Грушенька и сын шейха

Глава 32. Девственность

Аграфена

Страшно. Господи, как же мне страшно.

Но этот страх только усиливает возбуждение. Мое тело сплошной напряженный пульсирующий сгусток. Кажется, еще немного и я просто грохнусь в обморок.

Глеб сбрасывает пиджак на кресло, стягивает галстук, тянет меня в объятия и спускает руки на ягодицы. От этого интимного жеста кружится голова, и я обессиленно роняю ее на грудь Князева.

Его запах забивает ноздри, и меня просто штормит.

— Хочешь есть, мышка? — интимно негромко интересуется Глеб.

Не верю, что сейчас он может о таком спрашивать. Просто немыслимо. Как он себе вообще такое представляет? Оторвет меня от себя и посадит за стол? Может быть, он сам голоден?

— Я не хочу, а ты? — льну к нему всем телом.

— Я бы не отказался от десерта.

Не успеваю пикнуть, как взмываю в воздух. Князев на руках заносит меня в спальню и сгружает на кровать. Завороженно смотрю, как мужчина расстегивает рубашку, постепенно открывая свою рельефную грудь.

— Сними платье, мышка, — хрипло требует Глеб.

Князев просит этого, как чего-то само собой разумеющегося. А у меня от этого приказа огонь проносится по венам.

Скрещиваю на подоле дрожащие руки, тяну его вверх, закрывая горящее лицо. За этой временной преградой глубоко вдыхаю и, резко срывая через голову платье, отбрасываю его в сторону.

На Князева не смотрю, отвожу взгляд в сторону. Хочется закрыться руками, но это глупо, я сама приехала сюда заниматься сексом.

— Теперь бюстгалтер, — сипит мужчина.

Господи, когда же закончится эта пытка стыдом. Завожу ладони за спину и открываю застежку. Стягиваю по рукам лямки и бросаю лифчик к платью.

Вздрагиваю, когда чувствую пальцы на своих сосках. Судорожно вздыхаю.

— Ты очень красивая, мышка, — возбужденно сообщает Князев, опрокидывая меня на подушки и накрывая меня собой.

Задыхаюсь от чувства переполненности. Воспаленная кожа горит под губами Глеба. Они везде, и это настоящая пытка. Мое пульсирующее тело томится под этими ласками. Мечусь под Князевым, стискивая его руками.

— Моя самая сладкая девочка, — шепчет Глеб, и я готова застонать.

В следующий миг мои ноги уже на его плечах, а язык гуляет в самом сокровенном месте. Я стискиваю простынь напряженными руками. Пальчики на ногах подгибаются. Выгибаюсь дугой и изнываю.

Когда же это все прекратится?

Мой мир взрывается несколько раз. Внутри все сжимается в сладких спазмах. Приходит успокоение, и я обмякаю. Сознание отключается.

Отдаленно слышу шелест фольги и с трудом открываю глаза. Отстраненно наблюдаю, как Князев раскатывает презерватив по члену. Накрывает меня собой и покрывает поцелуями лицо.

Я же должна его предупредить?

— Глеб, я девственница.

Слышу сдавленный стон и ругательства.

— Жестокая мышка. О таком говорят заранее, — его лоб падает во впадину между моих грудей, запускаю в черные волосы пальцы и судорожно пытаюсь понять, что значат его слова.

Через напряженную вечность Князев облизывает мои соски и скатывается на спину. Растерянно рассматриваю его эрекцию.

— Я не могу этого сделать, Груша. Это слишком серьезно. Я не готов.

Он резко встает и идет в сторону ванной. А я даже не успеваю сказать, что не хочу, чтобы это был кто-нибудь другой.

И никто другой не смог бы меня унизить так оглушительно. Натягиваю одеяло на голову и сворачиваюсь калачиком. Пытаюсь осмыслить тот факт, что Князев отверг меня после того, как подарил первый оргазм в моей жизни.

Слышу, как Глеб выходит из душа и выглядываю из-под одеяла. Князев в банном халате собирает свои вещи с пола.

— Уже поздно, спи здесь, я лягу на диване, — ловит мой взгляд сквозь щель в одеяле, — я не могу этого сделать, Груша. Я не способен к семейной жизни. Совсем.

— Я и не прошу этого. Мне это не нужно, — зло откидываю одеяло и смотрю на него с вызовом.

Взглядом проходится по моему оголенному телу.

— Нет, тебе нужно именно это. Иначе ты не была бы девственницей в двадцать три года. Прости, я больше не могу на тебя смотреть, это слишком тяжело. Спокойной ночи!

Лежу и пялюсь в потолок. Не могу поверить в произошедшее. Я никогда в жизни никого больше не захочу. До конца своих дней останусь синим чулком. Буду издалека смотреть, как Князев кадрит всяких Оль, у которых нет столь ужасного недостатка как девственная плева.

Я представляю свою одинокую старость, и мне становится себя очень жалко. Слезы текут по лицу. Вытираю их тыльной стороной ладони и всхлипываю. Как я могла влюбиться в этого безжалостного монстра!

Нарыдавшись, проваливаюсь в тревожный сон.

Мне сто лет, я живу в старой хрущевке вместе с пятью кошками, так и не познав радости близости с мужчиной. Ко мне приходит Князев и просит открыть ему три карты, чтобы он мог жениться.