Каро не говорит, только трясется всем телом, пока мы не сажаем ее обратно в поезд.
Ее купе крошечное, не то что номер люкс, как у меня и Рори. Здесь недостаточно места, чтобы поставить банкетку, стол и кровать одновременно. Поэтому двое проводников приступают к процессу, который обычно проводится во время ужина: превращению банкетки в кровать. Я остаюсь с Каро, а Рори идет за доктором. Как только кровать установлена, Каро закутывается в широкий темно-синий халат из жаккардовой ткани с тиснением от «Восточного экспресса». Она натягивает капюшон на голову, теперь она похожа на члена одного из элитных университетских тайных обществ. Затем забирается на кровать, сворачивается калачиком и поворачивается лицом к окну.
Появляется доктор, и мы с Рори теснимся, чтобы ему было удобнее. Доктор просит Каро снять капюшон, затем засовывает свой стетоскоп под халат. Наконец он заявляет, что с ней все в порядке, fisicamente.
– Физически, – переводит Габриэле из коридора, так как втиснуться в купе нет возможности. Он только что пришел, полагаю, его вызвала Рори. Или же Джиневра снимает нас скрытой камерой. Меня бы это не удивило, учитывая, что Рори вкратце рассказала мне в такси.
О ящике, полном информации о нашем детстве. Это странно.
Более того. Жутковато.
– Это, без сомнения, была паническая атака. Ее следует в дальнейшем показать, – врач указывает на свою голову, – психотерапевту.
– Нет! – Это первое слово Каро с тех пор, как мы с Рори помогли ей спуститься с арки, с головокружительной высоты над площадью Пьяцца. – Никакого психотерапевта. Нет. Я в порядке. Я не пыталась… что-то с собой сделать! Мне просто нужно было побыть одной. Я не могла дышать в толпе, было жарко. Это действительно была паническая атака. Пожалуйста, не стоит придавать большого значения. Вы все можете оставить меня в покое. Мне просто нужно немного отдохнуть.
– Но, Каро. – Рори садится на кровать. Боже, Рори – лучшая. Все еще такая заботливая, подавила свой гнев – вполне законный гнев. – Ты была так близка к краю. Ты почти…
– Я в порядке. Честно. Я устала, и мне просто было жарко… мне нужно было побыть одной. Там было чересчур много людей, и я почувствовала… Я… Мне нужно, чтобы вы все ушли. Пожалуйста… позвольте мне закрыть глаза и попытаться уснуть.
Я смотрю на Рори и качаю головой. Каро не в порядке, что бы она ни говорила. Она почти…
Она чуть не прыгнула, вот что я хочу сказать. Но это довольно очевидно и без моих слов.
– Каро, почему бы тебе не отдохнуть в моем купе? – предлагает Рори. – Оно больше, тебе будет удобнее…
– И тогда ты сможешь следить за мной? – усмехается Каро. – Я в порядке. Правда. – Она смеется, но не своим обычным пронзительным, неловким смехом, а низким и горьким. – Я не собираюсь опускать шторы и кончать с собой, если ты об этом думаешь.
Я хмурюсь.
– Боже упаси.
– Каро, мы просто беспокоимся о тебе, – говорит Рори.
– Да? – спрашивает Каро, и в ее голосе звучит нескрываемое сомнение. – Разве тебе или всем вам не было бы лучше, если бы меня здесь не было?
– Каро! – восклицаю я. – Это нелепо. Ты ведешь себя как ненормальная. Правда. Я понимаю, что ты… – я подыскиваю подходящее слово, – злишься на себя за то, что… переспала с Нейтом, но ты перегибаешь палку. Важно то, что ты была честна.
– В самом деле? Вы все довольны, что я была честна? Правда ли, что честность – лучшая политика? – Ее голос звучит так странно, так растерянно. – Действительно? Я хочу знать.
– Послушай, Каро, я не могу лгать, утверждая, что не расстроена тем, что узнала, – произносит Рори. – И… ты знаешь…
Тишина. Каро знает что?
– Но сейчас у меня происходит столько всего, что не имеет к тебе никакого отношения, – продолжает Рори. – Я… пожалуйста…
– Ты прощаешь меня? – Каро спрашивает почти отчаянно, ее голос приглушен подушкой, в которую она уткнулась лицом.
Рори беспомощно смотрит на меня. Я пожимаю плечами. Я понятия не имею, что здесь правильно. Честность и ложь кажутся почти равнозначными – и совершенно не имеют отношения к делу.
– Мы прощаем тебя, – наконец говорю я. – Конечно, прощаем. Ты наша семья, Каро.
Она не отвечает, только хмыкает.
– Послушай, мы сейчас уйдем, но я скоро вернусь, чтобы проведать тебя, – обещает Рори. – Макс располагается по соседству, а я за углом. Позвони мне! Или… – Ее глаза в отчаянии озираются по сторонам, останавливаясь на свистке, лежащем на столе. – Если что-нибудь… если ты…
– Если у меня возникнет хоть одна мрачная мысль, я закричу. – Я не вижу лица Каро, но знаю, что она улыбается. Я могу в точности представить ее – и эту прекрасную улыбку, – и этот образ поражает меня с такой силой, словно холодный воздух обдувает чувствительные зубы.
– Ладно, – с сомнением произносит Рори. А потом мы уходим.
– Что там произошло? – интересуется Рори, когда мы оказываемся в моем купе. – Я имею в виду в Колизее?
Я наливаю водку в рюмку из муранского стекла, украшенную в стиле ар-деко янтарем и темно-синими геометрическими узорами, и кладу несколько кубиков льда из ведерка.
– Присоединишься ко мне?
Рори качает головой. Потом говорит:
– О, да черт с ним!
– Двойной, – говорю я, готовя напиток и передавая ей. – То, что доктор прописал. – Я чокаюсь с ней. – Tvayo zdarovye.
– Tvayo zdarovye. – Мы залпом выпиваем и одновременно шумно выдыхаем. Я разминаю шею. Что за день! Что за гребаный день! Что за поездка!
– Что там случилось? – снова спрашивает Рори.
Я сажусь на кровать, закидываю руки за голову, сцепив в замок. Раздается приятный щелчок и все – облегчение мимолетно.
– Я, честно говоря, не знаю, Рор. У нас был гид…
– А где был Нейт? А Габриэль и Кьяра? Разве они не должны были тоже участвовать в экскурсии?
Я пожимаю плечами.
– Габриэль и его дочь были в самом начале. Но у Габриэля были дела, которые требовали его присутствия. Мы договорились встретиться в поезде. А Нейт вообще к нам не присоединился. Понятия не имею, куда он поехал. Мне было все равно. Понимаешь?
Она глубоко выдыхает.
– Хорошо, так где же был гид, когда я вас нашла? И как вы добрались до той части, которая была полностью огорожена?
– Мы поднялись с экскурсоводом, ну, на самый верх, и она рассказывала о… о, да… она рассказывала нам обо всех отверстиях на арене…
– Отверстиях?
– Да. Их видно повсюду. Очевидно, они использовали железные штыри, чтобы скреплять камни, я имею в виду тогдашнего императора…
– Веспасиана.
Я улыбаюсь. Рори такая умная. Возможно, из нас двоих я получил большее признание, но моя сестра превосходит меня во многом другом. Она запоминает невероятный объем информации, умеет задавать самые умные вопросы, подмечать мельчайшие факты. Владеет скорочтением. Телестудии не следовало ее увольнять из-за глупой ошибки. Что за идиоты!
– В любом случае, в последующие годы железа стало не хватать, и римляне растащили его.
– Поняла. Так что же…
– Так вот, не знаю, в какой-то момент я понял, что Каро исчезла. Отстала. И я велел гиду оставаться на месте, а сам отправился на ее поиски, и потом… не знаю, возможно, так же как ты заметила нас, я увидел ее, и это выглядело… это выглядело…
– Будто она собиралась прыгнуть, – тихо говорит Рори.
– Не знаю. Я действительно не понимаю. Может быть, это была просто паническая атака, как она и сказала. – У меня сводит живот, и неприятное чувство возвращается.
– Ты беспокоился, что это может быть… что она может думать о том, чтобы… причинить себе вред? – Сестра дрожит. – Ты это почувствовал?
– Да. Думаю, да. Я бросился к ней, толком не зная, что именно делать. Я пожалел, что не прочитал больше о подобных ситуациях. У нас на работе был тренинг. Я вспомнил, что они говорили, что вмешаться это всегда лучший выбор, даже если вы боитесь, что все станет только хуже. Я подошел к ней поближе, но она велела мне уйти. Говорила, что нам всем будет лучше, если ее не станет, что она больше не хочет оставаться рядом и разрушать наши жизни.
– Она так сказала? – Рори трет глаза. – Господи!
Я киваю.
– И я пытался ее образумить. Боже, Рор, мы были так высоко. Она могла бы…
– Она не могла. – Судя по голосу Рори, ей нужно убедить себя не меньше, чем меня.
– Да, она этого не сделала. Но, Рор, я боюсь, что с ней не все в порядке. Я действительно боюсь.
Рори глубоко вздыхает.
– Я тоже. Я никогда не видела ее такой. Это просто безумие. Каро всегда была…
– Полна жизни.
– Более того. Стойкая. Твердая. В чем-то похожая на папу.
Я впервые в жизни осознаю сходство между ними. И он, и она небрежны в финансовом плане, но Рори права. В них есть что-то земное, надежное.
Я пожимаю плечами.
– Никто не застрахован от проблем с психическим здоровьем.
Рори кивает.
– Завтра мы будем в Позитано. Нам нужно оказать ей реальную помощь. И вчерашний вечер, вероятно, был худшим из возможных. Ей пришлось рассказать нам о Дубае. Я имею в виду, это было… Я не могу поверить, что она это сделала, но это доказывает, в каком ужасном состоянии она находилась. Хотя я до сих пор не совсем понимаю почему. Мне нужно докопаться до сути. Как бы сильно я ни злилась, Каро все-таки любит нас. Я знаю, что любит.
Я киваю, прикусывая губу.
– Мы ее семья.
– Мы единственные, кто у нее есть. Может, я не была… Может, мне следовало быть…
– Ты не должна себя винить, Рор. С Каро все в порядке. У тебя были причины для ярости.
– Тем не менее, семья должна быть рядом безоговорочно.
– Преданность – это все, – говорим мы хором.
– Но я не думаю, что папа предполагал, что кто-то из членов семьи переспит с чьим-то бывшим. – Я сухо смеюсь.
– Он не просто мой бывший, – говорит Рори с выражением боли на лице.
– Я знаю. Конечно, Нейт нечто большее. Он действительно сожалеет, что расстался с тобой. По крайней мере, в этом я ему верю. – Я ловлю себя на том, что хмурюсь. – Несмотря на то, что он полный придурок.
Я на мгновение задумываюсь, будет ли Рори после этой поездки по-прежнему думать о том, чтобы вернуться к Нейту. Раньше я бы сказал «нет», потому что некоторые вещи непростительны, но наша странная поездка изменила мое отношение к этому, заставляя меня задуматься, не расширились ли границы дозволенного, не стали ли мы задумываться о вещах, о которых и помыслить не могли.
– Еще… – Рори замолкает. На ее лице появляется странное выражение, затем оно исчезает.
– Что?
– Я не знаю. Это все слишком. Макс, как ты думаешь, почему Джиневра собрала столько информации про нас?
– Потому что она планирует что-то зловещее? – Я усмехаюсь. – Сегодня вечером, когда мы будем спать, она выскочит из темноты с ножом, как Чаки?
Рори хмурится.
– Я серьезно.
– Я тоже говорю серьезно. – Я качаю головой. – Это сумасшедшая поездка. И с каждой минутой становится все более безумной. Честно говоря, я понятия не имею, почему у твоей писательницы, с которой я никогда не встречался, в ящике стола лежат награды с научных выставок, которые я получил, когда мне было одиннадцать.
– Красавица и уродина. Сестры. – Рори барабанит пальцами по столу. – Это как-то связано. Просто пока мне многое не ясно. Не могу сообразить, какая между всем этим связь.
Я качаю головой. Рори уже выдвигала свою теорию, но я не слишком ее понимаю и не очень помню папины детские сказки.
– Мне нужно пойти уставиться в стену, – говорит Рори. – И помедитировать.
– Давай. Мне кажется, это хорошая идея. Ты действительно придерживаешься нового распорядка?
Рори краснеет.
– Я пытаюсь. Это как…
– Я знаю. Дзен. Смотреть на деревья на ветру.
Она тычет меня в бок.
– Тебе не кажется, что я менее напряжена, чем обычно?
Я смеюсь.
– Ты все еще довольно напряженная!
– Ну да, – смеется она, – справедливо. Послушай, ты не мог бы…
– Конечно. – Я допиваю остатки водки. – Пойду проверю, как там Каро.
– Спасибо. Мы нужны ей прямо сейчас. Просто… У меня столько всего в голове… и я хочу позвонить папе.
– Ясно. Передавай ему привет. С Каро все будет в порядке. Не волнуйся. Это была насыщенная поездка для всех нас. Я действительно не думаю, что она бы…
– Нет, я тоже так не думаю. – Несколько мгновений мы сидим в тишине. Затем Рори протягивает руку, чтобы сжать мою. – Ну и отпуск, а?
– Тот еще отпуск, да! Тебе не кажется, что, учитывая количество потраченных долларов, нам должно быть более…
– Просторно? – предполагает Рори.
Я улыбаюсь.
– Бинго. Меня уже тошнит от того, что каждый раз, открывая дверь, я натыкаюсь на этого старого, капризного мужика.
Рори смеется.
– Что, не хочешь, чтобы тебе в лицо снова полетел пепел?
Я тоже смеюсь и одновременно ежусь.
– Пожалуйста, нет. И калифорнийцев не надо. Они такие активные, со всей их терапией… – Мы с Рори обмениваемся озорными взглядами. И оба в унисон восклицаем:
– За Айру! – и потрясаем воображаемыми туристическими палками в воздухе.
– Это никогда не надоест, – говорит Рори.
– Никогда.
Рори сжимает мою руку.
– Что бы я без тебя делала? Я безумно рада, что ты здесь, Макси.
– Один за всех и все за одного. И даже больше, потому что я должен прикрывать твою спину и папину тоже.
– Люблю тебя, СБ. – Рори подходит, чтобы обнять меня.
– Люблю тебя, МС, – Я притягиваю ее ближе. Считается, что мужчины не любят обниматься, но мне всегда нравилось. Я тонул в папиных объятиях, в объятиях Рори и Каро. Я не всегда чувствовал себя привлекательным. Скорее странным. Но во мне так много любви, так много ее рвется наружу. Я не похож на обычного жителя пригорода Мичигана, с респектабельной работой, который женился в двадцать шесть, приобрел первый дом в двадцать восемь и к настоящему времени завел двух детей. Нет, я добился успеха, проложив свой собственный путь.
Рори остается в моих объятиях – впервые я задаюсь вопросом, нравится ли ей это так же, как мне, или наши долгие объятия – это потому, что она знает, что они мне нужны. Волосы моей сестры мягкие, как обычно, распушившиеся от влажности, источают пряный аромат. Кажется, он витает в воздухе «Восточного экспресса», исходя от шампуней и мыла, идеально разложенных в наших купе. Я всегда забываю, какая у меня миниатюрная сестра. Это обманчивое ощущение, потому что она сильнее меня. И, возможно, когда-то она была храбрее, но сейчас я тоже храбрый. Отважный. Держу марку фамилии Аронов. Я надеюсь – я знаю, – что именно это сказал бы папа, если бы он все еще был способен полноценно выражать свои мысли.
Мое сердце учащенно бьется, когда сестра высвобождается из моих объятий, и я наблюдаю, как ее хрупкая фигурка выскальзывает за дверь.