Эра цепей

Глава 16: Дом Сеотосов

Идти по промозглым, сырым улицам не пришлось — такое отношение к приближенным архатима было бы непозволительным. В порту, уже на причале Фриду и ее нового подопечного ожидал паланкин с краковой крышей, а с ним — шестерка крепких мужчин-темильцев в аккуратной форме темно-синего цвета правящего дома. Не выходя на палубу, Гидон попрощался с Келефом, похлопав того по плечу:

— Удачи там. Держи своего дружка крепче, архатимские дочки, говорят, одинокие и скучающие.

— Пошел ты, — тихо усмехнулся в ответ собакоголовый. — Ты с нами не идешь?

— Меня не очень жалуют в домах, лояльных тагацу, знаешь ли, — улыбнулся в ответ Гидон. — Не смотри на то, что меня зарубить нельзя, у этих фантазии хватает. Ну, давай-давай, беги уже, собачка.

Келеф коротко кивнул и, поправив меч в ножнах на поясе, стал догонять спустившуюся к транспорту хозяйку. Спускаясь на причал, он разминал плечо, вдруг занывшее то ли от погоды, то ли от бесконечных тренировок. Юноша коротко глянул на темильцев-носильщиков — те, судя по всему, ждали, когда он сядет внутрь.

— Скорее, ну. — строго сказала из паланкина госпожа.

И только юноше стоило забраться внутрь, как они отправились вверх, по утопающим в дожде улицам города. Наблюдать за миром снаружи юноша теперь мог лишь через крохотное, прикрытое плотной сеточкой окошко, но и это было недолго — Фрида, резким движением руки, задвинула шторку прямо перед носом юноши, заставляя его сконцентрировать все внимание на ней. В тусклом свете бумажного фонаря она наклонилась вперед, к нему, почти касаясь его лица своим, и стала шептать так тихо, как только могла:

— Будь осторожен. Я верю, что ты не так глуп, как пытаешься казаться, но со знатью нужно всегда быть настороже.

— К чему вы это? — Келеф нахмурился.

Впервые за все это время она признала его чем-то большим, чем просто наивным идиотом. Это было в какой-то мере даже приятно, но ее неожиданно обеспокоенный тон слишком сильно натягивал струны внутри него, заставляя ерзать на месте и теребить руками одежду.

— Помни, на чьей стороне сражаешься. Эта семья лояльна тагацу и его режиму. В ней есть люди, которые поддерживают наши идеи, но для твоей же безопасности и сохранности тайны тебе лучше не знать кто именно. Не верь никому, кроме меня. Не говори ни с кем о том, что знаешь, кроме меня. Даже если я прикажу тебе рассказать то, что тебе известно, но я буду не одна — молчи и отрицай все.

— Все настолько серьезно?

— Тагац правит уже не одно столетие. Последний раз подобный заговор случился чуть меньше века назад, и все закончилось трагедией. У нас нет права повторить это.

— Вы говорите так, будто сами были там.

— Была, — кивнула женщина, прищурившись. — И много раз до этого. Ни одна попытка не была успешной.

— Но что поменялось сейчас? Почему вы..?

— Молчи, — она шикнула, прислушиваясь к звукам снаружи. — Это наш последний шанс. Больше у нас не будет попыток.

— Но почему..?

Не успел Келеф спросить, как паланкин, покачиваясь, остановился. Фрида приоткрыла маленькое окошко, выглядывая наружу — там, на небольшом внутреннем дворике, под черепичной крышей выстроились гвардейцы этого дома. На каждом парадная форма, краковые плащи с гербом Сеотосов, на поясах мечи в жемчужных ножнах, а в руках — пики. Вперед, проходя по двору, вышел лакей — невысокий темилец с проколотыми перепонками на руках, одетый в сухой, тяжелый парчовый халат с геометрическими узорами. Он встал возле дверцы паланкина, повернулся к дому и, поклонившись, громким, приятным голосом объявил:

— Ее светлость сестра Фрида и ее спутник Келеф, также известный как Собака!

Проскандировав это, он услужливо открыл дверцу паланкина и, поклонившись паре внутри, подал руку колдунье. Та, коротко кивнув, приняла помощь и вышла наружу, сразу же склоняя голову перед встречающими их обитателями шпиля. Следом за ней наружу выбрался и Келеф, появление которого, казалось, вызвало куда больший ажиотаж, нежели уже привычной для этого дома четырехрукой колдуньи.

— Мама, смотри, у дяди голова как у собаки! — маленький мальчик, не больше трех-четырех лет дергал мать за подол платья, восхищенно глядя на высокого пришельца.

— Тише. Веди себя пристойно. — осадила его мать, невысокая женщина, полностью укутанная в краковые одежды. Лишь глаза и нос виднелись из-под глубокого капюшона и шелковой маски на лице.

Фрида, выйдя вперед, низко поклонилась. Келеф поспешил повторить это, но не смог побороть любопытство и опустить голову, задирая лицо чтобы рассмотреть присутствующих.

Кроме матери с ребенком, был здесь и глава семейства — сухой, бледный мужчина с острыми чертами лица и длинным, тонким носом. Тонкая линия губ заметно искривлялась, но отнюдь не от презрения — весь вид его лица говорил скорее о невероятном самообладании и благородии, ни единым мускулом не выдавая хоть каких-то эмоций. Серые, глубоко посаженные глаза, окруженные темными, болезненными кругами, взирали, несмотря на свой вид, на гостей взглядом терпеливого хищника, оценивающего свою добычу.

Подле него, чуть позади, стоял принц — юноша был молод, но уже во многом походил на отца. И пусть ему не хватало самообладания для того, чтобы производить такое же внушительное впечатление, как его отец, во взгляде его читалась сила и уверенность, какой не мог похвастаться даже Гидон.

Последней была, как нетрудно было догадаться Келефу, старшая дочь семейства, госпожа Рина Сеотос — ее внешность разительно отличалась от отцовской и вызывала, в целом, двоякое ощущение у любого, кто смотрел на нее. Ее лицо было настолько детским и невинным, что, если бы не ее рост, ее вполне можно было бы принять за двенадцатилетнего ребенка. При этом весь вид ее буквально кричал об искусственности и фальшивости образа, она походила на искусно выполненную копию, нежели на настоящего, живого человека. И больше всего это ощущение подкрепляла ее прическа — короткое каре было совершенно белым, белее даже чем борода старика Заля, но лишь стоило девушке качнуть головой, как волосы начинали переливаться, казалось, всеми мыслимыми цветами радуги. Келеф, сам того не осознавая, настолько долго рассматривал ее, что Фриде пришлось грубо потянуть его за одежду, чтобы он, наконец, пришел в себя и выпрямился, завершив поклон.

— Рад твоему возвращению, сестра Фрида, — не пошевелив ни единым мускулом в теле приятным, глубоким баритоном сказал Карамах, отец семейства. — Полагаю, путешествие завершилось удачно?

— Благодарю вас. Я рада вернуться домой, — Фрида коротко, быстро склонила голову, прижав ладонь к груди. — Мне удалось добиться определенных успехов, но говорить о завершении дела пока рано.

— Вот как, — наконец, тело мужчины начало оживать, он медленно, плавно кивнул. — С нетерпением жду твоего доклада за ужином. Но кто твой спутник?

— Раб. Он стал жертвой колдуна-ренегата, из-за чего его лицо обезображено, а воспоминания искажены. Но он верен и исполнителен, как подобает хорошему псу, и я забрала его в подарок ее мудрейшей благости госпоже Рине.

Девушка заметно удивилась. Большие, детские глаза широко раскрылись, а пухлые губы тронула улыбка. Склонив голову, Рина одарила долгим взглядом сперва Фриду, а затем перевела взгляд на отца.

— Откуда тебе знать, что он не подослан с целью покушения? — Карамах слегка нахмурил темные брови.

— Наша с ним встреча не была случайной. Я специально искала его, когда до меня дошли слухи о гиганте, которого отправили валить краковый лес. Если бы он действительно был создан ради покушения, это было бы гораздо более очевидно.

Глава семейства медленно покачал головой, вышел вперед. За ним, держась чуть позади, выскочили из дома двое воинов, сопровождая своего господина. Мужчина медленно, всем своим видом демонстрируя свою власть, обошел беглого раба, внимательно его осматривая.

— И зачем же он нужен моей дочери? У нее есть телохранители.

— Как питомец, — Фрида едва заметно улыбнулась. — Госпожа часто выходит в люди. Если с ней рядом будет такой огромный пес, потенциальные враги, вероятно, даже не решатся напасть.

— Можно мы его оставим? — чуть надув губки, улыбнулась Рина. — Я сама буду его дрессировать!

Келеф шумно сглотнул, нахмурившись под маской. В очередной раз он благодарил судьбу за то, что был вынужден ее носить — сейчас он вряд ли смог бы скрыть свое негодование, если бы его лицо не было скрыто. Конечно, он сам принял такое имя как протест против врага, доставшегося ему, но эти люди, кажется, всерьез воспринимали его не более, чем бойцовского пса. В голове на мгновение промелькнула ядовитая мысль о том, что солдаты на рабовладельческом судне хотя бы оскорбляли его от чистого сердца, воспринимали его как неприкасаемого, но все таки человека.

— Забрать у него оружие, — приказал Карамах, и его воины тут же стали отстегивать ремни на теле Келефа. — И оскопить.

— Но господин! — на этом моменте Келеф уже не выдержал и запротестовал.

От его крика опешили все присутствующие. Воины, выстроившиеся во дворе, крепче взялись за оружие, а телохранители главы семейства обнажили короткие мечи. Юноша, осознав ошибку, тут же поклонился, но продолжил:

— Как же я буду без… — в горле застрял ком, не позволяя продолжить. — …оружия?

Рина, прикрыв рот ладошкой, тихо захихикала. Даже мать, пусть у нее и было скрыто лицо, тихо посмеивалась.

— Он еще и шут? — Карамах, впрочем, не смеялся. Он перевел взгляд на Фриду, которую это представление, кажется, лишь утомляло. — Умеешь ты находить подарки.

— Я привезла подарки и для остальных детей, — коротко кивнула колдунья, и, щелкнув пальцами, указала лакею на паланкин. — Господин Эрман, я помню о вашей любви к древностям. Это устройство было создано цутами еще в эпоху королев. Его точное предназначение мне, к сожалению, неизвестно, но, полагаю, оно будет хорошим дополнением к вашей коллекции.

Лакей, быстро семеня короткими ногами, поднес юному господину сверток. В нем было завернуто нечто, крайне напоминавшее Келефу обыкновенный секстант, однако это и было очередной загадкой — откуда в этом мире взялось нечто настолько продвинутое и сложное? До сих пор юноша видел лишь отсталые, примитивные технологии, и это касалось всего, что было вокруг него. Даже оружие и инструменты были выполнены настолько грубо, будто обработку металлов только-только начали осваивать каких-нибудь пару сотен лет назад. Секстант, будучи сложным, тонким устройством, выглядел при этом так, словно он вовсе не принадлежал этому миру.

— А для вас, маленький господин, — Фрида перевела взгляд на ребенка, держащегося за палец матери. — Вот эта прелесть. Она создана мастерами с Эрцилля, на нашем ахее подобное найти очень сложно.

Вслед за старшим сыном, лакей преподнес подарок и младшему — маленькую керамическую птицу, украшенную мелкими, тонко выполненными узорами. В хвосте и клюве ее виднелись крошечные отверстия, намекающие на то, что это было ничто иное, как свистулька.

— Подуйте в нее.

Мальчик, обхватив игрушку маленькими ручками, поднес ее ко рту, натужно дунул. Громкий, заливистый свист, напоминающий пение птиц, раздался во дворе, заставивший мать семейства поморщиться. Восхищенно улыбнувшись, мальчик воскликнул:

— Спасибо, тетя Фрида!

— И, разумеется, новые холсты и краски для Кайры, — кивнула напоследок колдунья, когда отец семейства вернулся к своим родным, встав рядом с ними. — А теперь прошу меня простить, я очень устала с дороги и хотела бы немного побыть одна. Келеф, больше ты не подчиняешься мне, госпожа Рина твоя новая хозяйка.

Юноша медленно кивнул, стиснув зубы. Лакей, шлепая ногами по влажному камню, быстро подошел к нему и крепко схватил парня за рукав, уводя куда-то в сторону, пока остальные заходили в дом.

— Пошли, пошли! — заворчал темилец. — Приведем тебя в порядок. Будешь прислуживать госпоже на ужине.

***

Не смотря на то, что дворец являл собой, по-сути, шпиль на самой вершине вертикального города, изнутри он отнюдь не был маленьким. В самом низу, в помещениях прислуги, располагалось множество маленьких жилых комнат, в котором бесчисленные рабочие ютились по трое-четверо на одну комнатушку, а сразу рядом с ними шипели, заливали коридоры паром и дымом огромные кухни, на которых хлопотали невысокие женщины-темильцы, пытаясь успеть к ужину.

Лакей со странным даже для темильца именем Цацат быстро провел юношу, пригибающего голову из-за низких потолков, через нижний этаж, наверх, в казармы дворцовой стражи. Там на него изо всех углов косились жабьи глаза местных воинов, с интересом разглядывая пришельца и негромко обсуждая его между собой.

— И как на тебя форму найти! Тагац, помилуй нас… — причитал, ведя за собой Келефа, дворецкий. — Ты откуда такой взялся, уродец?

— Не так уж я уродлив, — буркнул Келеф в ответ. — И вообще…

Но дворецкий его не слушал. В небольшой каптерке Цацат принялся перебирать хранящуюся при дворе форму, вся в синем цвете дома Сеотосов. Ничего юноше, конечно же, подойти не могло — слишком огромным в сравнении с местными было его тело, и поэтому вскоре дворецкий, смешно перебирая короткими ногами, криком послал искать кого-то из служанок.

— Значит, слушай, — в ожидании портнихи он начал учить новичка правилам дома. — Тебя здесь оставили только потому что ты огромный и смешной. Никто тебя к госпоже не подпустит, а если и подпустят — не позволь тому тагац ты ее ослушаешься.

— Скажет лаять — буду лаять, — кивнул, закатив глаза, Келеф. — Знаю, знаю.

— Молодец, — кивнул Цацат, подняв брови. — Если возьмет тебя с собой в город — будешь защищать ее. Ценой своей жизни, слышишь?

— Да на кой он ей сдался. — лениво протянул кто-то из бараков.

— Заткнулись, головастики! — рявкнул в ответ дворецкий. — И ты тоже молчи, лучше слушай. Никому больше не смей перечить, даже если и вправду решат яйца отсечь. Лучше их, чем голову, а за хозяевами не станется, уж поверь.

Келеф пристально, внимательно уставился на лакея сквозь маску, чуть склонив голову. Чувствуя его немой вопрос, Цацат лишь коротко, прикрыв глаза и поджав губы, кивнул.

— Сочувствую. — тихо сказал юноша.

Со стороны бараков быстро приближались шаги. Полноватая женщина из темильцев быстро приближалась к каптерке, и, завидев сидящего на полу Келефа, негромко выругалась:

— Чтоб мать твою собаки… Вы что за чудище притащили?!

— Госпожа Фрида притащила. — вздохнул Цацат. — Ну, успеешь к ужину переодеть уродца?

— Да на него ж никакой ткани не напасешься… Ох…

Женщина принялась обходить юношу со всех сторон, внимательно осматривая, прикидывая его размеры. Она заставила его встать, из-за чего ему снова пришлось пригнуть голову чтобы поместиться в крошечной комнате, и все время, что она это делала, темилька не прекращала причитать:

— Ну и здоровая скотина, ну и здоровенная… Ладно! — наконец, она хлопнула в перепончатые ладоши. — За дело!

На протяжении пары часов она, вместе с помощницами, хлопотала над новой одеждой юноши. К концу работы все тело его было усеяно маленькими следами от неосторожных уколов, когда те закрепляли на нем иглами куски материи, а на затылке, казалось, еще чуть-чуть и вырастет огромная шишка — так часто он бился об потолок, вызывая смех отдыхающих в бараке воинов. Но работа была закончена, и пусть форма эта была лишь временным решением, теперь он мог, по крайней мере, показаться на ужине хозяев дома и не опозориться.

— Ну, красавец! — воскликнул Цацат. — Так, быстрее-быстрее, давай! Идем!

По пути поправляя длинный синий халат, Келеф поспешил вслед за дворецким наверх, в ту часть дворца, где прислуге можно было появляться уже только в рабочие часы. В длинном, темном коридоре, ведущем к обеденному залу было шумно и суетливо, слуги торопливо таскали к столу разнообразные блюда на больших подносах, и от одного лишь запаха Келефу становилось дурно. Сколько он нормально не ел? Корабельную пищу даже после освобождения нельзя было назвать вкусной или хотя бы сытной, а тут такое.

Цацат открыл дверь в обеденный зал, поклонился и буквально затолкнул Келефа внутрь. Тот лишь недоуменно оглянулся, поклонился и, не понимая что делать дальше, так и застрял в проходе.

— Я же приказал его оскопить. — нахмурился хозяин дома.

— Не нужно, папа, — улыбнулась Рина и подняла пустой бокал, намекая своему новому питомцу что он должен делать. — Он ослабнет и обрюзгнет, тогда от него не будет проку.

Юноша тут же поднес кувшин с чем-то холодным, сладко пахнущим, наполняя бокал и прислушиваясь к разговорам вокруг. Как и прежде, привычка запоминать и анализировать ситуацию не оставила его, и теперь он впитывал разговоры, ведущиеся за обеденным столом. Сейчас как раз отчитывалась о своей поездке Фрида.

— Как я и сказала ранее, для установления союза с домом Кольфенов требуется приложить еще немало усилий, — ее тарелка была пуста, женщина лишь выпивала. — Архат Гартон все еще не согласен с вашей политикой касательно управления активами прочих домов тагацита. Он считает, что вы, как держатель утопленной казны, должны использовать эту возможность и выдвинуть требования Артанитам об увеличенных поставках соли и миама.

— Вздор. Если мы начнем брать имущество наших вкладчиков в заложники, они перестанут нам доверять, — покачал головой Карамах. — Даже если это будут Артаниты.

— Ваш брат считает, что Артанитов достаточно презирают прочие дома, чтобы подобные прецедент не стал знаковым.

— Не имеет значения. То, чего требует Гартон — нарушение главного правила нашего дома. Мы поколениями живем под единым девизом, и не мне нарушать традицию.

— “И солнце недостойно тайн”. Я согласна с вами, мой господин, — Фрида кивнула, пригубила вина. — Однако, в этом случае…

Слушая все это, Келеф невольно вспоминал новости из родного мира, каждодневно транслируемые по всем каналам. Как бы далеко он ни сбежал, в каком бы странном мире ни оказался, а споры о политике везде были одинаковые. Он невольно усмехнулся, покачав головой, и не сразу заметил, как его смешок привлек внимание присутствующих.

— Ты смеешься надо мной? — Карамах взглянул на собакоголового исподлобья. — Возможно, ты лучше меня знаешь, как вести дела?

— Нет-нет, простите. Просто это кое-что мне напомнило. — Келеф улыбался.

Глава дома откинулся в кресле, пристально наблюдая за юношей. Не говоря ни слова, он жестом приказал ему продолжать.

— Изъять чужую казну можно… Все зависит от предварительных договоренностей и нужного повода.

— Ты предлагаешь предать доверие вкладчиков? Фрида, скажи честно, его подослал мой брат?

Колдунья, усмехнувшись, покачала головой, с интересом ожидая, что дальше скажет выскочка в маске.

— Скажем… Если развязать войну. Я пока плохо разбираюсь в знатных родах, но если эти Артаниты выступят как агрессоры, их имущество можно будет изъять в пользу пострадавшей стороны, если прочие участники единогласно признают их угрозой.

— Не думаю, что кому-то захотелось бы принять удар Артанитов, — улыбнулась, прервав рассуждения Келефа, Рина. — Боюсь, пострадавшей стороны в этом случае попросту не останется.

— И появится очередная марионетка Артанитов, только и всего. Невозможно соперничать с ними в военном деле, — добавил Карамах. — Поэтому, юноша, лучше подливайте вино, а политику оставьте тем, кто в ней действительно разбирается.

Келеф от подобных слов начинал закипать. Вмиг все мысли о том, что все это было частью большого плана улетучились, осталась лишь сиюминутная злость и желание доказать, что он тоже чего-то стоил. Фрида первой заметила, как набухли вены на его руках, и хотела было встать чтобы остановить его, но не успела. Юноша громко воскликнул:

— Их можно превзойти!

В обеденном зале повисла тишина. Фрида, нахмурившись, молча ругала себя за то, что притащила его в этот дом. Слишком вспыльчивым и наглым был юнец, слишком сложно было его контролировать. Даже угроза остаться евнухом не была для него достаточным аргументом, чтобы он наконец заткнул свою пасть.

— Инженерия. Можно сделать оружие, которого у них нет.

— О-о-о… — протянула Цара, мать семейства. — Несите еще кувшин, сейчас начнется…

— Видимо, Фрида притащила в мой дом не только “гениального” политика, но еще и великого ремесленника, — Карамах все так же не выражал эмоций, лишь незначительно менялась интонация его голоса. — И что же ты предлагаешь, Собака?

— Я могу… — он хотел было ответить, но краем глаза успел заметить, как Фрида пристально смотрит на него, широко раскрыв серые глаза.

Ее губы едва заметно шевелились, нашептывая заклинание. Вторая пара рук под темным одеянием складывалась в сигилы, пальцы скручивались и образовывали одну за другой фигуры. Вмиг юношу поразила резкая, острая боль в животе, мешающая произнести хоть слово, а взгляд колдуньи, впившийся в него, обжигал, как раскаленные угли.

— Я… — тяжело вздохнул он, пытаясь взять себя в руки. — Простите меня, мой господин.

Карамах тихо вздохнул.

— Вернемся к еде.