Грушенька и сын шейха

Глава 65. Танец живота

Аграфена

Пояс с монетками закреплен на талии. На маке проигрываются восточные мотивы. Расслабленный Князев щурит глаза. Развалился на диване, как тот шейх.

Резкий взмах бедром, и монетки задорно звенят. Чувствую себя одалиской в гареме. Я должна быть сейчас самой горячей, или шейх предпочтет другую. Руки как змеи, томность во взгляде. Я уже не я, меня ведет танец. Вхожу в раж, бедра разгоняются все больше, и вот я уже трясу животом.

Глаза Глеба горят каким-то новым пламенем, и я становлюсь еще смелее. Подхожу к дивану, забираюсь на колени. Дразню грудью, как та цыганка.

Руки Князева лезут под юбку, по-хозяйски сминают мои ягодицы.

— Ты не мышка, ты просто ведьма, — шепчет в горячке и впивается в губы.

Отталкиваю его плечи, Князев впечатывается в спинку дивана. Моя рука забирается в брюки мужчины. Выпускаю на волю подрагивающую твердь. Из мака льется очередная композиция. Сдвигаю в сторону ткань трусиков, седлаю Князева, как дикого жеребца. Продолжаю танцевать на его члене. Да, я ведьма. Очень прекрасная и немного отчаянная. Каждого могу свести с ума.

Князев рычит. Подхватывает меня под бедра и несет в кровать. Обвиваю его шею и больше не танцую. Просто умираю от чувств на грани.

— Глеб, я так тебя люблю, — шепчу я.

Мужчина сгружает меня на матрас. Сдирает трусики и накрывает собой. Берет резко и мощно, даже одержимо, а я пытаюсь вжаться, слиться, раствориться. Взрываемся одновременно и тонем в неге.

— Что ты там болтала, повтори, Груша, — Князев заглядывает мне в глаза. Очень серьезный и даже напряженный.

— Ничего, тебе показалось, — отвожу глаза и прикусываю губу, — во время секса ничего не считается.

— Ну-ну, мышка, — резко падает на спину и сгребает меня к себе на грудь, — можешь не повторять, я и так все слышал. Ты мне тоже очень сильно нравишься.

Нежно целует. И вроде все хорошо. Но человек очень жадное создание. Чем больше получаем, тем больше хочется. И мне сейчас мало этого «сильно нравишься». Я же ведьма, хочу одержимости.

Глеб Князев

— Ладно, мышка, так уж и быть, я разрешаю тебе ходить на занятия в фитнес, — расстегиваю бюстгалтер спереди и освобождаю идеальные полушария. Сжираю их глазами.

— Какая небывалая щедрость, — усмехается Груша, — спасибо, господин.

— Пожалуйста. У тебя очень красивая грудь, — обвожу сосок по кругу и смотрю, как он твердеет, энергично бью горошину языком, — ты знаешь об этом?

— Нет, — мышка судорожно втягивает воздух.

— Конечно, не знаешь. Кто еще тебе скажет об этом, кроме твоего мужчины, — уделяю внимание другому соску, — у тебя красивая грудь, шикарная задница, великолепные ноги. Ты идеальна.

— Ну, должен же быть у меня какой-то изъян, — Груша иронично вскидывает бровь.

— Куда же без изъяна. Ты блондинка, — уворачиваюсь от разящего кулака, — эй, нужно поспокойнее воспринимать объективную реальность.

— Ты невыносим, Князев, — девушка демонстративно закатывает глаза.

— Вообще-то я мечта любой девушки, — пользуясь случаем, целую подставленную шею, — ты уже забыла?

— Да, только не тогда, когда бываешь невыносим, — Груша откидывает голову, делая доступ еще удобнее, — почему ты меня дразнишь?

— Потому что ты прекрасна в гневе.

— Почему ты любишь брюнеток? — совершенно серьезно спрашивает Груша.

Падаю на спину и смотрю в потолок.

— Не знаю, — чуть пожимаю плечом, — наверное, это родом из детства. В Саудовской Аравии с блондинками все плохо. Я влюблялся исключительно в брюнеток. Кстати, хотел жениться на исполнительнице танца живота.

— Серьезно? — Груша заливается серебряным смехом. Смотрю на нее и тоже улыбаюсь.

— Да. Но папа сказал, что они годятся только в наложницы.

— Серьезно? — переспрашивает девушка, оборвав смех. — Я тоже гожусь только в наложницы?

— Прекрати, мышка. Тут вообще нет такого понятия. У отца был гарем в оазисе, а ты у меня единственная девушка.

— Бедный Глеб. Как тебе трудно живется, — Ракитина треплет меня за щеку.

— Язва, — рычу я и переворачиваю Грушу на живот. Тяну за бедра вверх и ставлю на четвереньки. Надавливаю между лопаток, чтобы прогнула спину.

— Хочешь, я перекрашу волосы? — бормочет Груша куда-то в подушку.

— Нет, — расталкиваю ее ноги коленом в стороны и медленно заполняю собой лоно, — даже не думай, ни в коем случае.

В ответ слышу лишь удовлетворенный стон.