Холли

2 июля 2021 года

Бонни просыпается, испытывая жажду и легкую головную боль, но ничего похожего на симптомы похмелья, которое почувствовали Хорхе Кастро и Кэри Дресслер после пробуждения. Для них Родди использовал инъекцию кетамина, но перешел на валиум для Эллен и Пита. Дело не в том, что они страдали по утрам, это его вообще не волновало, а в том, что посмертные образцы показали зарождающиеся повреждения клеточной структуры в грудной клетке и лимфатических узлах Кастро и Дресслера. Слава Богу, это не затронуло их печени, печень является центром регенерации, но поврежденные лимфатические узлы всё равно вызывали беспокойство. Повреждение клеток в них может привести к загрязнению жира, который он использует для своих артритных рук, а Эмили — для левой ягодицы и ноги, чтобы успокоить седалищный нерв.

Можно найти множество применений мозгу скота Харрисов, а также таким органам, как сердце и почки, но самое главное — это печень, поскольку именно потребление человеческой печени сохраняет жизненные силы и продлевает жизнь. Конечно, человеческая печень для этого должна полностью пробудиться, и это пробуждение вызывает телячья печень. Человеческая печень, безусловно, была бы еще эффективнее, но для этого пришлось бы каждый раз похищать двух человек: одного для донорства печени, а другого, чтобы накормить ею перед забоем, и Харрисы решили, что это слишком опасно. Очень хорошо подходит телячья печень, которая на клеточном уровне близка к человеческой. Свиная печень еще ближе, ДНК практически неотличима, но в случае со свиной есть опасность заражения прионами. Риск ничтожен, но ни Родни, ни Эмили не хотят умирать с прионами, разъедающими дыры в их ценных мозгах.

Бонни ничего этого не знает. Она знает только, что ей хочется пить, и у нее болит голова. Еще одна вещь, которую она знает наверняка: она — заключенная. Клетка, в которой она находится, судя по всему, расположена в конце чьего-то подвала. Ей трудно поверить, что она находится под аккуратным викторианским домом профессоров Харрисов, но еще труднее не поверить в это. Подвал большой, освещенный люминесцентными лампами, свет которых был приглушен до успокаивающего желтого свечения. Пространство перед клеткой — голый, чистый бетон. За ним лестница, а за ней мастерская, в которой стоят станки, названий которых она не знает, но, кажется, совершенно очевидно, что это электроинструменты для резки и шлифовки. Самый крупный предмет в дальней части комнаты — металлический ящик со шлангом, уходящий в стену рядом с небольшой дверью. Она предполагает, что это система отопления и кондиционирования воздуха

Бонни садится и массирует виски, пытаясь унять головную боль. Что-то падает на матрас, на котором она проснулась. Это одна из её сережек. Другой, похоже, уже нет, вероятно, ее сорвали или оторвали во время борьбы. А борьба была. Она смутно помнит, как шла вдоль фасада заброшенного здания, шатаясь и отчаянно пытаясь удержать сознание, чтобы убежать, но Родни схватил ее и потянул обратно.

Она смотрит на маленький золотой треугольник — конечно, не настоящее золото, но симпатичная вещица — и запихивает его под матрас. Отчасти потому, что одна серьга ничего не стоит, если только ты не пират или гей, пытающийся выглядеть элегантно в баре для одиноких, но также и потому, что три угла острые. Это может пригодиться.

В углу клетки стоит портативный туалет "Порта-Джон", и, как Хорхе Кастро, Кэри Дресслер и Эллен Краслоу до нее (возможно, не так, как Стинки Стайнман), она знает, что это значит: кто-то намерен продержать ее здесь некоторое время. Ей всё еще трудно поверить, что этот кто-то — профессор Родни Харрис, ушедший на пенсию биолог и диетолог. Легче поверить, что Эмили — его сообщница... или, что более вероятно, он — ее. Потому что Эмили — "альфа-самка" в их отношениях, и хотя Эм постаралась сделать из Бонни коллегу, если не подругу, Бонни никогда не доверяла ей полностью. Даже в то короткое время работы с ней она старалась делать всё правильно, потому что поняла: Эмили — не та женщина, с которой стоит ссориться.

Бонни осматривает решетку, сваренную в домашних условиях, но прочную. Там есть кнопочная панель — ее можно увидеть, прислонив лицо к прутьям, — но на ней пластиковая крышка, и ей не удается ее снять или даже ослабить. Даже если бы она смогла это сделать, угадать правильную комбинацию было бы, как угадать все номера в лотерее Пауэрбол.

Как и предыдущие обитатели этой клетки, она видит объектив камеры, пялящийся на нее, но, в отличие от своих предшественников, она не кричит в него. Она умная женщина и понимает, что в какой-то момент кто-то придет. Скорее всего, кто-то из Харрисов. И будут ли они извиняться, говоря, что произошла чудовищная ошибка? Маловероятно.

Бонни очень напугана.

У дальней стены стоит оранжевый ящик с двумя бутылками воды «Артезия». Хорхе Кастро и Кэри Дресслер получили «Дасани», но Эмили настояла на переходе на «Артезию», потому что «Дасани» принадлежит компании «Кока-Кола», а они (по ее словам) высасывают всю воду из водных источников на севере штата. «Артезия» же принадлежит местным владельцам, их поддержка делает Харрисов более политически грамотными.

Бонни открывает одну из бутылок, отпивает половину и закрывает. Затем она поднимает крышку портативного туалета и спускает штаны. Она ничего не может сделать с камерой, поэтому опускает голову и прикрывает лицо, как в детстве, когда совершала что-то непотребное, рассуждая, что если она их не видит, то и они ее не видят. Она заканчивает, пьет еще воды и садится на матрас.

Утолив жажду, она чувствует себя отдохнувшей — странно в таких обстоятельствах, но это так. Не сказать, чтобы посвежевшей, но отдохнувшей. Она пытается размышлять, почему они ее похитили, и не может далеко продвинуться. Секс казался бы самым очевидным мотивом, но они стары. Слишком стары? Может быть, и нет, но если в их возрасте речь идет о сексе, то это должно быть что-то извращенное. Что-то, что не закончится ничем хорошим.

Может, это какой-то эксперимент? Требующий "человеческих морских свинок"? Она слышала в кампусе, что у Родни Харриса не всё в порядке с головой — о его крикливых лекциях о мясе как центральном столпе питания ходят легенды, но может ли он быть действительно сумасшедшим, как безумный ученый из фильма ужасов? Если это так, то его лаборатория должна находиться в другом месте. То, на что видит, больше похоже на мастерскую, где старик-пенсионер может возиться с изготовлением книжных шкафов или скворечников. Или решеток для клеток.

Бонни размышляет о том, кто может заметить ее исчезновение. Скорее всего, ее мать, но Пенни не сразу поймет, что что-то не так; у них сейчас один из периодов охлаждения отношений. Том Хиггинс? Забудьте об этом, они уже несколько месяцев как расстались, и, кроме того, она слышала, что его нет в городе. Может быть, Кейша, но, поскольку библиотека едва работает из-за летних каникул и пандемии, Кейша может подумать, что Бонни просто взяла небольшой отпуск. Бог свидетель, у нее было полно больничных дней. Или, может быть, Кейша думает, что Бонни просто решила всё бросить и уехать из города? Бонни говорила о том, что хочет поехать на запад, возможно, в Сан-Франциско или Кармел-бай-те-Си, но это были только разговоры под настроение, и Кейша это знает.

Не так ли?

Наверху подвальной лестницы открывается дверь. Бонни подходит к прутьям клетки. Родни Харрис спускается вниз. Медленно, как будто он может сломаться. Обычно Эмили приносит поднос в первый раз, но сегодня у нее такие боли от радикулита, что она лежит в постели, застегнув на спине термобраслет. Много ли от этого толку; в лучшем случае это шарлатанское лекарство. Обезболивающие таблетки, неумолимо разрушающие синапсы мозга, еще хуже.

Родди разморозил и потушил большую часть того, что осталось от Питера Стайнмана, и смог приготовить ей своеобразную кашу из сердца и легких, посыпанную костной мукой. Это может помочь, но не сильно. Замороженная и размороженная человеческая плоть, по-видимому, малоэффективна, и Эм действительно нужна свежая печень. Но печень мальчика Стайнмана уже давно съедена. Запасы всегда заканчиваются, а польза, которую они получают от своего скота, уже не длится так долго, как раньше. Он не говорил об этом Эмили, но уверен, что она знает. Она не ученый, но и не глупа.

Он останавливается на безопасном расстоянии от клетки, опускается на одно колено и ставит поднос на пол. Когда он выпрямляется (морщась — с утра все болит), Бонни видит фиолетовый синяк на его правой скуле. Он распространился до глаза и почти до челюсти. Она всегда была уравновешенной девушкой, в основном не подверженной сильным эмоциям. Она бы сказала, что только ее мать способна по-настоящему вывести ее из себя, но вид этого синяка вызывает у нее одновременно ярость и дикую радость.

"Я тебя достала, да?" — думает она. — "Я тебя хорошо отделала".

— Почему? — спрашивает она.

Родди ничего не отвечает. Эмили сказала ему, что это самый лучший вариант, и она права. С быком в загоне не заводят разговоры. Да и зачем? Бык — это всего лишь корм.

— Что я вам сделала, профессор Харрис?

«Вообще ничего», — думает он, идя за метлой, прислоненной к лестнице.

Бонни смотрит на поднос. На боку лежит пластиковый стаканчик с коричневым конвертиком, засунутым в него; возможно, это какой-то вид быстрого завтрака. Другая вещь на подносе — кусок сырого мяса.

— Это печень?

Ответа нет.

Метла широкая, какими пользуются уборщики. Он проталкивает поднос через откидную заслонку в нижней части клетки.

— Я люблю печень, — говорит Бонни, — но с жареным луком. И я предпочитаю ее приготовленной.

Он ничего не отвечает, просто возвращается к лестнице и прислоняет к ней метлу. Он начинает подниматься.

— Профессор?

Он оборачивается и смотрит на нее, приподнимая брови.

— Неплохой фингал у вас там.

Он прикасается к нему и снова морщится. Это радует Бонни.

— Знаете что? С удовольствием бы оторвала вашу гребанную сумасшедшую башку прямо с вашей долбанной шеи.

Неповрежденная сторона его лица краснеет. Кажется, он собирается ответить, но сдерживается. Он поднимается по лестнице, и она слышит, как за ним закрывается дверь. Нет, не закрывается, а захлопывается. Это ее тоже радует.

Она достает из стакана конверт. Это Ка’Чава. Она слышала о нем, но никогда не пробовала. Наверное, попробует сейчас. Несмотря ни на что, она голодна. Безумно, но это так. Она отрывает верхнюю часть конверта, высыпает его в стакан и добавляет воды из другой бутылки. Помешивает пальцем, думая, что старый болван мог дать бы ей хотя бы ложку. Она пробует и находит его вполне вкусным.

Бонни выпивает половину, затем ставит стакан на закрытую крышку портативного туалета. Она подходит к прутьям. Безумный или нет, но старый профессор — патологический чистюля и аккуратист. На бетонном полу нет ни единого пятнышка грязи. Гаечные ключи развешаны на крючках в порядке убывания. То же самое с отвертками. И три пилы — большая, средняя и маленькая, которая, по ее мнению, называется лобзиком. Плоскогубцы... стамески... рулоны изоленты... и...

Бонни закрывает рот рукой. Она была напугана, теперь она в ужасе. То, что она видит, заставляет ее осознать реальность своего положения: ее заточили в клетку, как крысу, и если не произойдет чуда, живой ей не выбраться.

На крючке рядом с рулонами изоленты, как трофеи, висят ее велосипедный шлем и рюкзак.