Эра цепей

Глава 11: Обманщики

Путь каравана напоминал длинное морское путешествие. Не тем, что вокруг была была одна лишь вода и не скудными рационами — поесть как раз-таки всегда было что, — а тем, как незначительно менялся ландшафт вокруг. Высокие зеленые поля растянулись до самого горизонта, и даже если любопытная девушка забиралась повыше, на крышу одной из повозок, то все равно не могла увидеть хоть что-то другое до самого горизонта. Шутка ли — господин Цуйгот именовал себя не просто скромным торговцем, а не меньше чем навигатором. По вечерам он мог долго смотреть на ночное небо, полное звезд, проводить руками, что-то считать. Но главным ориентиром для него была, конечно же, голубая планета, каждый вечер поднимавшаяся из-за горизонта.

— Это Эрцилль, — иногда Любе удавалось надоесть ему настолько, что жаболюду не оставалось ничего, кроме как поделиться очередной крупицей знаний. — Там… Там все. Не представляешь даже насколько там все.

В одну из ночей, сидя у костра (дрова для них приходилось возить с собой, потому как деревья встречались очень и очень нечасто), девушка в очередной раз разглядывала небо вместе с главой каравана. И там, в бесконечной темноте, она наконец заметила, что Шуррах, по которому она путешествовала, был не единственной луной планеты Эрцилль. Как минимум еще четыре луны вращались вокруг загадочного мира, как и Шуррах прикованные к нему цепями. Отсюда они были почти не видны, невооруженным глазом было сложно отличить их от обычных звезд, но иногда, когда циклы сходились, одна из них приближалась настолько близко, что можно было разглядеть ее темно-синюю поверхность, затянутую вечно пылающими грозовыми тучами.

— Ну расскажи, расскажи! — взмолилась Люба, хватаясь за рукав торговца.

— От-вя-жис-с-сь! — отчеканил он, пытаясь вырвать руку, но девушка никак не отставала. — Эй, кардиец! Ну-ка, скажи ей!

— Хрмпф… — только и вздохнул тот.

А у Любы было оружие пострашнее. Она подмигнула вечно крутящейся рядом с ней Ниле, и та схватилась за второй рукав Цуйгота, упрашивая его вместе с подругой:

— Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

— Ла-а-адно, ладно! Все, сидеть ровно, слушать! — недовольно буркнул он, сдаваясь под напором уже двух молодых девчушек. — Это Темиль, моя родина. Самое красивое место в Шестилунье. Там все покрыто морями, а города стоят на шляпках огромных окаменевших грибов.

— А почему там такие тучи? — Люба склонила голову набок.

Ниля же, в своей привычной манере, устроилась у нее на коленях — девочка быстро смекнула, что у странной темноволосой девушки из другого мира есть необычный рефлекс, и если вот так лечь ей на колени, то она начинает тебя гладить. Так было и сейчас — рука Любы ласково легла на макушку шуррки, мягко ее поглаживая.

— Сезон такой. Лето… — мечтательно произнес Цуйгот. — Самая красота. Ливень льет, не переставая, два месяца подряд. То вниз, то вверх, то вниз, то вверх… И молнии, какие там грозы! Это не жалкие дождики здесь, на Шуррахе. Там гроза разрывает небо в клочья, на мгновение становится даже светлее, чем днем.

— Подожди, вверх? Дождь идет вверх? — Люба удивленно подняла бровь. — То есть… Все начинает вверх подниматься?

— Нет, только дождь. Ты чем слушаешь?

— Но как это…

— Цыц! Я сказал, если слушаешь, то молча. Так вот… Самая красота — под водой. Там, на дне, я еще мальчишкой с друзьями исследовал целые коралловые горы, уходящие в бездонную пучину на целые речи. Они все изрезаны пещерами, в которых гнездятся морские твари, самые-самые разные. Есть совсем маленькие, рыбки-альбиохии с мерцающим в темноте брюшком, а есть огромные змеи-тайнаги, которых отлавливают и используют как ездовых животных. Там… Красиво там, ничего не скажешь.

Чем больше он говорил, тем пространнее, задумчивее становился его взгляд. Горизонтальные зрачки расширялись все сильнее, жаболюд неотрывно смотрел теперь уже на огонь, поджав губы. Тоска по дому невыносимой тяжестью наполняла его медленно бьющееся сердце. И вдруг, глаза снова остекленели, зрачки вмиг сузились. Он нахмурился и хлопнул в перепончатые ладони:

— Так, все! Спать всем, быстро!

Ниля уже спала. У нее, беспечной и простой, никогда не было проблем со сном. Люба, с помощью Ара затащив спящую девочку под навес, вскоре уснула вместе с ней. Тепло девичьего тела рядом и рассказ о загадочном мире, покрытом морями, успокаивал. Сон пришел быстро.

Так они и продолжали путь, изо дня в день пробираясь по бесконечным полям окали, словно корабль, разрезающий носом огромное зеленое море. Лишь изредка окружение менялось, и всякий раз менялось оно из-за того, что поблизости разбил лагерь очередной юрт шурров-крестьян. Кого-то из этих людей Ниля даже знала, и не всегда Любе удавалось вовремя спрятать девочку, прежде чем та высунется из повозки чтобы помахать знакомым.

— Ниля, залезь обратно! — тут же кидалась к ней Люба. — Я тебе говорила так не делать!

— Но почему-у-у? — канючила в ответ хвостатая. — Меня мама учила, что нужно всегда здороваться со всеми.

— Ну мы… Нам надо в прятки играть. А то какие-нибудь злодеи нас могут найти. — отводя взгляд, на ходу придумывала очередную ложь темноволосая.

— Глупая ты! — звонко хихикала в ответ девчонка. — Нет тут никаких злодеев! Их всех давно повесили!

— Прелестно, — проворчал Ар. — Не мешай ей, уже все-равно. Найти нас несложно.

Такое наплевательское отношение к безопасности Любу не устраивало. В конце концов, это она взяла в заложники дочь старосты, и как раз ее, как и прочих “злодеев”, вполне могут повесить, согласно местным обычаям. Ар же давно разучился беспокоиться о таких вещах: его преследовали всегда, в любое время дня и ночи, и в бесконечной погоне с самыми разными недругами он оброс непробиваемой защитой от почти любого рода страха и тревоги.

Когда же караван уходил прочь, оставляя позади хлопающих глазами шурров и их детей, наперегонки несущихся за уходящими вдаль повозками, Люба возвращалась к своим привычным делам. Еще в начале пути она начала небольшой проект по трансформации своего платья в нечто иное. Ей, конечно, выдали нормальную, хоть и простую одежду взамен порванного платья, но девушке хотелось сделать нечто, что может привлечь внимание в их конечном пункте назначения.

Самым простым шагом было распороть платье на груди и перешить его под пуговицы. А вот вторая часть задумки была несколько сложнее, и, не имея особых навыков в шитье, ей приходилось несколько раз распарывать и перешивать подол платья, пока, наконец, она не смогла более-менее ровно перешить его в штанины.

— Это что за безобразие? — нахмурился Цуйгот, когда вечером Люба вышла к костру в самодельном комбинезоне.

— Ой, ты такое слово не выговоришь, — усмехнулась она. — Хотя… Называй это “комбез”.

Цуйгот тряхнул головой, что-то пробурчал себе под нос, а вот Ниля была в восторге с такого фасона. Ровно как и прочие люди из каравана с интересом разглядывали предмет одежды, негромко обсуждая то, как необычно и удобно смотрится этот, как его назвала Люба, “комбез”. Один Ар, как всегда, лишь что-то бессвязно хмыкнул и закутался поглубже в свой рваный плащ, в полудреме сидя у костра.

В этот вечер заваривали чай. Пусть основную массу местной флоры составляли поля окали, тут и там иногда можно было найти прогалину, на которой пышным цветом росли причудливые травы и многочисленные цветы, от количества которых рябило в глазах. Ниля особенно приходила в восторг с цветов-шариков на высоком стебле, синими звездочками горящих на фоне темно-зеленой поляны. Она нарвала целую охапку, и пару дней они сушились на бельевой веревке, что была растянута над крышей одной из повозок.

— Ну во-о-от… Пейте, это вкусно! Пейте! — Ниля, кажется, чуть ли не светилась от радости, когда случайно оказывалась полезной.

Люба припала губами к глиняному пиалу, осторожно пробуя горячий чай, и, не сдержавшись, шумно, удовлетворенно вздохнула.

— Сладкий! — ахнула она. — Сюда бы чабрец…

— Неплохо, неплохо, — причмокивал большими губами Цуйгот. — Не темильский соль-ча, конечно, но неплохо.

Один только Ар, как и все вечера до этого, отказывался принимать участие хоть в чем-либо. Люба осторожно пододвинула к нему пиал с ароматным напитком, но он лишь раздраженно буркнул, зарываясь маской в плащ.

— Ну Ар, не обижай меня и Нилю, — хитро улыбнулась Люба, подсаживаясь поближе. — Мы ж тебе это еще несколько дней припоминать будем. Да, Ниль?

Девочка уверенно, резко кивнула.

— Отстань от меня.

— Не отстану. Попробуй, ворчун престарелый.

— И ты отстанешь?

— И я подумаю.

Он тяжело вздохнул, снимая маску. Ей, впрочем, и так уже нужен был отдых, да и отверстия на затылке самого Ара, по его словам, побаливали от долгого ношения лица. Люба аккуратно подала ему пиал, убедившись, что слепой воин как следует удерживает его, и уставилась на мужчину с нескрываемым интересом.

Ар принюхался, недоверчиво изучая варево. На каждой остановке он соглашался есть только простые продукты вроде хлеба или солонины, отказываясь от любой приготовленной пищи, и чай не был исключением для его подозрительности. Наконец, он прильнул пересохшими губами к пиалу, пробуя. Пытаясь после этого состроить морду кирпичом, он лишь больше выдавал свое наслаждение, которое, по-видимому, считал признаком слабости.

— Ну, что скажешь? — Ниля подалась вперед, настойчиво требуя ответа. — Ну, ну?

— Мхм… Да, не хватает этого… Чибри…

Люба невольно прыснула.

— Сам ты чибри! Чи-и-ибри!

— Да не разбираюсь я в ваших травках! Отвяжись! — у воина стыдливо покраснели щеки и кончики заостренных ушей. Он одним глотком закончил чаепитие, и, пытаясь защититься, неумело выпалил в ответ: — Сама ты… Мыбри!

— Чибри и мыбри, — еще сильнее прежнего засмеялась Люба. — Уах-ха-хах! Чибри-мыбри!

— Отвяжись, все! Сама обещала! — буркнул Ар, укутываясь в плащ. — Я сплю.

— Спи, спи, — умхыльнулась она в ответ. — Чибрик.

***

— Вон он… Приехали, наконец-то. — вздохнул Цуйгот.

Караван спускался с вершины холма в низину. Там, в огромной долине, зажатой меж холмами и редкими скалами, протекала светлая, сверкающая под солнцем река. Тонкой серебряной змейкой она петляла, очерчивая раз за разом полукруг, и уходила вдаль, за горизонт.

На ее берегу раскинулся город. Конечно, по меркам Земли городом это было назвать сложно, но, как уверял Цуйгот, до самого Радиуса городов крупнее этого не найти. Там, по оба берега реки темнели небольшие домики, хаотично рассыпанные вокруг высокого палисада на вершине холма, за которым высились дома побогаче, окружавшие высокий шпиль усадьбы местного правителя.

— Это река Пайпат, а город называется Пайпатон. Столица такурата.

— Стой-стой, помедленнее, — Люба вылезла из повозки и забралась к торговцу на козлы. — Такурат это, вроде бы, регион, так?

Цуйгот кивнул.

— Большой?

— Все земли, которые мы проехали, принадлежат местной семье, дому Янцар. Вон, гляди вперед, вон их знамя.

Чем ближе караван подбирался к поселению, тем отчетливее становились знамена, реющие на высоких столбах вдоль самой главной улицы города. Она, пересекая весь Пайпатон, каменным мостом протянулась вокруг широкой реки, а уже здесь, на этом берегу, разделялась на несколько дорог, уходящих в поля. По одной из них караван въезжал в город.

На знаменах зеленого цвета был изображен перевернутый треугольник с двумя короткими линиями, наискось прилегающих к двум нижним сторонам.

Нахмурившись, Люба спросила:

— И что оно значит?

— Птица с отрубленной башкой, — буркнул темилец. — Все, тихо. Лучше громко о таких вещах тут не говорить.

За мостом, среди нависающих над улицей домов, сверкающих кое-где потрескавшейся побелкой, раскинулась площадь. Там караваны, подобные тому, с которым прибыли Люба и ее спутники, останавливались, плотно прижимаясь друг к другу бесконечными рядами телег и повозок, а среди их рядов бродили местные жители и другие торговцы. Еще немного, и караван утонул в гомоне десятков голосов, криков животных, смехе и оживленных торгах. Здесь Цуйгот мог вздохнуть полной грудью.

— М-да уж… Оно, конечно, хорошо, что мы добрались. Но что-то я гляжу, и понимаю, что с такой конкуренцией мы тут не продадим ни-че-го… А, Грид?

— Угу. — мрачно кивнул юноша, отвечавший за одну из повозок.

Караван остановился, и кто-то тут же стал заниматься лошадьми, пока остальные готовили товар. Ар и Люба сошли с повозки, а за ними неприметным хвостиком слезла и Ниля. Оглядываясь, Ар негромко сказал:

— Мы здесь ненадолго, их ждать не будем.

— Пешком предлагаешь дальше идти? Я не воин, Ниля тем более. — нахмурилась Люба.

— Выбора нет. А сей… — вдруг, он остановился на полуслове, резко стянул с лица маску. Его ребристые уши задергались, словно улавливая какой-то звук, который Люба не могла услышать. — Оставайся с караваном.

Голос его мгновенно стал холодным, жестким. Он не предлагал, а приказывал, а это Любе всегда очень и очень сильно не нравилось.

— В каком смысле “оставайся”? Я с ним и так пес его знает сколько была, — возмущенно вздохнула она. — Что с тобой? Что случилось, эй?

— Оставайся. С. Караваном! — неожиданно громко, зло крикнул на нее Ар, отчего девушка в страхе отшатнулась на шаг назад.

Неожиданный крик сбил ее с толку ровно настолько, чтобы Ар успел быстрым шагом скрыться между расставленных вокруг торговых повозок. Ниля нервно схватила Любу за руку, перепугавшись гораздо больше нее, и непонимающе смотрела на подругу.

— Все нормально… Нормально. Он скоро вернется, — та успокаивающе похлопала ее по ладони. — А знаешь… Пойдем-ка прогуляемся.

Вмиг страх Нили переменился на радость, и пока остальные были заняты подготовкой к торговле, две девушки отправились бродить по улицам незнакомого им города. Пока они шли, Любе оставалось только слушать бесконечные рассказы Нили о том, что здесь продают, о причудливых инструментах и одеждах, о еде и украшениях. В девочке бил неиссякаемый источник энергии, ей было интересно все вокруг даже, возможно, больше, чем Любе, которая отчаянно хваталась за любую крупицу информации об этом мире. Но сейчас не время учиться. Пока они шли, она вынашивала в голове план, и то и дело тихо посмеивалась, думая о том, может ли такая глупость сработать.

— Ты чего смеешься? — Ниля склонила голову набок. — Надо мной смеешься, да?

— Да нет, нет, чего ты, — улыбнулась Люба. — Просто вот идем мы с тобой, смотрю я вокруг… А никто ж и не знает, что в город приехал знаменитый портной.

— В смысле? — ахнула Ниля, обгоняя Любу и не давая ей пройти. — Кто? Где?!

— Так с нами же ехал, — состроив удивление, захлопала глазами обманщица. — Он там, с караваном остался. Погоди… Так ты тоже не в курсе?

— А кто-о-о?! — еще громче прежнего воскликнула хвостатая, чуть не прыгая перед Любой от радости. — Как зовут? Откуда он?

— Э… — на мгновение Люба замешкалась. — С… Саша Васильев!

Ляпнув первое имя, пришедшее ей в голову, девушка едва не хлопнула себя по лицу. Конечно, это имя вызывало у нее какие-то странные ассоциации в голове, но для этого мира совершенно не подходило.

— Ого! — воскликнула Ниля, обращая на себя внимание прохожих. — Он издалека, видимо, да?!

— А-ага… — неловко усмехнулась Люба, готовая провалиться под землю. — Так, но он, видимо, забыл вперед каравана гонцов послать. Надо бы…

— Надо все-е-ем рассказать! — протянула шуррка, подпрыгнув на месте. — Так, так, сейчас!

Мощно взмахнув хвостом, она во весь опор понеслась к двум женщинам, что просто проходили мимо. Те сперва опешили от гиперактивной девчонки, но увидев, как она резво машет длинным хвостом с кисточкой, рассказывая про загадочного портного, прибывшего издалека, кажется, заинтересовались. Вдруг, Ниля зачем-то указала рукой на Любу, и женщины перевели взгляд на нее.

— …красотища же! — донесся до ее ушей возглас хвостатой. — Ну?!

Люба прыснула, понимая, что с памятью у ее подруги еще хуже, чем с доверчивостью. Прошли всего пара дней, а она, по-видимому, уже забыла о том, что Люба сама перешила платье под комбенизон, либо решила, что девушка подглядела фасон у загадочного портного.

И только Ниля закончила промывать мозги им, как тут же во весь опор понеслась к другой группке людей. Как метеор, она металась средь толпы, привлекая к себе внимание, а кого-то даже утягивая за руку в сторону караванной площади. Любе оставалось лишь пораженно смотреть на это маркетинговое чудо, думая о том, каких высот Ниля могла бы добиться, существуй в этом мире интернет. И, решив, что девочка и сама может о себе позаботиться, быстрым шагом вернулась к каравану, у которого уже начинал собираться народ.

— Грид! Гри-и-ид! — завопил темилец. — Грид, ищи Любу! Ищи Любу, кому говорю!

Искать ее, впрочем, не пришлось. Лишь только ей стоило показаться у каравана, как Цуйгот схватил ее за руку, отводя в сторону под пристальными взглядами десятков глаз.

— Я не знаю как ты это сделала, но ты обязана сшить такие же! Меня уже мошенником называть начинают! — зашипел жаболюд.

— Будет сделано, шеф, — усмехнулась Люба. — Кто шить умеет — отправляй ко мне, у нас много работы.

И работа закипела. На площадь стекались люди, обступая караван Цуйгота, и каждому хотелось урвать себе загадочный “комбез”. И чем больше людей собиралось вокруг, тем сильнее становился ажиотаж вокруг новинки. Прочие торговцы сперва ворчали на Цуйгота и его предприятие, а затем присоединились к толпе, пытаясь пробиться к торговому прилавку.

Люба же, засев вместе с парой людей из каравана, принялась наспех перешивать многочисленные платья из товаров Цуйгота. Едва они успевали закончить одно, как его тут же кто-то выкупал, не обращая внимания ни на цвет, ни на размер.

— Так, мы так ничего не успеем… Я буду резать, ты — перешивай юбку, а ты — пришивай пуговицы. Доделал — передаешь дальше. Поехали!

Работа кипела, а ажиотаж все нарастал. Некоторые стали скупать комбенизоны сразу по несколько штук, перепродавать в сторонке втридорога, из-за чего Цуйготу пришлось, перекрикивая толпу, рявкнуть о том, что в одни руки будет отдаваться не больше одной единицы товара. И не прошло и пары часов, как подключились прочие торговцы тканью и одеждой, и вот уже в соседних торговых рядах появлялись первые конкуренты, переманивающие часть потока обезумевших покупателей.

Люба, с которой от напряжения сходил десятый пот, периодически взрывалась смехом, выглядывая наружу из повозки. Конечно, происходящее было, по большей части, заслугой Нили, но даже сам факт того, что это сработало, заставлял ее улыбаться.

Вскоре поток покупателей наконец-таки стал ослабевать. Люди расходились, разбредались по площади. Где-то кто-то еще пытался перепродавать комбенизоны, но когда другие торговцы удовлетворили спрос своей продукцией, торговля шла уже не так бодро. В повозке к тому моменту все было усеяно кусками ткани, обрезками ниток, сломанными костяными иголками. Руки Любы были красными от крови, пальцы были десятки раз исколоты, а сама она, откинувшись назад, устало вздыхала. Подняв ладонь в воздух, она протянула ее коллеге по цеху, и тот вяло, устало ее пожал.

— Хлопать надо… Ай, да не суть.

— Лю-ба! Ты — волшебница, не иначе! — поднимаясь в пропахшую потом повозку, скаля зубы в широкой улыбке воскликнул Цуйгот. — Да это ж праздник какой-то!

— Это сила непосредственности, — тихо усмехнулась Люба.

— Так-так… Твоя доля, — он принялся отсчитывать из общего заработка небольшие железные монетки.

Любе же оставалось лишь подставить ладони, как на них посыпались монеты самых разных форм. Треугольные имели самый маленький номинал, за ними шли квадратные, потом круглые, круглые с отверстием… И пусть заработок девушки явно был не так огромен, как общая выручка, даже такая сумма, заработанная честным трудом и капелькой обмана грела душу.

— А на что этого хватит? — она подняла глаза на торговца. — Как их считать?

— А, смотри…

На радостях, в этот раз он даже был не против что-то объяснить своей попутчице, да и тема денег его явно очень живо интересовала. Он объяснил, что маленькие треугольные монетки составляли двенадцатую часть от квадратных, а квадратные — четверть круглых. Круглые с дырочкой, как оказалось, считались за десять обычных круглых и были пусть и не самыми ценными в обороте, но являлись серьезной валютой. Не удивительно, что такую Любе выдали всего одну.

— И это много?

— Ну-у-у… — протянул Цуйгот, очерчивая ладонью в воздухе круг.

Этот жест Люба уже знала, и он означал нечто вроде “так-сяк”. Ей оставалось лишь усмехнуться — спорить она не хотела, да и торговец вытащил ее и Ара из передряги, поэтому требовать большей оплаты не было никакого желания.

И только сейчас, когда даже Ниля уже вернулась к повозке, внезапно требуя наравне с остальными свой “комбез”, Люба вспомнила о том, что Ар все еще не вернулся. Солнце клонилось к западу, окрашивая белые домики вокруг в медный цвет, площадь быстро пустела, а воин так и не вернулся. Беспокоиться за него, конечно, повода не было, но девушке было интересно где он может столько пропадать.

Отбросив мысли, она закинула звонко позвякивающие монетки в карман и выбралась из повозки на свежий воздух. Потянувшись, она побрела вдоль торговых рядов, присматриваясь к товарам, что предлагали другие купцы. В основном здесь были инструменты, что было логично для аграрного центра, но встречались и неожиданно дорого выглядящие украшения и даже оружие. Одно из таких, меч, наподобие того, что был у Ара, заинтересовал ее: работа была гораздо более искусная чем то, что носил ее спутник. На клинке не было черных следов от грубой ковки, лезвие было прямое, острое и приятно поблескивало на солнце.

— Сколько? — она указала на него.

— Пятьдесят. — лениво ответил торговец, надвинув шляпу себе на глаза.

— Пятьдесят… Калинов? — с надеждой в голосе спросила Люба, понадеявшись на то, что имеются в виду круглые монеты без отверстия.

— Ха! Калиптунов, конечно. Это же железо. Бесплатно захотела? — лишь усмехнулся в ответ торговец, еще глубже надвигая шляпу на лицо.

Увы, но металл в этом мире был явно недешевым удовольствием. Тем ценнее ощущались железные монетки в кармане, пусть они и были ничтожно маленького размера и явно имели стоимость выше, нежели их вес в железе.

Побродив еще немного по площади, Люба остановилась перед повозкой с одеждой, коих здесь было особенно много. Там, среди прочего, нашелся плащ, шестяной, с тканевой подкладкой, украшенный мехом. Конечно, пришлось бы отдать за него почти все заработанные деньги, и это заставляло Любу усомниться в выборе… Но все же она, скрепя сердцем, выложила честно заработанные и, взяв плащ под мышку, с улыбкой на лице отправилась искать Ара.

— А вы… Извините, вы не видели здесь кардийца? В маске, вот такого роста…

Не имея другого плана, она подходила к людям на улице. Большинство и знать не знали о том, что в их город пришел воин из кардийцев, кто-то даже сплюнул и быстрым шагом отправился домой, но вскоре девушке удалось нащупать нужное направление. Последний человек на опустевшей улице указал ей на невысокое здание, из которого доносилась музыка и тянулся длинный шлейф ароматного варева.

Люба вошла внутрь оживленной харчевни. В основном там заседали торговцы, среди которых был и празднующий хорошие продажи Цуйгот. До уха донеслись оды, которые ему воспевали другие торговцы тканями и одеждой, ведь сегодня всем удалось хорошо заработать на всеобщем ажиотаже. Решив им не мешать, Люба проскользнула мимо, стараясь держаться за спинами людей, и, завидев Ара за столом с каким-то мужчиной в конце зала, уверенным шагом направилась к нему.

— …обуза та еще… — вздыхал незнакомец. — Я с благородными не работаю.

— У меня нет времени ее везти, — буркнул в ответ Ар. — И так на хвосте половина Шурраха уже сидит. Надоело с ней возиться.

Люба замерла, прислушиваясь. Стараясь не попасться мужчинам на глаза, она, помрачнев, встала неподалеку, сжимая в руках только что купленный плащ.

— Ну, чего? — нетерпеливо прохрипел Ар. — Покупаешь?

— Дороговато… — протянул второй. — Скинь еще немного и по рукам.

— Сколько?

— Ну… Давай сойдемся на двадцати пяти, идет?

Ар тихо проворчал что-то себе под нос, пальцы нетерпеливо отстукивали ритм по столу. Не выдержав, он плюнул и заявил:

— Хрен с тобой. Но мелкими монетами давай.

Они пожали руки. Покупатель принялся отсчитывать монеты, выкладывая их на стол перед кардийцем. Тот, глядя на них через маску, еще и ощупывал их, чтобы удостовериться, что все в порядке.

— Ну, вот и…

— Тебя обмануть хотят. — Люба, наконец, вышла из тени, бросила холодный взгляд на кардийца. — Здесь меньше почти на целый калиптун.

Ар молчал. Покупатель недоуменно смотрел то на нее, то на кардийца, и, решив не нагнетать, быстро сгреб монеты обратно в свой кошель и встал из-за стола.

— Это тебе. Выброси уже свою тряпку с блохами.

Она бросила только что купленный плащ перед ним на стол и выбежала из корчмы в прохладные объятия ночи. Обжигающе-горячие слезы бежали вниз по щекам, губы скривились от обиды.

Над горизонтом поднимался голубой диск Эрцилля.