Эра цепей

Глава 7: Собака

Корабль был огромен. Женя смог кое-как прийти в себя когда его, наряду с остальными рабами, затаскивали на борт, но даже так он успел мельком сосчитать, что одних только палуб было не меньше четырех. Наверху, на корме, возвышаясь над всем кораблем, молчаливо отбрасывала тень высокая капитанская башня.

— Вперед-вперед, мясо на ножках! — гаркал на пленников командир, то и дело хлестко взмахивая над их головами длинной плетью. — Бегом, ну!

На мачте, помимо обычных рей, была еще одна, толстая, прочная балка. Грязные, пропитанные кровью и гноем петли плавно раскачивались, ниспадая с нее. Пока, к счастью, пустые, подумал Женя.

Их вели вниз, не давая поднять головы. Здесь, на корабле, передвигаться рабам разрешалось лишь сгорбившись, опустив взгляд в пол. Едва в силах стоять на ногах после удара, Женя принялся считать:

— Двадцать два, двадцать три… Двадцать три вперед, налево, раз, два… — шептал он про себя.

Вокруг был шум, гам. На средней палубе, судя по всему, располагался экипаж корабля — слишком живо звучали их голоса, откуда-то даже доносился смех. Но рабов гнали дальше, вниз по узким, крутым ступеням, все ниже и ниже. И чем ниже спускались они, тем тише вокруг становилось. Смех сменился тихим шепотом, шепот — плачем и кашлем.

— Этого, — прозелит небрежным кивком указал на Женю. — Наверх, к капитану. Побеседуем.

Тут же кто-то из воинов буквально выдернул Женю из общего строя, щелкнув задвижкой на грубом железном ошейнике. Юноша успел лишь почувствовать, как по его спине со свистом ударили чем-то тонким, он вскрикнул, упал на колени, но тут же криком его заставили подняться:

— Бегом, животное! Побежал!

И так, подгоняя розгами, его погнали назад, в самый верх. Он стиснул зубы от злости и боли, понимая, что над ним попросту издеваются, что не было смысла сперва спускать его, а теперь заставлять подниматься, кроме как лишний раз продемонстрировать, что его ждет. Он хотел ответить, несправедливость, даже самая малая, вызывала в нем жгучую злость, но боль, что с каждым ударом становилась все ощутимее, заставляла повиноваться. И когда розга хлестко ударила в очередной раз, кончик коснулся все так же торчащей из спины обломанной стрелы, отчего Женя, вскрикнув, упал на мокрые доски, от нестерпимой боли сплевывая пену, сочащуюся у уголков рта.

— Не убей его, идиот! — рявкнул на излишне ретивого тюремщика прозелит. — Еще успеешь.

Наверху, в башне (а рубкой эту громадину назвать попросту язык не поворачивался), обстановка была совершенно иной. Сходу Женю обдало жаром хорошо прогретого помещения, босые, истертые ноги утопали в мягком ковре, и даже стены были аккуратно выкрашены в красный.

— Ну и ну-у-у… — присвистнул богато одетый, толстый человек, когда прозелит усадил пленника на стул посреди каюты. — Это кого эт’ ты ко мне привел, Менкр?

Руки крепко связали за спинкой стула, ноги еще крепче привязали к ножкам. Женя судорожно оглядывался, пытаясь найти хоть что-то, хоть какую-то маленькую деталь, которая бы спасла его… Но все тщетно. Со всех сторон на него взирали хищные морды вырезанных из дерева масок животных, многих из которых юноша и представить себе не мог. Среди обычных тигров, львов и волков были также странные, красные морды с длинными клыками, огромные головы летучих мышей, неизвестные ему птицы. Масками был увешан почти каждый уголок, лишь местами уступая место полкам, на которых нитями были туго закреплены бутылки с явно недешевым алкоголем.

— Именно это я и хочу выяснить, Гайлит. Имя. — сухо, буквально прожигая юношу взглядом глубоко посаженных глаз спросил прозелит Менкр.

— Евгений Котов… — простонал в ответ пленник. — Это все… ошибка.

— Говорить только когда я прикажу, — все тем же монотонным, сухим голосом проговорил человек в черном, и с размаху влепил Жене звонкую пощечину. — Откуда родом? Ахей, такурат, селение.

— Ч-... что? — таких слов Женя не знал, пусть чужая голова и услужливо подсказывала основной вокабуляр местного языка.

И снова удар.

— Ахей, такурат, селение. — повторил Менкр.

— С-с-сука… — прошипел Женя, чувствуя, как рот заполняет металлический привкус крови. — Я с Земли, планета Земля. Россия, Иркутск!

— Планета Земля? — поднял бровь капитан, усмехнувшись. — Это какое-то местное название, Менкр? Слышал о таком?

— Нет. Где атлас?

— М, вон там, погляди, — указал толстым пальцем Гайлит, второй рукой разливая по двум бокалам алую жидкость. — А, ты ж у нас трезвенник. Ну, что ж…

Залпом он опрокинул в себя один из бокалов, поморщившись, и встрепенулся, широко улыбаясь. Второй же аккуратно взял в левую руку, облизываясь.

— Райцун, Ревви, Рна, Роза… — нахмурившись, тихо шептал про себя прозелит. — И никакой России нет. Ты лжешь.

— Я говорю правду! — воскликнул Женя. — Я с планеты Земля, система Солнце! Дайте мне бумагу и что-нибудь пишущее, я могу показать!

— Нет, серьезно, Менкр, кого ты привел в мой дом? — теперь капитан уже насторожился. Отпив вина, он причмокнул и ухмыльнулся: — Мы с тобой, конечно, хорошие друзья, но я не думал что ты притащишь ко мне настоящего врага тагацита! Мне, знаешь, хватало и тех зашуганных котят, которых ты объявлял еретиками.

Прозелит молчал. Держа в руках раскрытый атлас, он задумчиво глядел в широкое окно, выходящее в сторону верхней палубы. Годы тренировок не прошли даром — ни Женя, ни даже хорошо знакомый с ним Гайлит не могли сказать, о чем в этот момент думал мужчина.

— Дай ему письменные принадлежности, — наконец, сказал он. — Но освободи только одну руку.

Тут же воин, оставшийся на страже, подбежал к Жене и освободил одну из его рук, придвинул его стул поближе к широкому письменному столу. Капитан, недоверчиво поджав губы, нехотя передал ему лист грубой, желтоватой бумаги и чернильницу с вырезанным из кости пером.

— Это — Солнце, — приходилось временами переходить на русский, так как названия его родной звезде в местном языке не дали. — Так, здесь Меркурий, дальше Венера… Вот Земля. Марс…

Он схематично, грубо рисовал небольшие круги на орбите одного, большого круга. Рисовать пером было непривычно, неудобно, то и дело чернила оставляли большие, грязные кляксы, отчего капитан кисло усмехался, сетуя на то, что стол потом нужно будет отмывать. А вот прозелит молчал. Ничего смешного в том, что показывал юноша, для него не было — слишком подробную, слишком правильную карту чужой системы рисовал он, и это наводило на мрачные мысли.

— Подпиши, — он ткнул когтем в бумагу. — Напиши свое имя.

И Женя стал выводить кривые от непривычного инструмента буквы русского языка. Тут уже и капитану стало не до смеха — он поставил бокал с вином, отодвинул и перегнулся через стол, с раскрытым ртом наблюдая за тем, как пленник выцарапывает на бумаге неизвестные ему символы.

— Кого ты привел?! — уже не скрывая раздражения завопил капитан. — Кого ты, сволочь, привел?! Кто это?!

Прозелит кивнул воину. Тот грубо схватил Женю за руку, снова крепко связывая ее за спинкой стула под возмущенные хрипы самого юноши.

— Я срочно отбываю на Эрцилль. Следи за ним, ни у кого не должно возникнуть идеи, что он чем-то отличается от остальных рабов.

— Ты совсем из ума выжил?! Да он же… Да у меня даже слова приличного нет! Как я его тут буду прятать?! Как ты собираешься… Почему не отправить письмо?!

— Потому что, Гайлит, — внезапно повысив голос жестко отрезал Менкр. — Я больше никому не позволю забрать то, что нашел я. Понятно?

Капитан шумно сглотнул и, утирая пот со лба дрожащей рукой, упал обратно в кресло. Он коротко, нервно кивнул.

— Теперь это наш общий секрет. И если не хочешь до конца своих дней гнить в этом болоте, ты будешь его хранить, пока я со всем не разберусь. Понял?

— Понял… — пересохшими от страха губами едва смог произнести толстяк. — Я понял, понял. Хорошо.

— А что касается тебя… — задумчиво добавил прозелит. — Забудь о своем имени и происхождении. Теперь ты — Калеф, и тебе запрещено называться иначе.

Он снял со стены одну из масок. Подошел, наклонился, и произнес, глядя в глаза пленнику:

— И если хоть раз тебя кто-то увидит без маски либо услышит твое настоящее имя — тебя высекут так, что оголятся кости. Понял?

Не дожидаясь ответа, он надел на лицо юноши маску черной собаки. Ответ был уже не нужен.

***

На нижней палубе, где содержались рабы, стоял смрад немытых тел, который перебивал разве что въевшийся в само тело корабля запах крови. От лестницы, ведущей наверх, основную часть палубы отделяла железная решетка с тяжелой дверью, что отпиралась длинным, странного вида кривым ключом. А за решеткой палуба делилась на три части, каждая из которых была закреплена за своей группой рабов.

— Этого — к “скотам”! — рявкнул кто-то из воинов, и Женю толкнули внутрь.

Высунувшиеся в проходах грязные морды рабов загоготали, заулюлюкали. Кого-то даже пришлось отгонять копьями, чтобы главный тюремщик мог закрыть ворота.

— Здравствуй-здравствуй, красотка! — заржал кто-то из дальней комнаты. — Добро пожаловать в наш замечательный райский уголок!

Другие подхватили, гогот усилился. Те, кто были в первой и второй комнате, впрочем, не смеялись. Лишь подняв голову, Женя увидел, что здесь было больше всего женщин и детей, а те немногие мужчины, кто оставались, были либо больными, либо, видимо, оставались со своими семьями.

— Ох-ох… Ну и потрепали же тебя, старина, — над ухом Жени раздался голос старика. Он цокнул языком. — Так ты работать не сможешь, это надо вытащить.

— Нет, стой! — вскочил на ноги юноша. — Не трогайте меня!

— Тише, спокойно, — улыбнулся ему невысокий, дружелюбного вида старик с длинной, почти белой бородой. — Неудобно, небось, со стрелой в спине ведь.

Чуть успокоившись, парень сел. Усталость, что накопилась за этот длинный день, разом навалилась на него, но он не мог даже нормально лечь из-за ранения.

— Почему они смеялись? — он кивнул в сторону дальней комнаты.

— Ложись. Мы вытащим стрелу, — поманил его рукой старик. — Ну же. Если начнет гноиться — будет гораздо хуже. Вот так, молодчина. Неман, Шкас, подержите его. Как тебя зовут?

Двое мужчин навалились на израненное тело юноши. Один держал его за руки, а второй кое-как удерживал ноги. По спине побежали крупные капли пота от осознания того, что вот-вот должно случиться.

— Ж… Келеф… — буркнул он.

— Хм? — задумчиво протянул старик. — Келеф, говоришь… Из-за маски-то?

— Нет, это…

— Маска собаки, — кивнул старик. — А Келеф, в переводе с одного старого языка, значит “собака”.

— Да нет же, это… Агрх! А-а-а!

Пока юноша отвлекся на разговор, старик, крепко ухватившись за обломок древка, резко дернул. Кровь хлынула из раны, но тут же подбежавшая к ним женщина прижала к ней свернутую втрое тряпку.

— Вот, держи. Сейчас, перевяжу… Ну вот, почти как новенький. А ты боялся.

Женя судорожно, резко вздыхал через стиснутые до боли зубы. Все, что он чувствовал в этом мире, это боль. Если таким должен быть первый контакт человечества со внеземной цивилизацией… Что ж, достаточно будет сказать, что те фантастические образы, что укоренились в его голове за многие года увлечения космосом, тонны прочитанной фантастики и десятков игр нагло врали ему. Не было здесь ничего хорошего. Здесь вообще не было ничего, кроме несправедливости, жестокости и страданий.

— А смеялись они, Келеф, потому что они из “ублюдков”. Деление такое, как у солдат — “скоты”, это мы, дальше “твари”, а у самого носа корабля — “ублюдки”, любимчики господ с верхних палуб.

Отдышавшись, Келеф медленно подполз к стене, оперся на нее, прикрывая глаза. Чья-то рука осторожно провела сухой тряпкой по его лицу, стирая пол. Другая — подала ему кусок черствого хлеба.

— Ты поешь, поешь. Завтра, говорят, уже будем на лесах, нужны будут силы, чтобы работать.

— Как тебя зовут, отец? — вяло обратился к уходящему в другой конец комнаты старику парень.

— Обычно сам прихожу, — хитро улыбнулся он. — Но если позовешь Заля, то, может, и получится.

***

— Поживей, скотины сонные! Раз-раз, топаем, топаем!

Утро на корабле начиналось рано. Женя быстро понял, что попал, вероятно, в худший из отрядов, в которых содержались рабы — в то время как ублюдки сидели, фактически, в самом конце, где их почти не видели даже стражники, скоты ютились у самой решетки, и поутру особо заскучавшие матросы любили будить пленников тычками копий.

Заплакали дети, проход между комнатами заполнили стоны. Корабль просыпался.

— На выход, на выход, на выход! — отперев ворота, тюремщик активно махал рукой, больно хлопал ей по спине каждого второго. — Кто не работает — тот не ест!

Келеф поднялся вместе со всеми, но прежде, чем выходить, пытался найти своего нового знакомого. Заль отыскался довольно быстро — он склонился над рогатой женщиной-шурром, на руках которой был грудной ребенок, прижимался ухом к ее груди.

— Что с ней? — обеспокоенно спросил Келеф, присев рядом.

— Хрипы в груди… Плохой знак, — цокнул языком Заль. — Ей нужны лекарства.

Юноша тут же вскочил на ноги, кинулся к решетке.

— Эй! Там женщине плохо, нужна помощь!

Но матросы лишь посмеялись, а кто-то отогнал его назад острым, холодным копьем.

— На выход! — снова гаркнул тюремщик, и теперь уже и Заль присоединился к длинной веренице покидающих нижнюю палубу рабов.

Он шел рядом с Келефом, объясняя тому местные правила. Очередь продвигалась медленно, впереди толкались люди, но двое не спешили. Здесь, на предпоследней палубе, они могли идти в полный рост, в то время как на остальных должны были пригибаться к полу.

— Они не дадут нам лекарства за просто так, — покачал головой Заль. — Это привилегия отряда, который выполнит работы больше остальных.

— А что будет с худшим? — тихо спросил Келеф.

— Оставят без еды. Но не переживай, это каждый раз то мы, то твари, но у нас уговор делиться едой, если кто совсем ослаб. Да и совсем уж нас тут голодом не морят, невыгодно.

— А лучшие, выходит, всегда ублюдки?

Старик поморщился, как будто юноша сказал нечто неприятное, и что-то бессвязно пробурчал себе под нос. Повторять вопрос Келеф не стал, все и без того было понятно.

Когда подошла их очередь, один из матросов выдал юноше топор. Вернее сказать, топором в привычном понимании это было назвать сложно — рассохшаяся рукоять, из которой торчало узкое, маленькое лезвие, как будто кузнец, выковавший это недоразумение, изо всех сил пытался сэкономить на металле, и сделать вместо одного топора — три-четыре.

Дальше их повели уже согнутыми, по верхним палубам. Келеф снова принялся считать, уже с более-менее ясной головой. Где-то маршрут не сходился с тем, что он запомнил, что наталкивало на мысль о том, что каждый раз их выводят и заводят обратно по-разному.

Наверху же уже спускали на воду шлюпки. В то время как женщины оставались на корабле и работали на палубе прямо над казематами, мужчин, в сопровождении пары охранников, на лодках отвозили к густому лесу по правому борту от корабля.

Море мельчало настолько, что превращалось в стоячее болото. Вода здесь, из-за густо переплетенных корней, почти не была подвержена течениям, и зеленела, источая спертый, болотный запах. Чем ближе лодки подходили к лесу, тем громче вокруг становились звуки сверчков, кваканье бесчисленных жаб. Огромные болотные деревья возвышались над причудливым частоколом, а с раскидистых ветвей мангровых зарослей свисали вниз длинные сети из мхов. Низко стелется холодный утренний туман.

— Какой же тут лесоповал, а..? — тихо произнес Келеф. — Это ж болото сплошное. Как тут можно лес рубить?

— На Темиле только такие леса и бывают, — улыбнулся Заль. — Выбирать не приходится.

Почти сразу же, как на лодку упала тень огромных деревьев, со всех сторон налетели мелкие мошки. Парень, сжимая одной рукой топор, второй принялся отмахиваться от них под тихий смех своего спутника, но все напрасно — мошкары было так много, что отбиваться от нее не было никакого смысла.

— Приплыли, мальчики и собачки. С пустыми руками не возвращайтесь. — проворчал матрос на веслах, на что его спутник, сжимавший в руках лук, усмехнулся.

Рабы ступили на топкий, мягкий берег. Ноги утопали в плотной, затянутой травой трясине, едва не проваливаясь глубже. Впереди всех пошел старик Заль, длинной палкой прощупывая путь — оступиться в таком месте было проще простого, а сгинуть в топкой грязи никто не хотел. Но опытный старик ловко, со знанием дела вонзал палку, прокладывая узкую тропу, пока остальные след в след шли за ним.

— Тут уже лучше, — удовлетворенно кивнул он. — Н-да, деревьев у берегов с каждым разом все меньше…

И вскоре, работа закипела.

Валить даже небольшие деревца такими инструментами было бы сложно, а местная растительность отличалась как прочностью, так и внушительной толщиной ствола. Кроме того, корни уходили слишком уж высоко, обрубать их было неудобно, и от этого приходилось выкладывать из срубленных ветвей шаткие помостки — колья вонзали в зарубки так, чтобы на них можно было стоять, и уже там, наверху, мужчины поочередно прорубались сквозь толстый ствол.

Келефу это занятие давалось немного проще. Благодаря огромному росту, он мог даже не вставать на вбитый кол, отчего удары его получались сильнее и точнее.

— А чего никто не пробует сбежать? — сквозь одышку спросил парень, вбивая узкое лезвие. — Тут же никто не следит за нами.

— А ты попробуй, — усмехнулся старик. — Был тут один, не помню как звали. Шурр, из рогатых. Здоровый, сволочь..! Ну чистый сын Шурраха. А потом он шурром стал только наполовину.

— Это как?

— А ему аллигатор сраку откусил.

Работа спорилась, и вскоре зарубка была достаточно глубокая — Заль подал вырезанный из дерева клин, и мужчины принялись вбивать его, пока Келефу было поручено закинуть канат на ветви повыше.

— И… взяли! — прикрикнул кто-то, и они потянули.

Дерево недовольно застонало, заскрипело, стало пригибаться к земле, но сил на то, чтобы его повалить, не хватало. Заль, единственный, кто не тянул, стал глубже вбивать клинья в ствол, с каждым усилием остальных все углубляя пропил.

— Еще, давай! — воскликнул Заль, и после очередного усилия раздался треск. — Сторонись, прочь!

Треск усилился, дерево застонало. Раскидистая крона зашелестела, когда оно повалилось вбок. Едва успели мужчины разбежаться в стороны, как оно с грохотом упало вниз, разбрызгивая вокруг болотную воду. Мужчины засвистели, на кураже стали хлопать друг друга по плечу, праздновать свою маленькую победу.

— Ну, молодцы, а! — воскликнул, улыбаясь, Заль. — Подвязывай и потащили, еще весь день впереди.

На радостях, что удалось так быстро свалить первое дерево, они бодро потянули огромный ствол в сторону берега, ступая по уже проложенной тропе. Один за другим мужчины рассыпались в хвальбах, принимая новичка в свои ряды:

— Ну ты, дылда, молоток!

— Во-во! Так держать! Может, сегодня и пожрать чего дадут, такими-то темпами!

И пусть лицо Келефа было скрыто под маской, он не мог сдержать улыбки. Засмущавшись, он принялся отнекиваться, но внутри него загорался приятный, теплый огонек. Впервые за долгое время он ощутил, что действительно может что-то сделать, может помочь. И действительно — вдалеке, на берегу, где высадились “твари”, еще было пусто.

Но все надежды на то, что удастся выиграть, удастся заполучить так необходимые лекарства быстро улетучивались. Кто-то от злости сплюнул себе под ноги, пошел обратно в лес. Другие молчали.

“Ублюдки” тащили к большой воде уже третье дерево.