Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

7

Проснулся я перед рассветом. Часы мои показывали десять минут четвертого. И в это же время я услыхал стук в дверь и голос дежурной по коридору. Она сказала:

— Вставайте, гражданин. Вам пора.

Я оделся, умылся, рассовал по карманам все купленные накануне мелкие предметы и спустился вниз, где получил назад свой паспорт.

Оба парня возле машины уже были на ногах, и круглолицый, увидя меня, сказал:

— Ага, вот и вы пожаловали. Пор-рядок! Можно трогаться.

И мы поехали. Я устроился в кузове грузовика позади товара, закрытого брезентом, а они — в кабине. Первое время мне было довольно прохладно, и я даже пригибался, прячась от ветра, который создавался быстрым ходом грузовика вперед, к востоку. Но постепенно там, впереди, на небо выкатилось огромное красное солнце, обещая скорое потепление. На вид оно было точно такое же, какое выкатывалось по утрам и у нас в Суоми. Оно неторопливо поползло вверх, как это делало по утрам и наше солнце. И кто знает, не наше ли это финское солнце переместилось невзначай сюда? Будь здесь Арви Сайтури, он именно так и определил бы это удивительное явление. И заодно он подметил бы, что и здесь по сторонам дороги мелькают самые доподлинные финские деревья и кустарники: ель, сосна, береза, ольха, рябина. И только селения, успевшие неведомо когда разместиться на обширных полях в окружении этих финских деревьев и под этим финским солнцем, были не финские. Такая несправедливость была тут совершена произволом судьбы относительно Арви. Русские люди незаконно заселяли эти места и, как видно, даже знать не знали о досаде Арви.

Но если Арви Сайтури зарился на эти края только издали, бессильный в них проникнуть сам, то я проник. Вот каким хитроумным я оказался. Далеко ему было до меня! Он еще только в мечтах владел этими землями, а я уже проносился по ним наяву. Я стоял в кузове русской машины позади товара, накрытого брезентом, и обозревал с высоты своей позиции все эти просторы, заселенные по досадной ошибке судьбы не теми, кто имел на них право, как утверждал Арви.

Следуя призыву ясного утра, они мало-помалу выходили из своих домов, направляясь на поля и луга, где их ожидала сенокосная работа. А я летел мимо них, мимо домов, из которых они выходили, мимо полей и лугов, на которые они направлялись, мимо лесов, болот, рек и озер, которые перемежались у них с этими полями и лугами. Прямизна дороги позволяла машине идти с предельной скоростью, и уже за первые три часа она увезла меня далеко в глубину России.

Ну и огромная же она была у них, эта Россия! Вот уже третий день подряд я проникал в нее все дальше и все стремительнее. С непривычки мне показалось, что уже за первые два дня я пересек по крайней мере половину российской земли. Но где там! Каплю в океане я пересек. На одной крохотной точке я, оказывается, топтался эти два дня. Вот она когда только пошла развертываться передо мной по-настоящему, эта хитрая страна, недоступная для измерения! Раскинувшись бог знает до каких пределов, она без конца раскрывалась и раскрывалась мне навстречу, заглатывая меня все глубже в свои таинственные недра.

И странно было окунаться в эту неизведанную беспредельность, не встречая никакого противодействия с их стороны. Так ли они отнеслись к Арви Сайтури, когда он сунулся к ним через границу где-то там, на севере, во время войны? Они так его приняли, что он был рад унести обратно в Суоми целыми свои ноги. А я свободно катил по их земле прямо в сердце России, и сами же они меня туда везли. Вот как надо уметь устраивать эти дела!

Солнце поднималось все выше, набираясь все больше яркости и жара, нагревающего воздух, и скоро мне уже незачем стало пригибаться от ветра. Он перестал меня холодить. Я мог теперь стоять в кузове машины прямо во весь рост, подставляя ветру свою неприкрытую белобрысую голову, и обозревать еще более широкие горизонты, которые с такой готовностью раздвигала на моем пути Россия. Да, надо было, оказывается, уметь к ней подступиться, найти правильный способ обхождения с ней — и тогда обрабатывай ее как угодно. Арви не сумел найти этот способ, а я сумел. Потому-то я и летел теперь свободно в глубину зеленых просторов России, не встречая противодействия. Арви лопнул бы от зависти, увидя это.

В одном из встречных лесов машина остановилась возле ручья, и водитель сменил воду в радиаторе. Я тоже спустился с кузова, чтобы поразмяться немного. Лес по бокам дороги стоял густой и высокий, бросая на дорогу тень. Солнце еще не успело подняться высоко и потому только кое-где пронизывало густоту лиственной и хвойной зелени своими утренними пологими лучами.

Здесь было тихо, если не считать птичьей музыки наверху и воркотни ручья в бетонном кольце, протыкавшем дорогу поперек. И вид знакомых деревьев как бы нес мне успокоение, наводя на мысль о близости этого места к Суоми или, уж во всяком случае, к Ленинграду. Но только что преодоленное мною пространство было слишком огромно, чтобы так вот внезапно выпасть из памяти. Зеленые и голубые краски этого пространства, тронутые после ночной свежести утренним солнцем, все еще переливались перед моими глазами. И когда я подумал, что ведь это ни много, ни мало как новая сотня, а то и полторы сотни километров, прибавленные к тем, что и без того далеко отодвинули меня от Ленинграда, — когда я об этом подумал, в груди у меня что-то вдруг тоскливо заныло. И зачем только было моей женщине отправляться в такую даль!

Водитель тем временем повесил ведро на место и, подойдя к левому заднему колесу машины, пнул несколько раз ногой, обутой в сапог, резиновую покрышку. Круглощекий хозяин машины подошел к нему в своем расстегнутом дождевике и спросил:

— Ну как?

Тот пожал плечами и ответил:

— Кто ее знает…

Я тоже подошел к ним поближе. Мне следовало договориться с ними насчет платы за проезд, но как? Не зная, с чего начать, я достал пачку «Казбека», купленную накануне в гостинице, и протянул ее им в раскрытом виде. Они взяли по одной папироске. При этом круглолицый сказал:

— Вы же не курите.

Но я ответил:

— Нет, отчего же. Курю иногда немножко.

Сказав это, я себе тоже воткнул в рот папиросу и прикурил от их спички. Круглолицый спросил:

— А вы к нам по какому делу, если это не секрет?

Я ответил:

— Мне с депутатом областного Совета надо встретиться.

— А разве он у нас?

— Да…

Он больше ни о чем не спросил, только взобрался на колесо, выдвинул из-под брезента ящик с товаром, положил на него старую ватную куртку и сказал:

— Садитесь тут, если пожелаете. Так удобнее будет.

Я сказал ему «спасибо» и полез в кузов. А они вошли в кабину, но перед этим еще раз покосились на левое заднее колесо грузовика.

И надо сказать, что косились они на него не зря. Оно дало себя знать в конце концов, хотя и успело унести меня предварительно еще глубже в их нескончаемую Россию.

Ну и растянулась же она, эта Россия, по глади земли! Я слыхал, конечно, и прежде о ее размерах не раз и видел на карте, но только теперь как следует понял, сколько места было ей уделено на нашей планете господом богом. Я смотрел, как она вбирала меня в себя, отмечая мое появление шевелением ветвей в лесах и колыханием зеленых колосьев на своих просторных нивах, и постепенно в мое сердце стала закрадываться тревога: «До каких же пор это будет продолжаться? До каких пределов собирается она меня втянуть?».

Опираясь руками о ящики, накрытые брезентом, я старательно вглядывался вперед, выискивая глазами тот предел, до которого мне предстояло домчаться. Но какие пределы могут быть у России? В ней ли надеяться найти пределы! Где угодно можно их пытаться искать, но только не там, где развернула на все стороны свои непостижимые равнины Россия. Не было им предела — вот все, что я определил, усердно ворочая во все стороны головой. Машина несла меня в беспредельность.

И тут вдруг до меня дошла истинная суть всего того, что со мной происходило. Я сообразил внезапно своей умной головой, что меня неспроста затягивали в глубину России. Да, неспроста! Это было у них задумано заранее. Обо мне дознались еще там, в районе, и там же было все подстроено с этой машиной. Вот как обстояло дело. А собирались они со мной разделаться только за то, что я был финн. Другой причины не было. Правильно сказал когда-то островитянин Ээту Хаапалайнен. Для них не имеет значения — какой финн. Лишь бы ты был финн. А раз ты финн — значит, на тебе лежит ответ за все то неприятное, что русские приняли от финнов. Мне и выпала эта невеселая доля — быть в ответе за все.

Но какова же тогда цена заверениям Ивана Петровича насчет русского дружелюбия к финнам? Грош была им цена, потому что вот оно, их дружелюбие, как выглядело! Я испытывал его на собственной шкуре и мог бы теперь очень обстоятельно рассказать о нем всем, кого это касалось. Только слишком поздно я спохватился. Ветер свистел у меня в ушах от быстрого хода машины, и русские зеленые равнины проносились мимо, заглатывая меня все глубже в свои бездонные недра. Я уже не помнил, сколько десятков селений промелькнуло мимо меня справа и слева от дороги и на самой дороге. Не помнил, сколько мостов прогудело подо мной, переброшенных через реки. Даже два небольших города проплыли мимо, подымив своими фабричными трубами над вершинами лесов у самого горизонта. В такую даль они меня угоняли, чтобы тем легче разделаться со мной.

Да, Юсси, ты был прав! И теперь я тоже вслед за тобой мог бы заявить в полный голос, что нельзя финну попадать к русским. Стоит здесь, у них, появиться финну, как его заманивают в машину и мчат в глубину России на растерзание. Вот как они поступают с финном, когда он попадает в их страшные лапы!

Я не садился на ящик, выдвинутый для меня круглолицым хозяином машины. Я понимал теперь, зачем он его выдвинул. Он хотел, чтобы я сел и, сидя, перестал видеть что-либо, кроме высоких бортов кузова и нагромождения товара под брезентом. Он хотел, чтобы у меня не зародились подозрения. Но я разгадал его хитрость и продолжал стоять, принимая на свое лицо летящий навстречу коварный русский ветер и вглядываясь прямо туда, где меня ждала лютая казнь. Вот какой я был смелый!

Попутно я обдумывал все то, что совершалось. Не обдумывать я не мог, потому что так уж устроены мои мозги. Они всегда очень обстоятельно все обдумывают. Потому-то у меня все так ловко и гладко складывается в жизни. И, обдумав, я спросил себя, не зовут ли этого круглолицего Иваном? Вот о чем я себя внезапно спросил, и от этого вопроса холод пробежал у меня по спине. А вдруг это действительно было так? Пусть он и не очень походил на того страшного Ивана, о котором говорил Арви, но мало ли? Потолстел человек немного от спокойной жизни и под лишним грузом полноты стал ниже ростом. Только и всего. А этот рослый Леха, с его хмурым худощавым лицом, — не побывал ли он в наших лагерях, да еще не в том ли, где начальником был Рикхард Муставаара? О, теперь мне все стало понятно! Тут и таилась вся разгадка их странного поведения. И тут было самое жуткое, на что я мог у них напороться.

Но если так, то приходилось позаботиться скорее о спасении. Не так прост я был, чтобы отдаться им в лапы безропотно, как овца. У меня еще оставался выход, слава богу. Пока они сидели в кабине, я мог незаметно ускользнуть. Вот что я себе наметил выполнить без промедления. И, наметив, я не стал тратить времени даром. Взявшись руками за край кузова, я уже приготовился спрыгнуть с машины, но в это время она влетела в какой-то крупный поселок и остановилась. А круглолицый хозяин машины, выйдя из кабины, сказал мне:

— Стоим полчаса.

— Как?

Я все еще держался за край кузова, готовый спрыгнуть. Но куда было теперь прыгать? Ему на голову? А он добавил:

— Пообедать можете, если пожелаете. Вон там столовая.

И он повернулся ко мне спиной, направляясь к своему Лехе, который тоже в это время вышел из кабины. Я перевел взгляд на Леху. Но и он вряд ли затевал против меня что-либо плохое. Он даже не взглянул в мою сторону. Занятые разговором о каких-то своих делах, они оба вошли в сельскую продовольственную лавку, перед которой остановилась машина. А я еще немного постоял в том же положении, глядя им вслед. Вот как обернулось вдруг дело. Значит, как же это? Ага! Так-так. Ну, ладно. Мало ли что бывает. От них всего можно ожидать, от этих русских.

Как бы то ни было, но я, конечно, не упустил случая пообедать в их сельской столовой, где первым блюдом оказался суп из свежей зелени, вторым — кусок жареной свинины с картошкой и третьим — кофе с молоком.

И опять мы понеслись дальше, пополнившись одним тюком, обернутым в рогожу, и двумя ящиками с мылом. И опять, перед тем как тронуться, водитель ударил ногой по левому заднему колесу. А его круглолицый товарищ сказал:

— Ты тише пинай, Леха, а то и в самом деле прорвешь.