Царь зверей не лев

Идея лорда Бутлера

Самый крупный отлов зверей, который мне удалось провернуть за один день, связан с одной забавной историей.

Мы с нашим торговым партнером Вольфгангом Дельфсом сидели в его кабинете и составляли план отлова животных для Чехословакии.

— Джо, если нам это удастся, это будет настоящая сенсация! — громко объявил Дельфс и, видя, как он весь просиял, я понял, что он что-то придумал.

Нам нужно было наловить хотя бы двадцать ориксов. Это не так мало... Это требует хорошей организации и достаточного количества времени. И вдруг такой вот Дельфс говорит вам:

— Этих двадцать ориксов мы поймаем за день, а, может, и меньше. Только здесь зарыта одна большая собака.

Конечно же я сразу понял, что в такой фантастической возможности просто не может быть зарыта какая-нибудь маленькая собака. Я очень верил в способности Дельфса, но на этот раз я не стал возлагать на него особых надежд. Двадцать антилоп... за один день?

— Что касается купли-продажи, то у тебя вроде не было привычки шутить, Вольфганг. Так от чего все зависит?...

— От одной дамы, — ответил он серьезно.

— Она молода, прекрасна и нежна как Белоснежка?

— Да ты что, совсем наоборот. Но зато она — владелица двадцати пяти тысяч гектаров девственных диких зарослей, где не ступала нога человека.

— Нога человека? Это как понимать?

— Нога человека, обладателем которой является человек, например, как ты или я. А мы с тобой хотим забрать у нее парочку-другую ее редкостных животных. До сих пор никому не удавалось поколебать ее принципы, и никому еще не удалось поохотиться в ее угодьях. У нее старый преданный управляющий, а у него, как пить дать, везде стоят заставы с пистолетами, потому что еще ни один браконьер не посмел туда сунуться.

— Так ты говоришь, что мадам не так уж молода... но ведь женщины в таком возрасте бывают и более доступными. Такой красавец как ты... может, ты и добьешься успеха?

— На нее ничего не действует, — вздохнул Вольфганг. — Ей семьдесят лет, а еще я забыл тебе сказать, что она жуткая жадина.

— Тем лучше. Вот увидишь, как она будет счастлива, когда узнает, что мы платим наличными.

Накопленный опыт подсказывал мне, что в тех случаях, когда я платил наличными, все оказывалось гораздо проще. Но Дельфс сказал:

— Она жадина только насчет своих зверей. Представляешь, домашняя скотина у нее там разгуливает вместе с гепардами, леопардами, зебрами... то есть со зверьем, которое живет там с сотворения мира. И вообще, об этой ферме ходят такие слухи! Эта баба-яга такая богатая, что плевать ей на те денежки, которые мы ей можем предложить.

Вольфганг хлопнул себя по лбу и заорал:

— Я же не сказал тебе самого главного! Кое-какая надежда могла бы иметь место, но — обращаю на это твое внимание — очень слабая надежда. Мадам очень любит высшее общество, говорят, это ее слабая струнка.

— Насколько мне известно, ни ты, ни я не относимся к сливкам общества, — разочарованно сказал я. — Мы, конечно, могли бы заказать визитные карточки с золотой короной и взять на прокат в театральном гардеробе какие-нибудь там дворянские костюмы, но... вряд ли бы она на это попалась. Эти пожилые дамы иногда бывают проницательны.

— В этом-то все дело! — вздохнул Дельфс. — Эту тетку так легко не перехитришь. Что касается меня, мне что-то ничего не приходит в голову. Если бы нам удалось сыграть на этой ее слабой струнке, все было бы в порядке. Давай подумаем, Джо! Игра стоит свеч! Ты только представь — двадцать ориксов за один день!

Затея и впрямь была очень заманчива... И мы сидели, и думали, и ломали головы, как бы нам все же уломать эту чудаковатую старую даму. Как сказал Вольфганг, эта игра действительно стоила свеч, и не только потому, что мы сэкономили бы массу времени. Вся огромная ферма этой милой старушки была буквально нашпигована водопоями и кормами, так что животные там были в очень хорошем состоянии. Так как мадам не разрешала охотиться в своих угодьях, там охотилось множество животных и там наверняка было из чего выбрать. Мы могли бы отловить красивые, здоровые и редкие экземпляры. Поэтому я поставил себе целью, что мы пойдем на отлов именно на ферму чудаковатой дамы... Но как же это сделать?

Когда мы через несколько дней отправились к ней с визитом, оба мы испытывали смешанные ощущения. В "тойоте" было тихо, каждый из нас в душе готовил речь и вживался в предстоящую роль. Мы подъехали к повороту, у которого стояла таблица с надписью: "Частная дорога, въезд запрещен. Ферма м-м Сильвии Т".

— Если эта старушатина нам откажет, я за себя не ручаюсь.

Когда мы приехали на ферму, "старушатина" как раз отдавала приказания своему управляющему. Сама она сидела в обтянутом парчой кресле, управляющий стоял... а мы поджидали, когда она соизволит обратить на нас свое высочайшее внимание. Ни сама мадам, ни управляющий при нашем появлении даже глазом не моргнули и оба ловко прикинулись, что факт нашего присутствия им неизвестен. Мы заранее договорились запастись ангельским терпением. Так что в положении стоя мы устроились поудобнее и, можно сказать, отрешились от всего. Вдруг, совершенно неожиданно, она отпустила управляющего и накинулась на нас:

— Кто вы такие?!

Мы отвесили по глубокому поклону, первым начал Дельфс.

— Это мистер Джо Вагнер, всемирно известный зоолог и исследователь, его имя не может быть неизвестно мадам...

Мадам Сильвия проинформированно кивнула головой. Она, естественно, не имела ни малейшего представления о том, кто я такой. Потом ее рентгеновский взгляд остановился на Дельфсе:

— А вы, мистер?..

Так как мы рассчитывали на проницательность мадам, палку с нашей прославленностью мы решили не перегибать. Вольфганг приготовился скромно подчеркнуть, что он — мой первый ассистент, поддержка и опора в экспедициях и вообще близкий друг. Но до этого дело не дошло. Мадам вскочила с кресла и в полном восторге воскликнула:

— Ах, какая я забывчивая. Ведь вы же лорд Бутлер... последний раз мы виделись на приеме, что устроила эта нефтяная кампания... или это было у меня на ферме, милый лорд?..

— У вас на ферме, миледи, — пискнул Вольфганг, которому дела на ферме мадам Сильвии были известны лучше, чем прием какой-то там нефтяной кампании. Так что он решил сразу подстраховаться на случай вопросов, могущих возникнуть у мадам. Опасения на этот счет оказались излишними. Мадам взяла слово и, кажется, надолго.

— Как мило с вашей стороны, мистер Вагнер, что среди ваших благородных интересов нашлось место для моей скромной фермы. Это непременно ваша заслуга, милый лорд!

Мадам опять села в кресло, так что первая часть сценария нам, можно сказать, удалась на славу. Правда, впереди нас ждало самое главное.

— Мне так хочется доставить вам какое-нибудь удовольствие! — сказала мадам после примерно двухчасовой беседы за бутылкой виски. — Говорите, я исполню любое ваше желание!

— Любое, мадам?.. — деликатно улыбнулся Вольфганг, но, конечно, с невероятной учтивостью.

— Кроме охоты на моей ферме. Вы же знаете, я не переношу даже мысли о мертвых животных. Я люблю все, что двигается, люблю все живое... я люблю живых зверей...

— Ну, тогда все о’кей! — вскричал Вольфганг, не осознавая, что он перестал выбирать выражения. — Мистер Вагнер — владелец зоосада, ему позарез нужны антилопы орикс. Насколько я знаю, у вас их тут полно.

— Да, — сказала она холодно, и я понял, что мы начинаем проигрывать.

— Ему нужны только живые звери, — продолжал Дельфс, и я заметил, что мадам перестала его слушать. Ее рентгеновский взгляд уперся в меня, она ждала, что скажу я. Я поставил все на одну карту.

— Мистер Дельфс говорит правду, — начал я, а когда Вольфганг под столом мне дал порядочного пинка, то я тут же спохватился. — Сэр лорд Бутлер вовсе не ошибается, утверждая, что нам нужны только живые звери... для последующей жизни...

Потом я ей рассказал об идее чехословацкого сафари и широко осветил планы нашей экспедиции: отлавливать зверей ради жизни, сохранять их для последующих поколений... Уже потом Дельфс сказал мне:

— Такая была хорошая, прочувствованная речь... только вот проговорился, что это все будет в Чехословакии. Будем надеяться, что старая карга не знает, что у вас давно уже нет частного предпринимательства. Не забывай ты, ради бога, что для нее ты — владелец зоосада!

Видимо, она ничего не знала. Или не обратила внимания, потому что в конце концов сказала:

— Поскольку вы из такого общества, то в виде исключения я разрешу это. Какие звери вас интересуют и... в каком количестве?

— Двадцать антилоп? — переспросила она бесцветным голосом. — Хорошо. Я сейчас же отдам распоряжение моему управляющему... А как вы представляете этот, ну, отлов?

— Мы сделаем большой огороженный загон и с помощью вертолетов загоним туда животных.

Мадам сумела пережить и это сообщение. Но как она переживет сам отлов? Несколько раз она повторила:

— Не забудьте, что вы первые и последние охотники на моей ферме. И все только потому, что вы из высшего общества.

Мы устроили загон, наняли туземцев, слетали на вертолете в разведку... можно было начинать.

Вольфганг следил за событиями на земле, я — в воздухе. Когда я садился в вертолет, подошла мадам Сильвия и сообщила голосом, не допускающим возражений:

— Я лечу с вами.

Нельзя сказать, что я обрадовался, но делать было нечего. Мадам всю дорогу загадочно молчала, так что, когда мы взлетели, я как-то перестал замечать ее присутствие. Отлов начался... В буше выстроились джипы и люди, обеспечивающие порядок на флангах и в загонах. С помощью вертолетов мы начали сгонять в одно место стадо за стадом, так что наконец мы увидели под собой огромную массу животных — сплошные рога и копыта... и в этот момент вдруг до меня дошло, что при сем присутствует владелица фермы и смотрит на то, как мы нарушаем покой ее драгоценных зверушек. Если с ней сейчас же не приключится какой-нибудь нервный приступ, то, наверное, с ней уже никогда ничего не приключится.

Все животные оказались в загоне. Ворота закрылись...

В течение часа мы поймали 650 животных.

— Это было великолепно, мистер Вагнер, — тихо сказала мадам, когда мы выбрались из вертолета.

Ее высказывание было настоящим сюрпризом, только в тот момент не было времени анализировать впечатления мадам Сильвии. Впереди было полно работы. Возможность отобрать хороших животных была отличная, но были и некоторые сложности — не так просто было остановить свой выбор на каком-нибудь из них в таком количестве. Но наконец мы со всем управились. Отобранных животных мы поймали в сети, сделали им успокоительные уколы, погрузили в машины и отправили к Дельфсу на карантин.

Да, чтобы вам было легче понять... В Восточной Африке загоны устраивают прямо в буше, поблизости от места отлова. В Юго-Западной Африке, где происходили описываемые события, это делается иначе. У каждого профессионального охотника есть свой собственный стационарный загон, удаленный от места отлова иногда даже на многие сотни километров. Когда я выплачивал мадам Сильвии заранее оговоренную сумму, она не спускала с меня столь характерного взгляда своих глаз, в которых ничего нельзя было прочитать.

— Вы довольны, мистер Вагнер? — спросила она наконец.

— Конечно, мадам. Благодарю вас.

— А вы знаете, почему вам так повезло с этим делом? — продолжала она и загадочно улыбнулась.

— Не знаю, мадам, чем обязан...

— Вы лгунишка еще почище, чем я, — восхищенно объяснила она. — Знаете, это всякое высшее общество, — это только мой собственный вид защиты от людей, убивающих животных. Ни один богатый охотник и не подумает сюда явиться, зная, что ко мне никто не смеет прийти с ружьем... а что ему тут после этого делать? Восхищаться животными можно и в заповедниках. Да, у меня репутация смешного пугала, которого как раз избегает то самое высшее общество. Знаете, я люблю животных и одиночество... но не чувствую себя одинокой.

— Мадам, именно поэтому я испытываю к вам такое уважение. — После этого я растерянно добавил:

— Я конечно допускаю, что я не тот, кем вам представил меня лорд Бутлер, но... я не лгун!

— Вы рассказывали мне о чехословацком сафари. Вы так хорошо, прочувствованно говорили... жаль, что это все неправда. Вы придумали по-настоящему красивую сказку...

Мадам мило улыбнулась, подала мне руку, а когда мы уезжали, она хитрым голосом крикнула:

— До свидания, мистер Дельфс!..

Всю партию антилоп, пойманных при таких "театрализованных" обстоятельствах, мы благополучно переправили в Чехословакию, и все они прекрасно прижились на новой родине.

Для транспортировки на кораблях изготавливаются прочные ящики двух видов: или узкие, так что животное не может в них даже повернуться — разве только лечь, или широкие, в которых удобно поворачиваться и отдыхать.

Размеры узких корабельных ящиков зависят от размеров транспортируемого животного: в ширину добавляется пятнадцать сантиметров, а в длину — полметра. Если ящик сделать хоть чуточку просторнее, животное в нем начинает крутиться, царапает голову, повреждает рога, встает на дыбы и в конце концов может сломать себе шею; узкий ящик исключает любое передвижение в ту или другую сторону. Полметра, добавляемые по длине, позволяют ограниченное, но все же движение — животное может улечься поудобнее и поднять голову, нормально кормиться и пить, но при этом оно не касается спиной или головой стенок ящика.

Изнутри доски ящика должны быть тщательно оструганы, нельзя допускать, чтобы изнутри торчали гвозди или оставались "заусеницы". Необработанные доски — очень жесткие, они обдирают шкуру животного, так что через некоторое время у них появляются загноившиеся раны, которые иногда даже ведут к гибели животного.

При изготовлении ящиков мы имели в виду, что нашим подопечным придется прожить в них много недель и что нам необходимо будет кормить их, поить и содержать в чистоте. Передняя стенка ящика может быть подвижной, или наоборот, крепится намертво — ящик это настолько упрочняет, что он не распадается во время самой сложной транспортировки. Обычно передняя стенка состоит из трех частей: нижняя высотой от двенадцати до пятнадцати сантиметров, верхняя — от тридцати до сорока и, наконец, третья, средняя часть, заполняет остатки пространства и лишает животное возможности убежать. Заднюю стенку ящика делают подвижной.

Во время перемещения животных из лагеря на железнодорожную станцию, при их перегрузке из вагона на корабль или с корабля на грузовые машины задняя и передняя стенки ящика тщательно закрепляются, так что животное не может высунуть из него ни головы, ни рогов. После установки ящиков в вагоне, так же как потом и на корабле, нижняя и верхняя части неподвижно закрепленной передней стенки убираются, а задняя, подвижная стенка, выдвигается вверх на двенадцать сантиметров. Через эту щель в задней стенке удаляются экскременты, а под среднюю часть передней стенки подсовывается жестяная кормушка, прикрепляемая к ящику проволокой — сначала в нее наливается вода, а после того как животное напьется, насыпается зерновой корм. Через верхнюю, более широкую щель, забрасывается сено, что, между прочим, нужно делать осторожно, потому что в этот момент животное может высунуть голову и начать осматриваться по сторонам.

Менее прочны ящики с подвижной передней стенкой, разделенной на две части, верхняя из которых имеет в высоту от сорока до шестидесяти сантиметров. На корабле верхнюю часть снимают, нижнюю поднимают на двенадцать-пятнадцать сантиметров вверх и прибивают гвоздями.

Дно ящиков сколачивается из поперечных прочных, качественных досок, между которыми оставляются щели в полтора- два сантиметра шириной: это облегчает отток мочи, благодаря чему животные, ложась или вставая, не поскальзываются и не наносят себе травм. Снизу к ящику прибиваются два бруса, так что дно ящика оказывается приподнятым над землей или полом на десять-пятнадцать сантиметров. Такие же брусья крепят ящик с наружной стороны: обычно к ним — на расстоянии шестидесяти сантиметров от дна — прибиваются доски, служащие ручками при переноске животных.

Для особо ценных или очень редких животных, или для самок с детенышами ящики делают намного шире. Так как транспортировка на корабле оплачивается в зависимости от занимаемой площади, перевозка всех животных в больших, удобных ящиках обходилась бы слишком дорого.

В то время как на корабле принимается в расчет не вес, а объем и прочность ящиков, в самолете приобретает значение не только вес, но и объем, и качество "упаковки". В современных транспортных самолетах дно багажного отделения состоит из крутящихся шариков, по которым внутрь задвигаются палеты, по своим параметрам отвечающие внутренней конфигурации самолета. К палетам с помощью сетей прикрепляются ящики или свертки, укладываемые в соответствии с формой фюзеляжа. Так как точно следовать этой форме бывает трудно, то часто используют фигурные контейнеры, в которые и укладывают переправляемый груз. Для перевозки животных они не годятся, поэтому мы — с учетом их формы — подготовили из обрезков досок прочные ящики, в которых мы транспортировали даже целые группы животных. В одном ящике, например, помещалось: шесть кустарниковых куду или пять гну, или двадцать газелей. Такого ящика было достаточно и для транспортировки двух-трехметрового роста слонят или двух юных носорогов. Чтобы животные не поскальзывались, мы обтягивали дно тонкой проволочной сеткой, покрытой толстой джутовой мешковиной. Так как в самолете недопустимо протекание мочи сквозь щели ящиков, мы расстилали на палете двойной слой силоновой материи, на нее устанавливали контейнер, вокруг которого заворачивали края материи и прикрепляли их к ящику. Чтобы наладить циркуляцию воздуха в контейнере, его углы мы заполняли какой угодно плетенкой, а в боковых стенках пробивали дыры; между верхними досками ящика оставляли щели.

Авиатранспорт выгодно отличается от остальных видов своей скоростью, удобством и почти полным отсутствием потерь. На первый взгляд может показаться, что воздушные перевозки намного дороже морских, но в действительности они обходятся дешевле: отпадает необходимость в расходах на дорогостоящие корма, без которых не обойтись в длительном морском путешествии; не приходится оплачивать зоотехнический персонал; очень ощутимо снижаются убытки от гибели животных в пути.