи, в то время как дикие животные размножаются только тогда, когда они здоровы.

Больные животные в естественных условиях почти не встречаются — как только животное ослабевает от болезни, травмы или старости, его пожирает какое-нибудь плотоядное. Бич животных — инфекционные болезни — принес с собой в буш домашний скот. В истории зоопарков за последние сто лет не было случая, чтобы дикое животное, вывезенное из Африки, стало источником опасной инфекции.

Самые длинные рога на свете — предмет гордости вовсе не некоторых представителей многообразных видов диких животных, а обычной ангольской коровы. Чемпионом в этой области стал бык, живущий на берегу озера Нгани — один из его рогов составил 206 см при окружности головы 46 см.

Судьба любого животного — есть самому и быть съеденным другими. Таким образом вся огромная пищевая цепь — вода, почва, солнечное излучение, трава, травоядные, плотоядные, звери и птицы, питающиеся падалью, и снова почва — непрерывно возобновляется.

Однако, несмотря ни на что, абсолютно все животные на любом изгибе этой цепи делают все возможное, чтобы выжить.