Грушенька и сын шейха

Глава 62. Достижения

Аграфена

— Даже боюсь представить, что ты имеешь в виду, Боря, — вопросительно смотрю на коллегу.

— Ничего плохого, — усмехается Рогов, — просто пытаюсь быть объективным. Реальность христианского средневековья была такова, что балом правило мракобесие. Иудаизм крайне нетерпимая религия. Эту свою нетерпимость он передал и отпочковавшимся течениям — христианству и исламу. Древняя Иудея была клерикальным государством, столь же клерикальной стала и христианская Европа. Все научно-философские достижения античного мира оказались под запретом. Различными изысканиями заниматься было просто опасно. В любой момент любой ученый мог отправиться на костер.

— Ну и какими такими изысканиями занимались тайные общества? — уточняю я.

— Можно вернуться к нашим тамплиерам, — начинает рассказ Боря, — сговорившиеся против них французский король и папа требовали от других стран тоже провести судебные процессы. Но Португалии было совершенно невыгодно избавляться от ордена. У них на повестке стояла борьба с арапскими захватчиками, так называемая Реконкиста. Тамплиеры были там нужны. В итоге в Португалии рыцарей переименовали в «Орден Христа». Основной базой стал большой тамплиерский замок в Томаре. В этой стране под новым названием тамплиеры сохранили все свои владения.

— И какой же наукой они занимались? — интересуюсь я у Рогова.

— После окончания Реконкисты тамплиеры озаботились новыми торговыми путями. Португалия находилась на краю света. Времена, когда орден контролировал все пути Европы, прошли. Требовалось новые маршруты. И ресурсы тамплиеров были потрачены на организацию морских экспедиций. Они собрали опытных картографов и штурманов, разработали новый тип кораблей, пригодных для океанических путешествий. Открыли навигационную школу, в которой впоследствии обучались Христофор Колумб, Магеллан, Васко да Гама.

— То есть тамплиерам мы обязаны эпохой великих географических открытий? — уточняю я.

— Определенно, — подтверждает Боря, — кстати, томарские тамплиеры очень активно общались с еврейской общиной Португалии. Что очень логично — гонимые меньшинства легко находят общий язык. Поэтому совершенно неудивительно, что орден розенкрейцеров, в создании которого, по всей видимости, поучаствовали тамплиеры, берет на вооружение каббалу. Она становится одним из основных инструментов в новом секретном обществе наряду с алхимией.

— Алхимия такое же мракобесие, — замечает Роман.

— Ну не знаю. Говорят, золото из олова они реально получали. Правда, по оставленным рецептам чуда воспроизвести никто не смог. Но алхимики проделали большую работу. Описали многие вещества и элементы. В итоге, из алхимии родилась химия, из астрологии астрономия, из каббалы математика. Также у розенкрейцеров были успехи в медицине. А наше все, Уильям Шекспир, не был автором приписываемого творчества. Практически доказано, что его пьесы написаны членом ордена розенкрейцеров Фрэнсисом Бэконом. Есть мнение, что в своих произведениях он зашифровал положения учения ордена.

— Ну да, можно признать, что научный вклад внесли, — неохотно признаю я.

— Но и неоднозначные достижения есть тоже. Как я уже говорил, розенкрейцеры ставили политические цели. Реформация и создание протестантизма можно смело отнести на их счет. Трудно сказать, хорошо это было или плохо, но протестантизм уже не чистое христианство. Скорее сильная помесь с иудаизмом. Но у розенкрейцеров были моральные догмы. Тайные знания общества нельзя было использовать для достижения власти. Думаю, поэтому в какой-то момент орден переродился в общество иллюминатов, которое ставило более экстремистские цели. На данный момент там звучат призывы к новому мировому порядку, мировому правительству и все такое. Соответственно и вклад в науку специфический — иллюминаты научились хорошо промывать мозги и воздействовать на массовое сознание. Ну и про микробиологию не будем забывать.

— Народ, давайте заканчивать с вашими масонами, — вклинивается Петя.

— Масоны и иллюминаты — разные организации. Хотя одни и те же люди часто состоят в обоих орденах, — поправляет Рогов.

— Ой, все, — отмахивается Волков, — пора баню топить. Борь, поможешь мне?

— Только мальчики отдельно, девочки отдельно, — встревоженно предлагает Глеб.

— Думаешь, Глебчик? — Петя насмешливо вздергивает бровь.

— Парилка маленькая, все не влезут, — нехотя оправдывается Князев.

— Правда, бро? — ухмыляется Волков. — Груша, скажи честно, этот мужчина с мелкособственническими инстинктами еще не пытался облачить тебя в чадру?

Кошусь на своего великого собственника. Разделяю веселье Пети, но не могу играть против своего мужчины.

— Я вообще-то тоже поддерживаю предложение Глеба, — смущенно заявляю я.

— Ладно, я понял, у вас полное взаимопонимание, — хмыкает Волков, — пошли, Борь.

Играем в крокодила, пока топится баня. Потом девушек отправляют в парилку, потому что мужчины решили, что нам нужен щадящий температурный режим.

Когда возвращаемся, Петя вручает мне комплект свежего белья и показывает спальню. Мы рано встали. Я распаренная. Застилаю кровать и, рухнув в постель, моментально засыпаю.

Мне снится море. Я лежу ногами в воде. Ласковые воды накатывают волнами и покрывают мой живот. Потом приходит девятый вал и разливается теплом по телу.

Открываю глаза и чувствую язык у себя между ног. Именно там источник разливающейся неги. Прижимаю голову Князева теснее и не могу сдержать жаркого признания.

— Глеб, ты мечта каждой девушки. Самый лучший мужчина в мире.

— Какая благодарная девочка, — шепчет Князев, накрывая меня собою.

Его губы накрывают мои. Член раздвигает мои стеночки. Толкаюсь навстречу. Хочу глубже. Сама нанизываюсь до упора. Так сладко чувствовать его внутри.

Мое желание зажигает Глеба. Его толчки все неистовее. Мой собственник такой горячий, что я не могу сдержать стонов. Князев закрывает мне рот ладонью, и это возбуждает еще больше. Девятый вал все ближе. И вот я уже кричу в его руку. Глеб кончает сразу за мной.

Лежу на мощной груди и наматываю на палец черные колечки.

— Я так редко вижу тебя спящим. Мне кажется, тебе тоже нужно вздремнуть, — предлагаю я Глебу.

— Это ты мышка Соня, — Князев проводит рукой по моим волосам, — мне нравится смотреть, как ты спишь. Лицо расслабляется и светится. Ты очень красивая и похожа на ангела. Во мне постоянно борются два желания — хочу смотреть на тебя вечно и хочу разбудить тебя, чтобы слиться с божественным.

— Ты поэт, Глеб, — шепчу я.

— К сожалению, нет. Я очень прагматичен. Но рядом с тобой мне хочется быть поэтом. Это новое ощущение. Оно слегка пугает.

Вздрагиваем, когда слышим стук в дверь.