Царь зверей не лев

Тигр из Сингапура

— Джо, тебе уже попадались людоеды? — спросил меня Джим.

— Нет.

— Ну, погоди, тебе обязательно придется столкнуться с ними, если ты не откажешься от этого приключения. Уж поверь мне!

Под приключением Джим имел в виду наше намерение наловить диких животных в Судане. Мы собирались устроить крупномасштабный отлов и, в силу того, что уж если наша чехословацкая экспедиция должна была бы быть рентабельной, то уж конечно не стоило суетиться по пустякам. Само собой разумеется, что сами мы в этих незнакомых нам местах не могли развернуться как следует, а нанять специалистов на эту трудную и небезопасную работу было не так уж и просто.

Как говорится, я хотел убить двух зайцев: уговорить Джима Чиперфилда, великолепного специалиста по ловле крупных животных, и доктора Ватсона, который нам очень и очень мог бы помочь своим экологическим опытом.

Доктора Ватсона я уже подцепил на удочку:

— Да, Джо, конечно! Мы этим займемся! — восторженно обнял он меня. — Что касается меня, то можешь быть уверен: не бойся ничего, даже волос с твоей головы не упадет. Эта зубатая с косой против меня бессильна!..

О докторе Ватсоне и его везении ходили самые невероятные слухи. Он уже не раз побывал в опасных переделках, из которых всегда выходил победителем.

Хуже было договариваться с невероятно осторожным Джимом.

— Слушай, насчет людоедов это ты, надеюсь, не всерьез? — довольно неестественно засмеялся я.

Мы сидели перед входом в "Отель со звездочкой" — так Джим называл одну тростниковую лачугу в нашем лагере. Лачуга внутри разделялась на множество тесных каморок и по каким-то непонятным соображениям стояла на четырех сваях, возвышавших ее над землей на два с половиной метра. Когда я спросил у Джима, зачем он приказал выстроить это фантастическое сооружение, он ответил:

— О каморках мы будем думать, что это апартаменты с кондиционерами, чистыми полотенцами и водопроводом. А для чего наш отель поднят над землей? Для того, чтобы в него не заползали змеи.

Джиму, правда, было известно, что змеи заползают куда угодно.

— Знаешь, Джо, как только кто-нибудь проживет столько лет среди такой дичи, — оправдывал он свой проект, — так он просто обязан выдумать хоть какую-нибудь глупость, чтобы доставить себе удовольствие.

Пламя костра освещало наш "Отель со звездочкой" и вырисовывал на его стене причудливые рисунки. Была поздняя ночь, отель в темном буше нагонял страх и служил хорошим фоном для рассказов Джима о людоедах.

— Расскажу тебе один случай, о котором я слышал от очевидцев. Тебе известно, что существуют области, где до сих пор не ступала нога чужака и где люди живут точно так же, как тысячи лет назад? Так вот в такие места после войны, после подписания договора, послали какие-то группы агитаторов. Сошлось несколько деревень, в честь гостей пылали костры, ели, пили и пели песни. Гости говорили речи, народ слушал и улыбался. Ну, и... как ты думаешь, чем это кончилось?

— Не знаю.

— С тех пор их никто так и не видел.

— Это ты выдумал.

Джим мрачно разгреб угли и подкинул хвороста. Животные в загоне беспокоились, из буша доносились неопределенные звуки.

— Только один из этих бедолаг спасся, да и то потому, что фигура у него была несъедобная. Зато остальные выглядели так же аппетитно, как например... ты!

Джим вскрыл консервную банку и начал что-то поджаривать на костре. Я удивлялся, как можно есть "под соусом" таких разговоров.

— Но дело даже не в этих людоедах.

— А в чем?

— Это очень опасная работа, Джо. Ты понимаешь, что в Судане вот уже восемьдесят с лишком лет не было ни одной крупной экспедиции? Судан — огромная страна. Там расстояния измеряются не сотнями, а тысячами километров. Пара верблюжьих следов, вот тебе и весь "асфальт". Если уж тебе невероятно повезет, может, наткнешься на какую-нибудь проселочную дорогу. На железную дорогу даже надеяться нечего — дела там обстоят нормально только тогда, когда она не работает.

— Ну-ну, продолжай.

— После многолетней войны у племен осталось много всякого оружия, и они могут его использовать хотя бы и против нас. Как ты этим отсталым людям объяснишь, что мы им не враги? Разве что если бы ты вдохновил их идеей чехословацкого сафари...

Джим горько усмехнулся и прикурил сигарету от костра. По тому, как он яростно потягивает из нее, я определил, что он сосредоточенно размышляет.

— Теперь рассказывай ты, Джо, — предложил он тихо.

— Представь, Джим, что нам вдруг удастся поймать этих редкостных животных. Знаешь, какого уважения бы это заслуживало? Ведь, к примеру, о нубийских диких ослах мы сегодня практически не имеем сведений, многие говорят, что они вымерли. Но ведь живут же они где-то, хоть их уже и мало... Директор зоосада в Хартуме и сотрудник суданского Гейм-департмента утверждают, что несколько особей они видели собственными глазами.

— Где?

— В Нубийской пустыне.

— Ну хорошо. А как ты себе представляешь отлов в тех местах?

— В песок мы закопаем длинные загородки, скорее всего из пластика. Поставим большие, хоть даже длиной в два километра, загоны и с помощью вертолетов загоним в них зверей.

По лицу Джима было видно, что он себе все это представляет очень живо.

— А как с белыми носорогами и другими животными?.. Не забывай, что придется работать в совершенно незнакомых местах. И не забывай, что Чехословакия первой собирается послать туда большую экспедицию.

— Мы используем самолеты, вертолеты, тяжелую технику... может, и бронированные машины, которые преодолевают любой рельеф, да еще и пуленепробиваемы машины.

— И тут-то дикие племена решат, что началась война и... нет уж, покорно благодарю тебя, Джо! Разъезжай себе сам в этих своих бронемашинах... только без меня, пожалуйста.

Я не дал сбить себя с толку. Пока взволнованный Джим прикуривал следующую сигарету, я продолжал:

— Мы погрузим животных на корабли и поплывем по древнему работорговому пути, оставляя за собой огромные поля папируса.

— Это будет очень романтично, Джо! — сухо отозвался Джим.

— Мы довезем их до самого Хартума, а дальше они полетят самолетами. Или через Суэцкий канал до самого Дуная, а потом в Братиславу... Или, может, мы их против течения Нила повезем в Джубу, и если там сумеет сесть „Боинг-700“, то их без пересадки можно будет отправить в Прагу. Или...

— Или ты откинешь копыта, и не будет у тебя больше ни забот, ни хлопот, — вставил Джим и решил, что разговор окончен. Молча он вскарабкался в "Отель со звездочкой", но мне еще долго было слышно, как он ворочается в постели. Сквозь "стены", состоящие из сплошных дыр — чтобы сквозь них поступал воздух (Джим утверждал, что это заменяет кондиционеры), я видел огонек его сигареты. Да и я не мог уснуть...

Я чувствовал, что Джим во многом прав.

Когда мы утром встали, первое, что он мне сказал, было следующее:

— Я такой же ненормальный, как и ты, Джо! Можешь взять меня с собой.

Все это мелькнуло в моей голове, когда главный шеф суданского Гейм-департмента вежливо сообщил мне:

— Мистер, суданское правительство берет на себя обязательство разрешить провести чехословацкую экспедицию.

Признаюсь, в тот момент у меня закружилась голова. От памятного мне разговора с Джимом прошло много времени, и с тех пор на тему отлова животных в Судане все велись и велись какие-то сложные переговоры, причем дело обстояло следующим образом: если мы получали согласие в Джубе, то не получали его от центрального правительства. Если мы добивались разрешения центрального правительства, то нам никоим образом не хотели идти навстречу в тех местах, где мы хотели бы организовать отлов. И вот наконец!

— Это надо отпраздновать! — воскликнул я, выскочив из здания Гейм-департмента. На улице меня в нетерпении поджидали участники нашей экспедиции.

Мы решили сходить в кино. В "Колизее" шел "Сингапурский тигр". Здорово, подумал я. Посмотрю на какого-то там кинотигра и очень хорошо отдохну, потому что самому мне его ловить будет не надо. Я и правда, отдохнул — просто фантастически.

Уже сам вход в "Колизей" очень своеобразен. Вообразите себе четыре огромные стены без крыши, а среди них примерно четыре тысячи зрителей. Собрались целые семьи, от прабабушек с прадедушками до грудных младенцев. Зрители ели, пили, смеялись, пели песни; мне стало интересно, как это будет выглядеть, когда начнется фильм.

Надо отдать должное, что как только появились тигры, зрители дисциплинированно притихли. Тишина оказалась непродолжительной — она продержалась до тех пор, пока не началось действие, и на экране не появился тигр в человеческом образе и подобии, олицетворявший положительного героя. Это был высокий, мускулистый красавец, и публика тут же оценила его красоту бурными аплодисментами. Когда аплодисменты утихли, "кинокритика" из рядов зрителей продолжалась примерно в следующем духе:

— Во молодец малый!

— Такого никто не положит на лопатки!

Потом публика начала заключать пари насчет того, "положит его кто-нибудь на лопатки" или нет. Рядом со мной сидела парочка, не включившаяся в массовые пари по следующим соображениям:

— Ах, встретить бы такого мужчину! — вздохнула она.

— У него же кривой нос! — сказал он, и я услышал звук увесистой оплеухи.

— Твоя правда! — взревел еще один ревнивый любовник и выразился о "тигре" в том смысле, что он не представляет собой серьезного конкурента ни для него, ни для тех гангстеров, которые как раз собирались напасть на него.

"Тигр" пока не подозревает, какая ему угрожает опасность. Он сидит себе в машине, вальяжно перекидывая сигарету из одного уголка губ в другой, а бандиты подкарауливают его...

— Спасайся! — дрожат все четыре стены кинотеатра от дружного крика.

Все до единого советовали, какие приемы, стойки, удары и подсечки обязан применить "тигр". Потом началось "наглядное обучение".

— Вот тебе!.. — выкрикнул кто-то в накале боя, а у меня из глаз посыпались искры. К счастью, моим противником оказался один прадедушка из тех, что пришли сюда во главе своих семейств. Тем не менее, "фонарь" под глазом получился вполне приличный. Гангстеры разбиты наголову, "тигр" отряхивает руки и начинает петь песню. Зрители тоже отряхивают руки, поют и принимают равнодушный вид. Драка кончилась, все расслабились. Я не следил за действием на экране, но там, наверное, как раз разыгралась романтическая сцена, потому что я вдруг очутился в женских объятиях и очень испугался, что за это придется расплачиваться вторым "фонарем". К счастью, возраст дамы близился к шестидесяти и она пришла в кино без сопровождения, благодаря чему я и обошелся без дальнейших телесных повреждений.

Любовная сцена видимо окончилась, так как объятия ослабели, дама потеряла ко мне интерес и затерялась в толпе. Да, я забыл вам сказать, что в "Колизее" никто и не думал все время сидеть на своем месте. Это само собой разумеется, и никто не обижается, если его подвинут, а то и вовсе выкинут с его "согласно купленным билетам" места. Здесь это воспринимается как составная часть всего, что происходит на экране. Если драма напряженная, перемещение идет в течение всего сеанса. История с "тигром" видимо снова осложнилась, потому что весь кинотеатр дружно ахнул, наступила секундная тишина, после которой зал внезапно взорвался от негодования:

— Предатель!!!

— Убить мало!..

Зрители засыпали кинопредателя тучей плевков. Ему это, правда, не повредило, но мне пришлось гораздо хуже.

Фильм кончился, публика расходилась по домам довольная и улыбающаяся. Добро победило над злом. Если бы вдруг получилось наоборот, неизвестно, что осталось бы от неоновой рекламы "Колизея"...

Моя бедная голова опять переполнилась думами о договоре, который мы так хотели подписать с этой интересной страной.

Судно из Момбасы в Гамбург следует в продолжении двадцати пяти-тридцати дней. Если не было шторма, или наш корабль не стоял в порту, мы вскакивали в пять утра, выбегали на палубу, в еще не рассеявшейся темноте снимали брезент и принимались чистить жестяные посудины для воды, заготавливать дневные порции сена и зерна — все это надо было принести из трюма. В половине восьмого мы завтракали в ресторане, после чего шли поить своих подопечных. До наступления полуденной жары надо было выплеснуть всю воду и засыпать в жестянки дневную порцию зерновых кормов, после чего мы принимались чистить ящики; после полудня мы задавали всем животным сено, а до ужина должны были успеть прикрыть все ящики брезентом.

Наш рабочий день продолжался двенадцать-тринадцать часов, и из этого количества времени даже не полный час мы использовали на обед. Ежедневно нам приходилось чистить и мыть палубу. Экскременты в обрывках парусины мы выбрасывали за борт. В шторм, дождь или сильный ветер мы были не в состоянии обслужить всех наших животных самостоятельно. Боцман в таких случаях выделял нам четырех помощников из числа корабельной команды. Если море до вечера не успокаивалось, мы просто не могли себе позволить лечь спать. Главным было проследить за тем, чтобы животные, обеспокоенные штормом, не травмировались; больше всего мы опасались за жираф — упав, они не в состоянии подняться самостоятельно, буквально "убиваются" и впадают в глубокий шок. После бессонной ночи мы могли позволить себе лечь спать только уже к ночи следующего дня, так как привычный распорядок в жизни животных должен был соблюдаться неукоснительно.

Шторма животные очень боятся: они не спят, целыми днями и ночами стоят в своих ящиках, а при сильной качке натыкаются на стенки и обдирают себе шкуру. Жирафы растопыривают ноги в разные стороны и таким образом "выравнивают" качку за счет наклона в противоположном качке направлении — в этот момент они бывают похожи на раскачавшиеся буровые вышки. Жирафы ни за что на свете не соглашаются лечь и отдохнуть, несмотря даже на крайнюю степень усталости. Одна из наших жираф простояла, опираясь о стенку ящика, все сорок два дня плавания из Момбасы вплоть до отправки на карантин, отделавшись при этом всего-навсего царапинами на плечах и на боках.

Когда бывает сильный шторм и волны достигают большой высоты, вода захлестывает палубу, судно переваливается с борта на борт или с носа на корму. При килевой качке нос корабля плавно задирается вверх и резко падает вниз, иной раз с амплитудой пятнадцать-двадцать метров. Во время одного такого шторма поблизости от Капии ветром сорвало брезент с ящиков. Да еще вместе с досками, к которым он был прибит гвоздями. Капитан объявил тревогу. Офицеры и матросы помогли нам укрыть животных запасным брезентом и закрепить его сверху досками, опять же прибитыми к ящикам гвоздями. Для осуществления этой операции нам пришлось устроить себе "лонжу" из спасательных поясов и тросов, ураганный ветер рвал из озябших, скрюченных пальцев брезент и инструменты; промокшие до костей, мы то и дело оскальзывались и проваливались между ящиками. И только после четырех часов невероятного напряжения нам удалось укрыть жираф брезентом. Вот тогда и дошло до моего сознания, насколько правдиво изображается шторм в старинных описаниях морских путешествий, и я страшно обрадовался тому, что мы плывем на таком современном, почти не способном затонуть чуду кораблестроения.